Сфинксы северных ворот

– И что же здесь случилось?

– Это было вскоре после переезда. Я вошла, как сейчас, стояла, осматривалась… Думала о чем-то совсем прозаическом, о том, как тут можно все обустроить. Комната рядом с кухней, небольшая, удобная… И вдруг услышала, как наверху кто-то пробежал.

Она повернулась к Александре и долгим взглядом уставилась ей в лицо. Художницу тоже передернуло, но не от слов рассказчицы, а от ее взгляда. Он был фиксированно неподвижен, лишен всякого смысла и одновременно полон страшного напряжения, как взгляд психически исковерканного человека.

– Понимаешь, крошечные детские ножки, быстро-быстро, – теперь Наталья почти шептала. – Как будто ребенок от кого-то убегал. И тут же все стихло.

– Так, наверное, это соседские дети… – пробормотала Александра. – Дидье сказал, у него есть маленькие сестры… Может, заскочили поиграть в своем бывшем доме?

– Представь, та же мысль возникла и у меня… – ответила Наталья после краткой паузы. – Сразу! И все-таки я почему-то испугалась. А когда поднялась наверх, там никого не оказалось. Я вышла в сад, заглянула к соседу через ограду. Машины не было. Вечером выяснилось, что они все куда-то уезжали и никто из детей просто не мог прийти ко мне в дом.

– Но тут есть и другие соседи…

Александра осеклась, вновь встретив этот взгляд, так ее пугавший.

– Другие соседи не согласятся войти в этот дом даже за деньги, – почти по слогам проговорила Наталья. – Они-то все отлично знают… Их с детства пугают этими историями.

– Это могла быть крыса… Большая водяная крыса! – упорствовала Александра. – Я видела на карте, тут в двухстах метрах Сена. Это могли быть собака, кошка, рассохшаяся половица… Они издают иногда такие странные, совсем человеческие звуки. Я ведь сама живу в старом, умирающем доме… Иногда он стонет и кряхтит, как больной старик!

Но Наталья непреклонно качала головой.

Александра начинала всерьез раздражаться.

– То есть, ты мне сейчас пытаешься внушить, что на втором этаже бегало маленькое привидение? – уточнила она. – И потому ты не знаешь покоя в этом прекрасном месте и не решаешься в одиночестве входить в комнату?

– Это не все…

Наталья вернулась в коридор и, пройдя его до конца, поднялась по лестнице. Александра покорно следовала за ней. На втором этаже Наталья открыла дверь одной из комнат.

– Вот здесь я почувствовала чужое присутствие во второй раз. Я пыталась устроить тут спальню… Видишь, тут даже меблировка получше, чем везде… Я собирала по всему дому все более-менее пригодное.

И впрямь, это была самая обустроенная комната из всех, которые ночью осмотрела Александра, мучаясь бессонницей. Над кроватью даже висел простенький полог из небеленого холста. Платяной шкаф, угрюмый, как скряга, берегущий свои грошовые сокровища; корявый туалетный столик – изделие местного кустаря, на нем маленькое мутное зеркальце, прислоненное к стене… Эта комната все же больше походила на спальню, чем та, где художница провела ночь, и Александра вновь спросила себя, почему Дидье не привел ее на ночлег именно сюда.

– Я проснулась в первую же ночь, – рассказывала Наталья, остановившись посреди спальни. Она словно боялась сделать лишний шаг, чтобы не приблизиться к какому-либо из предметов обстановки. Немногочисленная мебель, казалось, наблюдала за ней с суровым презрением. – Где-то перед рассветом… Это было весной, ровно два года назад…

…Женщине, открывшей глаза в предрассветных сумерках, показалось тогда, что над ее кроватью, отодвинув полог, склонился какой-то человек. Спросонья она вскрикнула и села. Фигура, которую Наталья только что видела совершенно отчетливо, немедленно исчезла.

– Уснуть я уже не смогла… – Бледная, сосредоточенная, Наталья повернулась к Александре. Художница стояла у дверного косяка, слегка опершись о него плечом и скрестив руки на груди. Она молча слушала. – Да собственно, больше я уже в этом доме и не пыталась ночевать…

Установилась долгая пауза. Наталья явно ждала реакции слушательницы, а художница, не торопясь делать выводы, обдумывала каждое слово. Она видела, что ее ответ очень важен для старой знакомой.

– Послушай, это очень неприятно, конечно, что дом навевает тебе такие страхи, – произнесла она наконец. – Но то, о чем ты говоришь, мне тоже знакомо. Иногда нас будит какой-то звук или собственное движение во сне. Если мы резко просыпаемся, то, открыв глаза, иногда видим тени сна… Эти образы просто не успевают исчезнуть! Бывает мгновение, когда ты уже спишь и не спишь, сознание еще не перестроилось и ловит сигналы изнутри и снаружи… То же самое, когда мы засыпаем, – мы еще видим комнату, в которой находимся, и в то же время в ней уже появляются образы из начинающегося сна… Однажды через мою мансарду проскакал всадник… Прилетела птица, села на мою постель и запела… Это все сон, Наташа!

Но женщина покачала головой:

– Я знаю, о чем ты говоришь. Совсем, совсем не то! И полог был отдернут.

– Да ты сама его сдвинула во сне… – начала Александра, но хозяйка ее остановила резким отрицательным жестом:

– Я знаю все, что ты можешь мне сказать! Так вот, ты ошибаешься. Я спала спокойно и не трогала полог. Я вообще сплю спокойно… Спала до сей поры.

С этими словами она прошла мимо посторонившейся гостьи и, вновь оказавшись в коридоре, открыла дверь следующей комнаты, в которой Александра провела ночь:

– А вот здесь я и упала в обморок! – Наталья даже не вошла в комнату, осталась стоять в коридоре. – Представь… Я зашла сюда случайно, здесь ведь почти нет мебели, нечего прибирать, незачем возиться… Я не торопилась что-то покупать, не знаю почему. Меня все время что-то останавливало… Может, с самого начала казалось странным, что такой крепкий, хороший дом срочно продавался за сходную цену, что его еще не купили, как скупили почти все свободные дома в округе… Париж-то близко…

– И что же с тобой здесь такого страшного случилось? – Александра чувствовала, как ее сердце забилось быстрее.

– Вот, слушай… Я вошла в комнату и задумалась… Смотрела в окно, вспоминала Москву, мысли унеслись далеко… Дом был заперт, подчеркиваю. После тех двух случаев я запиралась не только на ночь, но и днем, хотя тут это не принято. Дело было уже к вечеру. И внезапно кто-то положил мне руку на плечо. – Помолчав, Наталья еле слышно добавила: – Когда я пришла в себя и поднялась с пола, в комнате никого, конечно, не оказалось. И в доме тоже. Я немедленно собралась и уехала в Париж. Ночевала в гостинице, утром стала искать квартиру… Конечно, прежний хозяин даже не подумал меня предупредить, что уже случалось в этом доме, в этой комнате! И что это вообще за комната! Он так и не разговорился, когда я стала задавать вопросы, мне все рассказал Дидье…

Видя, что гостья не отвечает, Наталья удовлетворенно кивнула:

– Ну вот, теперь и ты поверила.

– Видишь ли, – придя в себя, произнесла Александра, – в этой самой комнате я провела ночь… И со мной ровным счетом ничего не случилось…

– Однако на тебе сейчас лица нет! – почти с удовлетворением заметила Наталья.

– Совсем не потому, что мне страшно! – парировала художница.

И солгала: теперь и она ощущала страх, не определяемый словами, темный и бесформенный, как тень во сне. «Дидье сразу отвел меня в эту самую комнату… будто других не было! Зачем?!» Александра с трудом решилась озвучить свои сомнения.

– Почему сын твоего соседа устроил меня на ночлег именно здесь? – с напускной небрежностью спросила она, указывая на раскрытую дверь спальни. – Он что, решил меня испытать? Проверить, не упаду ли и я в обморок после визита вашего местного привидения?

– Кто знает! – хрипло ответила Наталья. – Кто их знает… Иногда у меня появляется подозрение, что они ждут, когда и со мной что-нибудь случится. Или с тобой. Им все равно с кем: им хочется, чтобы в этом доме снова кто-то погиб, как уже бывало… Я не шучу, Саша! – добавила она, встретив изумленный взгляд гостьи. – Увы, других объяснений у меня просто нет…

Глава 2

Александра и не ждала, что хозяйка прибывших из Москвы шедевров проявит к ним жгучий интерес, какой бывал в прежние годы. Но такого равнодушия она и предположить не могла. Наталья едва взглянула на папки, которые художница бережно доставала из раскрытого чемодана и раскладывала на кровати, застланной красным шерстяным одеялом. Женщины остались в спальне, где провела ночь Александра, – днем, по признанию Натальи, этот дом ее не так пугал. Кроме того, общество старой знакомой действовало на нее как успокоительное средство. Наталья слегка оживилась, уже не выглядела такой подавленной и даже начала улыбаться, хотя это была лишь тень прежней, легкомысленной улыбки.

– Рисунки, да… – Присев на кровать, она небрежно коснулась одной из папок, прочитала надпись на наклеенном ярлыке. – Сколько было волнений, когда ты боролась за них на аукционе в Кельне, как я переживала, что не смогла приехать туда сама… И как хорошо оказалось, что не приехала! Ты блестяще провела операцию, перехватила их у моего старого врага, который тоже охотился на «дегенеративное искусство» [1 - Дегенеративное искусство – термин нацистской пропаганды, принятый для обозначения авангардного искусства (импрессионизм, дадаизм, кубизм, фовизм, сюрреализм, экспрессионизм, Баухаус). Произведения немецких художников и скульпторов, творивших в этих направлениях, были изъяты из немецких музеев и с 1936 по 1941 год выставлялись в разных городах Германии, в качестве «антигерманского модернизма». Выставка имела огромный успех, и ее посетило рекордное количество людей.] и на «Бременскую Советскую Республику» [2 - Бременская Советская Республика – пролетарская республика, наряду с Баварской Советской Республикой является одним из недолго существовавших революционных государственных новообразований в Германии 1918–1920 годов. Молодые художники-модернисты левых взглядов нередко принимали самое активное участие в работе Советов и впоследствии подвергались арестам и преследованиям.]… А сейчас мне как будто все равно, есть они там, в папке, или нет их. На что мы тратим жизнь?

– Верно! – Александра закрыла опустевший чемодан и поставила его в угол. – Но у меня давно уже такое ощущение, что жизнь нам дана, чтобы ее тратить… Пока не растратим до того, что останется крошечный островок, на котором только и хватит места, чтобы сесть, схватиться за голову и сказать: «Что же я наделал?!»

– И мне впору так запричитать, – кивнула Наталья. – Все это я хочу продать. Не через аукцион, тут, рядом, есть человек, который согласен приобрести. Но только неофициально, из рук в руки.

– Это может быть опасно… Тебя могут обмануть!

– Вот ты и позаботишься, чтобы все прошло как следует!

Подойдя к окну, Александра облокотилась на выщербленный каменный подоконник и выглянула в сад. Раскисшие от обильного ночного дождя, заросшие дорожки терялись среди кустов, едва начинавших «оперяться» легкой зеленой дымкой. Воздух пьянил, как крепкий настой, сделанный на лопающихся почках и первых робких цветах, замелькавших в травяных бордюрах… От каждого вдоха кружилась голова, на языке оставался сладковатый вкус.

– Райское место! – вырвалось у нее.

Ответом была тишина. Обернувшись, Александра обнаружила, что Наталья сидит, подавшись вперед, опершись локтями о колени и спрятав лицо в ладонях.

– Ты плачешь?!

Та, помедлив, подняла раскрасневшееся лицо и взглянула на гостью измученными глазами: