Я как в зеркала смотрюсь в других

Королькова вернулась. Она рано утром прилетела и была недовольная, зевала во весь рот, но наотрез отказалась, чтобы ее заменяли.

– Таня? На замену? Нет уж, – заявила она Елене Николаевне. – Это моя роль!

– Да никто ее и не отнимает, мы просто готовились на всякий случай, – спокойно объяснила Таня, но подруга только фыркнула:

– Мне не нужны замены! Я вернулась, как и обещала, кстати.

Видимо Таня мудро решила не продолжать разговор. «Интересно, каково ей с подругой?» – подумал Димка.

Он не знал, радоваться или нет, что будет играть не с Таней. Как будто ждал чего-то, а этому не суждено сбыться. «Ладно, сейчас уже не время разбираться, надо просто отыграть свою роль» – решил он.

И вот Елена Федоровна в кружевном синем платье и шляпке взошла на сцену и звенящим от восторга голосом рассказала, что скоро исполняется сто лет одному из интереснейших романов, это пятидесятая книга известного американского писателя, все наверняка слышали его имя. Джек Лондон «Сердца трех».

Она еще что-то говорила, но Димка не слушал. Он пытался ощутить себя Френсисом, и не мог. «Опять эту Королькову обнимать! Изображать счастливого влюбленного! Сколько можно?! Ну чего она вернулась?» – он надвинул на глаза шляпу. Да, никуда не денешься. Вот сейчас перед всей школой он будет драться с Никитой и признаваться Корольковой в любви. Он коротко вдохнул, поправил шляпу и нырнул во все это с мыслью «Побыстрее бы…».

***

Димка лежал с закрытыми глазами в своей комнате. Всего пару часов назад он чуть не провалил спектакль. Пытался быть влюбленным, но получался картонный, ненастоящий Френсис. Рядом с живой яркой Корольковой он ощущал себя как манекен, повторяющий пустые фразы.

К концу спектакля Настя тоже сникла. Она грустно говорила: «Да, я люблю Генри. Но вас я люблю больше, гораздо больше!» и смотрела ему в глаза. Но Димка хотел одного: поскорее закончить это. Наконец опустился занавес, и Королькова как ошпаренная кошка зашипела:

– Димыч, ты что творишь? Назло мне? Да лучше б вообще не играл! – она резко отвернулась. «Заплакала, что ли?» – Димка чувствовал, что спектакль продолжается. Подошли Никита, Таня, остальные.

– Да он вообще! Назло все! – сквозь слезы кричала Королькова. Никита обнял ее за плечи:

– Слушай, ну успокойся. Ты замечательно сыграла!

Таня наблюдала эту сцену, скрестив руки на груди и не вмешиваясь.

Тут выпорхнула Елена Федоровна:

– Так, мои дорогие! Настенька, ты чего? Моя хорошая, потом доплачем, сейчас выходим кланяться!

Занавес поехал вверх, невзирая на Настино «Никуда я не пойду!», и они все, взявшись за руки, стояли и отвешивали поклоны. Зрители аплодировали. Димке хотелось поскорее уйти, не слышать назойливых расспросов «Что с тобой?».

Он быстро переоделся и вышел, но тут его поймала фея. Она что-то взволнованно говорила и сочувственно смотрела. «Да ничего, просто устал, видимо. Простите…».

Он попрощался и пошел, надеясь, что приключения закончились. И тут увидел Таню, она стояла в коридоре с Витом, держа букет желто-красных герберов. Вит помахал, окликнул Димку. У того даже в глазах потемнело. Он закусил до боли губу, кивнул и быстро прошел мимо.

«Все, хватит! Подальше от всех, на улицу. Просто идти и дышать, не думать, не чувствовать. Как выключить чувства? Зачем они вообще?».

Он шел под снегом, потом пустился бежать, скоро устал и остановился. «Как же так? Как же так?» – билось сердце. «Нет, так невозможно. Она должна знать. Должна узнать. А там пусть сама выбирает…». Он начал вылепливать эту мысль, как снежный ком. «Что ей сказать? Ну, я уж много раз говорил на репетиции» – усмехнулся он. – «А когда? Ведь каникулы. Написать сообщение? Позвонить? Нет, не то …». Он побрел дальше, разгребая снег. Столько его нападало, легкого, как белый пух. А ведь недавно он так же ворошил мокрые бурые листья, когда они с Таней бродили по парку, и она расспрашивала про Вита.

Письмо! Она же любитель писем.

Точно, он напишет ей. А передать как? С Витом, почтовым голубем? Димка опять грустно усмехнулся. Просто положит его в Танин почтовый ящик, надо только узнать адрес.

Он торопливо поднялся по лестнице, скрипнул дверью, быстро скинул тяжелые ботинки и скрылся в своей комнате, пока его не успели перехватить родные.

Уселся, схватил лист, ручку. Что написать?

«Дорогая Таня! Я больше не могу молчать…». Нет, это как-то искусственно, книжно.

«Таня…».

Димка писал, зачеркивал, брался за следующий лист. Он никак не мог выразить в простых словах то огромное, бившееся в сердце, стучавшее в висках. Наконец написалось что-то, и он, не перечитывая, сложил пополам. И еще раз пополам. Теперь осталось найти конверт.

Димка без сил опустился на диван, закрыл глаза, в голове снова всплыли строчки.

Таня, прости, что пишу тебе. Считаю, ты должна знать: то, что я говорил тебе там, на репетиции, от имени Френсиса – правда. И хоть сам я выразил бы это иначе, суть от этого не меняется.

Дима Р.

***

Тридцать первое декабря. С утра пораньше Димка отправился за конвертом, по пути позвонил Корольковой – узнать адрес.

– Ты? Позвонил извиниться? – с ходу начала она.

«Вот блин! Плохая идея была» – подумал Димка.

– Слушай, Насть, да, прости, не в форме был вчера, – изобразил он раскаяние.

– Не в форме? А ты хоть знаешь, как мне обидно было! Я так ждала этого, уговорила родителей на три дня раньше вернуться!

«Ну и чего она хочет от меня? Я ж извинился!» – Димка с раздражением прервал Настину речь:

– Да, понимаю. Прости, жаль, что так вышло. Слушай, тут это… Одно дело есть. Нужно адрес узнать Танин, передать кое-чего. Ее маме от моей.

– Чего? Передать от мамы? Ну, сам позвони ей. Или передай Виту, еще лучше!

Димка замялся.

– Не, лучше так. Слушай, в чем проблема, ты ж знаешь адрес!

– Знаю. Но не скажу! А сюрпризы ей пусть Вит устраивает, – заявила Королькова.

«Вот вредина!».

– Окей, пока. – Димка нажал «отбой». «Теперь она наверняка все разболтает Тане! Вот я тормоз!» – грыз он себя.

«Надо просто написать сообщение, и все! Причем сейчас» – ему было жаль письма, казалось банальным писать в мессенджере, но других вариантов он не находил.

Вытащил телефон и наизусть набрал слова, поскорее нажал «отправить».

Каждые пять минут он проверял телефон, но тот молчал. «Может она не успела прочитать, скорее всего занята, готовит…» – он представил, как Таня в белом фартуке лепит печенюшки. Или раскатывает вкусное тесто для пирога, а руки у нее в муке.

Наконец провибрировал долгожданный сигнал. Она? Да! Завтра? Встретиться и поговорить? Конечно, согласен.

Остаток дня он жил на автопилоте, в памяти то и дело вспыхивал ее ответ. Остальное шло фоном. К вечеру приехали трое его двоюродных братьев, две сестры – и дом наполнился шумом, смехом. Они все вместе уселись играть в любимую настольную «Или то». «Что бы вы предпочли: никогда в жизни не прочесть ни одной книги или никогда в жизни не посмотреть ни одного фильма?» – досталась Димке карточка, и все начали спорить, что лучше. В конце концов он отдал ее маме, которая заявила, что не читать для нее все равно что не дышать: не пообщаться через тексты со столькими людьми, не пережить все то, что описано в книге. И гораздо интереснее представлять самой, чем смотреть, как это сняли другие.

Достали игру «Доббль», и нужно было вытаскивать быстрее круглую карточку, где совпадает картинка. Димка сидел как в тумане и никак не мог найти, что же у него, а звонкая Кира кричала: «У меня дельфин!», хватая карту.

– Димка, ты чего выключенный такой? – заволновалась Дина, девятнадцатилетняя двоюродная сестра. Что он мог объяснить ей? Да, она бы поняла, но сейчас не время. Лучше просто ответить:

– Что-то устал очень, большой спектакль играли вчера. Ничего, каникулы уже – отосплюсь, отъемся, – успокоил он ее.

Наигравшись, все сели к столу, где уже стояли разные вкусности – запеченная курица с картошкой и сыром, хрустящие корзиночки с икрой, какие-то салаты, которые Димке не особенно нравились, и его любимый пирог с семгой. Фоном включили «Реальную любовь», что-то обсуждали, смеялись, а Димка, глядя на экран, подумал: «Что, если бы я пришел к Тане под дверь и на карточках написал ей все, как этот герой?» – и улыбнулся.

Без пяти минут полночь – по традиции – мама с бабушкой засуетились: скорее, открывайте шампанское, всем тихо, слушаем Путина. И Димка под звуки гимна смотрел на своих родных…

Утром первого января он проснулся раньше всех. Тихо прошел под елку, уселся с телефоном, написал Тане. «С Новым годом! Во сколько и где встретимся?». Наверняка еще спит, зачем тороплюсь?

«Спасибо, и тебя с наступившим! Давай в 15.30. у входа в парк, сможешь?» – надо же, быстро прилетел ответ. Видимо тоже ранняя пташка – улыбнулся Димка.

«Да, конечно. До встречи!». Надо что-нибудь подарить Тане – небольшое, особенное, именно для нее. Он вернулся в свою комнату, стараясь не разбудить братьев, тихо зашуршал свертками, которые вчера толком и не рассмотрел. Внезапно, развернув небольшой серебристый пакет, увидел и понял, что это будет.

Днем он вышел на улицу. Снег перестал падать, выглянуло солнце, мягко подсвечивая золотом одетые в шапки деревья. Наступающий год казался ему чистым листом. Что они с Таней напишут на нем? Почему-то он был уверен, Таня выбрала быть с ним, и при встрече это скажет. Он вспомнил ее взгляд, объятия на репетиции. Все это было искренне, невозможно так сыграть.

На земле виднелись блестки и конфетти от вчерашних фейерверков. Димка заботливо нащупал сверток в кармане, ускорил шаг. У входа в парк увидел фигурку Тани в коричневом пуховике. Она смотрела на дорогу. «Сейчас она бросится ко мне, как Леонсия, и обнимет». Но нет, Таня спокойно стояла на месте.

– Привет, – она чуть улыбнулась.

– Привет! – Димка не знал, улыбаться или нет. Он вдруг смутился. С чего начать?

– Дим… – проговорила Таня своим мягким голосом, отводя взгляд. – Слушай, не буду тянуть. Вчера я получила твое сообщение, попыталась ответить, но не смогла. Решила, лучше при встрече.

Она остановилась, видимо подбирала слова.

– Знаешь, для меня важно, правда, то, что ты написал. Ты для меня как… – она запнулась. – Ну, мне нравится общаться с тобой, а еще… у меня нет старшего брата, а я всегда хотела, чтобы был. Вот такой, как ты.

Она говорила медленно, будто взвешивая и заворачивая в оберточную бумагу каждое слово, чтобы оно не слишком кололось.

«Нравится общаться…» – повторил он про себя, примеряя. «Как старший брат».

– Ты очень хороший, честный, похож на героя из книги. Иногда мне кажется, что и я тоже. И, Дим… я бы хотела быть с тобой друзьями. Так это глупо звучит, но правда. А еще – чтоб вы с Витом тоже оставались друзьями…

«Да что ты? Друзьями, говоришь? – закипело внутри у Димки. – И за Вита успела побеспокоиться? Значит, с ним ты будешь встречаться, а со мной, таким хорошим, честным и надежным, дружить? Или ты просто боишься меня обидеть, поэтому так расхваливаешь, а на самом деле выбрала Вита? Но почему, чем он лучше?»

Мысли Димки стучались, просились высказать их. Но он решил не говорить лишнего.

– Да… – помолчал, вздохнул. – Ну, что ж. Боюсь, я не смогу стать просто другом, потому что… ну, я написал. Но если вдруг понадобится моя помощь – обращайся.

Как будто кто-то посторонний аккуратно произносит слова. Сам бы он схватил ее, сжал в объятиях, крикнул: «Почему?!! Скажи, что все это неправда!!!», докричался бы до настоящей Тани. Зачем она вечно такая правильная, мягкая, никого не хочет задеть и обидеть?

Таня тепло и грустно взглянула на него.

– Димка… Спасибо тебе. И за то, что тогда врезал Рыбкину – тоже, я так и не сказала. И прости… – она посмотрела под ноги, потом – прямо ему в глаза.

«Прости». Он почувствовал себя участником какой-то тупой мелодрамы. Сейчас надо ответить с печальным взглядом: «Да, конечно, я понимаю…». Но он не понимал, не собирался это понимать и с трудом сдерживал себя, чтобы не заорать. Что-то удерживало не рубить ту ниточку между ними, которая еще была. Была ли? Он засунул сжатый кулак в карман и уперся во что-то. Вытащил сверток – чуть не забыл ведь.

– Ну, держи, друг, – горько усмехнулся он. – С Новым годом.

– Ой, зачем, – Таня виновато улыбнулась. Замялась, но все же протянула руку в белой варежке.

Из всех своих подарков он выбрал маленький блокнот в коричневой коже, украшенный какими-то древними буквами. Леонсии он бы очень подошел. Неважно, пусть делает с ним, что хочет.

Он скорее попрощался и побрел вниз, среди серых домов, по знакомым улицам к набережной – на простор, где гуляет ветер. В груди было пусто, как будто там зияла дыра – большая, ничем не заполненная. Он представил, как сквозь эту дыру свистит ветер, и кто-то может увидеть через нее дорогу, машины. А сам он не чувствует в этом месте ничего. Вот бы так и жить – спокойно, пусто. Он машинально двигался, как сквозь вату. Наконец вышел к Оке, широкая заснеженная гладь лежала перед ним. Пробрался по сугробам, уселся на берегу, поглядел на солнце, медленно заходящее за горизонт, на проталины у берега – никак не замерзнет по-настоящему река. Последний луч моргнул и скрылся за темной каемкой холмов и города на той стороне. Димка не двигался, будто прирос к снежному берегу, и не чувствовал холода.