Вастум

Шестеро сидели, не шевелясь. Им не надо было менять позу, избавляясь от неприятных ощущений в затёкшем теле, перечитывать записи или чиркать на полях. Они не чувствовали скуки. Все каналы исправно нагружались информацией. Они всегда могли заняться её сортировкой, определяя, что из этого потока стоило внимания, а что омывало рецепторы и утекало в неизвестность, как дождевая вода.

Умный и Шустрый слушали разговор Хозяев в соседнем кабинете. Любопытный факт: все работники базы знали, что органы чувств шестерых работали лучше, чем их собственные, полученные от природы. Однако забывали об этом, стоило спрятаться за стеной. Межкомнатная перегородка толщиной в три сантиметра превращалась в надёжное укрытие, за которым обсуждалось всё на свете, от планов обучения до бытовой ерунды – кто повадился есть котлеты в комнате отдыха, распространяя запах на всё крыло.

Сегодня Хозяева спорили из-за примера для урока «Этика и мораль».

– Убери из программы библейские притчи. – Умный узнал по голосу Хозяйку Забавного. – Мы же договаривались, это совершенно иная плоскость. На чём, по-твоему, должно зиждиться послушание? На страхе не попасть в Рай?

– Причем здесь Рай? – ответил наставник Маленькой, человек, никогда ни на кого не повышающий голоса. – Это универсальные примеры, на которых люди учатся различать добро и зло сотни лет.

– Они – не люди. Твои примеры устарели.

– Не бывает устаревшей морали. Она либо есть, либо нет.

– Не бывает? А как же разводы? За каких-то двести лет прошли путь от полного неприятия до заурядного пункта биографии. Сегодня работаем по моей программе.

Открылась и захлопнулась дверь, прошуршали подошвы мокасин. Вошла Хозяйка Забавного. Она всегда улыбалась, а ещё у неё были длинные волосы, собранные в хвост. Вместе с её появлением ожил проектор, на котором замелькали чёрно-белые кадры кинохроники. Опять Вторая мировая война. Нет, экран в смешном ускоренном темпе пересёк лошадиный обоз, тянущий за собой пулемёт на больших деревянных колёсах. Значит, Первая. На уроках морали они постоянно возвращались к этим двум эпизодам из огромной истории человечества. Непонятно, зачем. Ситуации морального выбора встречаются каждый день. Для того, чтобы научиться считать, необязательно складывать миллионы, можно брать примеры из трёх яблок, как в детских книжках. Но основы этики и морали почему-то надо было учить, глядя на горы трупов, сваленные во рву.

– Доброе утро. Сегодня мы с вами перенесёмся в двенадцатое июля тысяча девятьсот семнадцатого года, в бельгийский город Ипр на реке Иперле. В этот день англичане и французы были обстреляны минами с маслянистой жидкостью внутри. Они не взорвались, но над окопами поднялся необычный, пахнущий горчицей туман. Его назвали иприт. Этот газ применялся много раз и стал одним из самых страшных символов Первой мировой войны. В первую очередь он действовал на кожу и глаза. От отравления умирали далеко не все, летальность не превышала пяти процентов. Но иприт накапливался в организме. Поражённые им люди испытывали страшные мучения и оставались инвалидами на всю жизнь. Англичане взяли опыт врага на вооружение. В России вопрос о производстве химического оружия сперва отклонили по этическим соображениям, но впоследствии решение пересмотрели. В ходе Брусиловского прорыва, о котором мы уже говорили, наши войска использовали снаряды с ядовитыми газами, хлорпикрином и фосгеном.

На экране мучались давно умершие люди. Камера фокусировалась на ожогах и мокрых язвах, слепых глазах, изуродованных лицах. Двигались гуськом раненые солдаты, положив руки на спину впереди идущего. В следующих кадрах появились нелепые противогазы с круглыми стеклянными оконцами. Маленькая улыбнулась, когда резиновую маску одели на лошадь. В воздух взметнулись комья земли от беззвучного взрыва. Экран заполнила истоптанная копытами грязь. Бесконечные окопы. Стёганые телогрейки и сапоги. Шестеро следили за тем, как ядовитый газ опутывал копошащиеся фигурки. Заворожённая зрелищем Маленькая приоткрыла рот, её наставник плотнее поджал губы и скрестил руки на груди. Умный попытался представить, каким получился бы фильм, если бы его снимали на цветную плёнку? И пришёл к выводу, что ничего бы не изменилось. Разве что облака хлора выглядели бы грязно-зелёными, как стены склада, где на базе хранилось всякое медицинское оборудование.

– Сегодня я хочу обсудить, как возник иприт и отчего его использовали все участники столкновений, даже те, кто изначально был против. И благодаря чему восемьдесят лет спустя человечество нашло в себе силы сесть за стол переговоров и запретить иприт во всём мире. Итак, первый вопрос: допустимо ли применение иприта на войне?

Забавный разослал по внутреннему каналу:

– Заметьте, допустимость ведения войн мы даже не обсуждаем.

Лица шестерых остались неподвижными, но Хозяин Маленькой непонятно как обо всём догадался:

– Приятель, если хочешь что-то сказать, говори вслух.

Хозяйка Забавного непонимающе глянула на коллегу.

Шустрый сидел с отрешённым видом. Должно быть, прорабатывал имевшиеся данные по оружию и истории войн. Странно, что люди хранили информацию разрозненно, собирая в несвязанные между собой кластеры. И точно так же по кускам выдавали её шестерым, подобно пакетам с питательной пастой, появлявшимся перед сном на тумбочках у кроватей. Почему не создать единое хранилище данных, куда пользователи имели бы доступ в любое время суток? И куда бы добавлялись новые сведения, генерируемые каждый день? Это ведь намного удобней. Умный вернулся к просмотру фильма, где марширующие солдаты сменились одинаковыми железными койками. В коридорах между ними прохаживались люди в белых халатах. Откуда Хозяева взяли этот фильм? А что, если такое хранилище существовало, просто шестерым его не показали? У кого бы спросить… Хозяева охотно шли на контакт, но Умный чувствовал, как тщательно они продумывали каждое слово. А прочий персонал отмахивался и убегал, стоило подойти с вопросом.

– С какой точки зрения мы рассматриваем недопустимость иприта? – поинтересовался Забавный. – Если дело в эффективности, то его требовалось заменить на что-то более мощное. Процент смертности слишком мал. С другой стороны, газовые атаки оказывают сильный психологический эффект. Невидимая опасность внушает ужас. Стало быть, иприт стоило дорабатывать в области внешних повреждений, чтобы поощрить неконтролируемое чувство страха. Например, панику может вызвать уничтожение кожного покрова.

Хозяин Маленькой перевёл на напарницу неодобрительный взгляд. На секунду Умному показалось, что у людей тоже имелся внутренний канал, где произошёл быстрый обмен фразами: «Это всё результат твоего воспитания» – «Не говори ерунды».

– Хватит дурачиться, Забавный, – спокойно ответила Хозяйка, присаживаясь на край стола. – Иприт запретили из-за чрезмерной жестокости, мучительности и долговременности его эффекта. Война закончилась, а люди продолжали умирать.

Умный присоединился к обсуждению:

– То есть, следует рассчитать некую формулу допустимой боли? В качестве компонентов взять уровень раздражения нервных окончаний, продолжительность эффекта после того, как воздействие прекращено, количество изменений в синапсах. На основе этой формулы можно разрешать или запрещать любое оружие.

– Болевой порог у всех разный, – заметил Шустрый. – И зависит не только от физического состояния, но и социокультурного контекста, а также степени мотивированности.

– Он прав, – согласился Забавный. – К тому же, как ты рассчитаешь уровень боли, скажем, для ножа? Ведь неизвестно, куда его воткнут.

– Не должно быть никакой допустимой боли. – Хозяин устало покачал головой.

– Почему? Есть же термин «collateral damage», сопутствующий ущерб? Разве он не обозначает урон, нанесённый оборудованию и людям, не являющимся правомерной целью военных действий?

Полтора часа спустя, покидая комнату теоретической подготовки, Умный услышал, как Хозяин возобновил прерванный спор:

– Знаешь, что ты делаешь? Ты подсовываешь Достоевского детям, которые до сих пор путают буквы «Ш» и «Щ». Когда у тебя появится сын или дочь, ты поймёшь, как важно набраться терпения…

– Даже настоящих детей нельзя идеализировать. Они тебя провоцируют, а ты всё принимаешь за чистую монету!

Умный обратился к Забавному по внутреннему каналу:

– Зачем ты так поступаешь? Мы должны понимать законы общества, в котором собираемся жить. А ты постоянно стравливаешь лекторов друг с другом.

– Есть смысл учить законы физики или химии. Даже не зная их принципов, ты не сможешь их нарушить. А расплывчатый набор договорённостей, называемый моралью, каждое поколение перекраивает на свой лад. Думаешь, химическое оружие осталось в прошлом, потому что конвенцию подписали? А может, люди в нём попросту разочаровались? Ветер сменил направление, облако принесло не в тот окоп. Или газ не успел рассеяться, а по этому участку уже идут твои войска.

Забавный и Умный приотстали, позволив остальным скрыться за поворотом длинного коридора. Стены его были обшиты светло-серыми панелями, через каждые три метра горели полоски светодиодных ламп.

Умный порылся в памяти и привёл подходящий пример:

– Язык тоже нестабилен, однако ты его учишь. Одни слова исчезают, другие появляются, третьи приобретают новое значение. И язык, и правила поведения – своего рода организмы. А жизнь любит изменения. Это основа эволюции, о чём свидетельствует само слово «мутация». Дарвин в «Происхождении человека» размышлял над условиями развития морали.

Судя по тому, как напряжённо вытянулась охрана на посту, на базу прибыл Олег Фархатов. Старший смены приложил палец к сенсору и заученным движением начертил динамический пароль. Что-то с шипением переключилось в пазах, дверь отъехала в сторону. Забавный первым шагнул за порог, продолжая неслышный со стороны разговор.

– Человеческая мораль – как мех у песца, явление саморегулируемое. Крепче мороз – гуще мех. Хуже условия проживания – строже мораль. Если племя живёт на Крайнем Севере, где главные враги – голод и мороз, то уровень взаимовыручки и эмпатии между его членами будет очень высок. А знаешь, что является обратной стороной лояльности к соплеменникам? Враждебность к чужакам.

В раздевалке у каждого имелся свой шкафчик. Сначала на дверцах висели таблички с именами, но потом их почему-то убрали. Только шкафчик Маленькой остался помеченным наклейкой со щенком в окружении сердечек, которую ей подарил Хозяин. Забавный однажды проник в раздевалку охранников, просто из любопытства. Она отличалась. Там шкафчики запирались на кодовые замки, дверцы были пронумерованы от одного до пятидесяти, между ними стояла длинная лавка. Саму комнату наполнял сложный запах, с трудом раскладываемый на компоненты: пот, десяток разных дезодорантов, чьи-то разношенные ботинки, банка из-под кваса в мусорном ведре. В раздевалке шестерых пахло только резиной от перчаток и совсем немного пластмассой.

Верная разделась до гола и принялась облачаться в термобельё. Майка с длинными рукавами обтянула красивые изгибы взрослого тела. Маленькая справлялась с одеждой менее сноровисто: в узкую горловину протиснулась шапка кудрей, за ней, с писком и сопением, – голова.

В дискуссию вступил Шустрый, прослушавший запись предыдущих сообщений.

– Если мораль возникает сама по себе, почему дети-маугли её лишены?

– Потому что они жили вне общества, – предположил Забавный. – Зачем вне общества мораль?

Он успел надеть не только бельё, но и шуршащий при каждом движении комбинезон, и теперь скрупулёзно прилаживал многочисленные застёжки. Сегодня испытания будут проходить в полноразмерном макете корабля. Раз скафандр со шлемом не выдали, без отработки наружных работ.

– Ты и правда веришь, что однажды нам позволят жить в обществе? – Речевые аппараты шестерых имели одинаковые настройки, однако голос Тихого непостижимым образом казался самым бесцветным.

– Колония – это тоже общество, – ответил Умный.

Забавный возразил:

– Двадцать человек с уже сформированной психикой – не общество, а всего лишь его осколок.

– Штат планируют увеличить до ста семидесяти единиц в течение пяти лет.

Проверив костюмы друг друга, шестеро дали знать, что готовы. Открылась ведущая на улицу дверь. В раздевалку ворвался ветер, захватив с собой облако пыли и горькую дизельную вонь. Тихий опустил голову и прикрылся рукавом. Забавный не стал – ему нравилось ощущать пляшущие по коже мельчайшие частицы песка. Эта осень, пасмурная, но сухая, совсем не походила на предыдущую, когда воздух наполняли мельчайшие частицы влаги. Однажды он захотел узнать, какой была осень до той осени, но длинная таблица метеорологических данных не смогла ему этого объяснить.