Нежное дыхание смерти

Настасья Филипповна потянула носом отчетливый запах, исходивший от гостя, – запах духов, мороза и денег, и молча убралась к себе. Дверь, правда, не заперла, обеспечив свободу бесшумного передвижения по квартире.

А Даша не двинулась с места. Она молча смотрела на визитера, пока тот, несмотря на свой самоуверенный вид, не смутился.

– Что же вы, Даша, так меня никуда и не проведете? – спросил гость, неуверенно оглядываясь, и указал на дверь ее комнаты: – Ваша? Можно?

– Заходите уж. – Девушка прошла вперед, несколько стесняясь убогой обстановки.

Игорь Вадимович нерешительно покружился по комнате – от окна к двери и от двери к окну. Остановился, прислушиваясь к скрипу кровати за стеной. Даша сидела отвернув голову и разговора начинать не собиралась.

Раздался кашель – легкий, произведенный с определенной целью – обратить на себя внимание. Она обернулась к гостю. Тот вздохнул.

– Сесть позволите?

– Пожалуйста. Куда угодно.

– Так. – Он опустился на дряхлый, продавленный стул. – А курить разрешите?

– Курите. – Она махнула рукой на стол. – Вон пепельница в углу.

– А вы? – спросил мужчина, и Даша с удивлением поняла, что он робеет.

«Что с ним? Мое красивое житье так подействовало на нервы? Кури уж, зануда, говори, с чем пришел, и убирайся!»

Однако ничего подобного она не высказала вслух – мешал респектабельный вид гостя. Девушка тоже робела, хотя не желала себе признаться в этом.

А мужчина тем временем оправился от непонятного смущения и приступил к делу.

– Я, Даша, прежде всего должен попросить у вас прощения за неожиданный визит.

– Вы просто ворвались сюда. Хотя теперь уже не важно. Пришли – так говорите.

– Да, – кивнул гость и потер рукой лоб. «Да что он так переживает? – продолжала удивляться Даша. – Может, не такой уж посторонний человек Аркадию… Но почему я ввязываюсь в разные истории? Неужели из-за неизжитых провинциальных замашек? Девочка, которая всех боится обидеть невежливым отказом и которую, в свою очередь, не боится обидеть никто. А этот-то чего боится?»

И она почему-то порадовалась, что за стеной чутко слушает их разговор Настасья Филипповна, хотя знала, что та на помощь не придет ни в коем случае.

– Не знаю даже, с чего начать… – Он закурил другую сигарету. – Вы меня, наверное, начнете обвинять…

– У меня голова болит, был трудный день. Хотя вас это, разумеется, не волнует. Так что говорите все, что хотите, начинайте с чего угодно, только по сути. Потому что если вы пришли просто поболтать – я сойду с ума.

Игорь Вадимович торопливо начал:

– Я каждый год езжу в Венецию на карнавал. Провожу там десять дней… – Он говорил извиняющимся тоном, словно ему было слегка неловко перед Дашей за свое преуспевание. – Это традиция.

– Прекрасная традиция, – отозвалась она. – Я уже предвижу, что было дальше. Вы по традиции поехали на карнавал и повстречались там с Аркадием. Верно? И сразу подружились? Он отличался умением заводить знакомства. Правда, разрушал он их тоже мастерски.

– Нет, назвать нас знакомыми будет очень смело, – пожал плечами гость. – Я ведь говорю вам, все длилось каких-то пять минут… Я провел в Венеции десять дней карнавала. Шестнадцатого февраля был последний день. Вернее, уже настал вечер. В тот вечер должна была начаться церемония срывания масок. После этого следует последняя разгульная ночь, и все кончается.

– Для некоторых – трагично, – кивнула Даша. Раз уж беседы избежать не удалось, она решила повнимательнее присмотреться к гостю. Красивый очерк лица, впрочем несколько обмякший под воздействием времени, а может, образа жизни. Теплые глаза, ухоженные руки. Одет шикарно. Игорь Вадимович тем временем продолжал:

– Да… В тот вечер… Я сидел в кафе. Тоже в маске, конечно. Без маски, знаете ли, нельзя. Неприлично. Сидел и ждал, когда меня наконец обслужат. Официант куда-то запропал, впрочем, это там в порядке вещей. Это было на площади Сан-Марко.

В этот миг она уловила в его рассказе новые интонации и заставила себя прислушаться внимательнее. Теперь Игорь Вадимович говорил странным, полузадушенным и словно виноватым голосом.

– Я ждал официанта и смотрел на площадь. Зрелище, знаете ли, изумительное. Именно поэтому я каждый год… – Он сам себя оборвал. – Да что это я! Итак, я сидел и смотрел на это вавилонское столпотворение. Вокруг звучало не меньше десятка разных языков, а может – больше. Я ведь не отличу корейского от японского. У меня за время карнавала образовалась привычка – улавливать в этом разноязычном шуме звуки русской речи.

– О, так часто они встречаются? – невольно заинтересовалась Даша.

Игорь Вадимович с жалостью посмотрел на нее, и она вспыхнула: «Молчала бы уж, дура деревенская! Он дает тебе понять, что таким простушкам, как я, на карнавал не попасть, и они ни черта не понимают в жизни».

– Встречаются, – кивнул он.

– А вы там бываете как турист? – Даша быстро оправилась от смущения и уже вполне по-светски поддерживала разговор.

– Нет, мне случалось и по работе. Моя работа связана с искусством, если это вас интересует.

– Вот как… – кивнула она – Тогда я не удивляюсь, что вы познакомились с Аркадием.

– Здесь наша связь с искусством не имела никакого значения, – возразил он. – Все вышло случайно. Я сидел в кафе и ждал официанта…

…Он сидел в кафе на площади Сан-Марко и ждал, когда явится наконец официант. Того все не было, и ему уже начинало казаться, что он не придет никогда. На площади тем временем разворачивалось то, что он про себя называл «организованный бардак». От нечего делать он пытался разделить этот хаос на группы и старался выяснить, чем именно заняты составляющие их маски.

Первую группу он выделил без труда – очаровательная девушка, судя по фигуре – почти ребенок, в лиловой кружевной маске и с огромным веером из перьев вместо юбки, подвергалась упорному натиску нескольких масок, среди которых были монах, папа римский и сама смерть с жуткой гипсовой ухмылкой. Однако девушку это ничуть не смущало – напротив, она была безгранично счастлива. До него долетали обрывки ее восклицаний, и он понял, что это француженка.

Вторую группу составляли два парня. Один в средневековой итальянской одежде – камзол с перевязками, короткие панталоны и лиловые вышитые чулки. Длинные локоны – черные как смоль («как волосы Даши», – отмечал он теперь, рассказывая все это) – спускались юноше на плечи. Его обнимал другой, более потрепанный, с неприятным выражением тонких губ. Только губы и были видны из-под традиционной венецианской маски – длинной, белой, с огромным клювом. Из уголка этих улыбающихся губ обильно текла слюна, и он подумал, что парень пьян.

«Все пьяны. – Он с горечью глядел на площадь. – Все, кроме меня… Когда наступило время, что алкоголь перестал иметь для меня значение? Не стоит пить, если перестаешь испытывать опьянение».

Он думал еще и о том, что для него этот карнавал – ежегодное напоминание, что годы идут и он уже не так молод. «Хотя почему я бью тревогу в свои неполные пятьдесят? Все впереди, конечно… Страшно стареть, когда молодость прошла так прекрасно».

…И вот он сидел и смотрел на площадь. В этот миг в кафе произошло небольшое замешательство – появился официант, и все бросились делать заказы. Он немного опоздал подозвать официанта и теперь раздумывал, стоит ли ждать по новой.

Тут его внимание привлекло нечто творившееся на площади, перед самым входом в кафе. Из толпы возник смертельно бледный парень. В первый момент он подумал, как реалистично научились в Венеции делать маски. Эта белая маска, которая была на пришельце, великолепно передавала самые невообразимые сочетания чувств – отчаяние, страх, надежду. Но тут же Игорь Вадимович понял, что маски на парне нет. Таким оказалось его собственное, действительно очень бледное лицо. Одет парень был не по-карнавальному, буднично: куртка, джинсы, тяжелые ботинки английского образца. Дышал тяжело, загнанно и все время оглядывался по сторонам.

Игорь Вадимович наблюдал за ним с легким неудовольствием – в конце концов, в Венецию он приезжает, чтобы набраться впечатлений от местного колорита, от ничем не нарушаемого стиля карнавала.

«Венецианец умрет, чтобы добиться стиля, выглядеть соответствующим образом. А вот иностранцу – наплевать, – подумал он, глядя на парня. – Он даже не позаботился о маске. Скажите на милость – не снизошел. Правильно венецианцы делают, что колотят таких по башке. Наверное, ему уже надавали как следует в толпе, вот и заскочил сюда, как оглашенный».

Но парень поразил его еще больше, когда, постояв секунду возле стеклянных дверей, ринулся внутрь кафе и закричал не своим голосом: «Спасите! Помогите!» Закричал по-русски.

При этих словах Игоря Вадимовича Даша приподнялась с места.

– Вы хотите сказать… – прошептала она, – что он звал на помощь?

– Тогда я так не подумал, – виновато ответил тот. – Я, честно говоря, решил, что у парня хорошенький наркоманский бред. Он был невменяем, это я сразу заметил.

Действительно, вошедший был невменяем. Это заметил не только Игорь Вадимович, но и остальные посетители кафе. Заметили – и уже не обращали на парня внимания. Никто не порывался удалить нарушителя спокойствия. Да и о каком спокойствии могла идти речь во время карнавала, в особенности – в последний его день?

Но парень продолжал дико озираться и призывать: