Хотела было крикнуть, чтобы отпустил меня, но его лицо оказалось так близко, дыхание опалило кожу, и у меня внутри всё судорожно замерло, сердце забилось бешеным набатом. Глаза дин Ланнверта потемнели, опустились на мои губы.
Я представила, как он целует меня – он это имел в виду под «укротить язычок»? – и где-то в животе, словно отвечая воображению, сладко заныло. Я отвернулась, зажмурилась:
– Пустите!
Дин Ланнверт вздрогнул. Отпустил меня так резко, как будто вдруг осознал, что сжимает в объятиях ядовитую кобру.
– Что ты себе вообразила, жалкая дешёвка?!
Он был разъярён, глаза метали молнии. Я выпрямилась, чувствуя, что зла не меньше.
– Извольте не прикасаться ко мне, – отчеканила с совершенно отцовскими интонациями.
Дин Ланнверт чуть не зарычал. Он был похож на тигра в клетке. Сжимал кулаки и разжимал, сверля меня пронзительным взглядом. Он как будто сам не понимал, что с ним творится.
Наконец, не произнеся больше ни слова, повернулся на каблуках и вышел. Послышался чеканный ритм его удаляющихся шагов.
Я выдохнула, без сил опускаясь на пуфик перед туалетным столиком.
Что это было? Почему он так странно ведёт себя? То насмехается, то позволяет себе лишнее, то бушует и злится так, что мне становится страшно за свою жизнь. Эта неуравновешенность… такое ощущение, что он не в силах противостоять тёмным силам.
Понимание ударило меня, заставило задохнуться.
Ну да, так и есть.
То, что служит ему – оно постепенно раскачивает его разум. И если он не справится с этим – в один прекрасный день оно овладеет им полностью.
Маг такой силы под властью демона…
Я содрогнулась. Он не оставит от города камня на камне. Разумеется, король созовёт всех магов, моего отца – самым первым. Но… сумеют ли обуздать дин Ланнверта, если он окончательно попадёт под влияние тёмных сил?
Зачем он вообще связался с ними? Отец не раз твердил о том, как это опасно. Неужели дин Ланнверт не знал, что цена может оказаться непомерной?
Или знал, но есть что-то ценнее для него, чем собственный разум и свободная воля? Что это, что он хочет с такой силой получить?
Неужели это смерть моего отца? За что же он так его ненавидит?
Не прошло и пяти минут после его ухода, как в дверь тихо поскреблись. Я разрешила войти. Это оказалась горничная Нея. Она притащила швейный набор.
– Если нейди будет угодно, – смущённо пряча глаза, сказала Нея, – я неплохо шью. Позвольте помочь вам.
Я сдвинула брови. Пытается загладить неловкость? Зачем бы ей это.
Всё объяснилось, когда Нея, поклонившись, произнесла:
– Его сиятельство велел, чтобы с сегодняшнего дня я вам прислуживала. Я ваша личная горничная.
Вот оно что. Дин Ланнверт, значит, решил приставить ко мне шпионку. Что ж, ладно.
Личная горничная… у меня никогда её не было. В доме отчима у нас прислуживали только две девушки. Правда, старшую горничную девушкой можно было назвать только с большой натяжкой. А когда я жила в замке отца, то была слишком мала для того, чтобы иметь личную горничную или камеристку.
– Спасибо, я сама, – улыбнулась я ей. Она не виновата, что ей приходится служить такому самодуру, как дин Ланнверт.
– Как изволите, ваша милость.
Показав, где находится звонок для вызова прислуги, Нея удалилась – а я засела за шитьё. Хотелось поскорее покончить с этом, пока снова не явился дин Ланнверт. В том, что он появится, я почему-то не сомневалась.
Вышло у меня довольно прилично. Я снова оделась, мысленно посетовав на то, что уже второй день не могу сменить ни платье, ни бельё. Подошла к окну и принялась изучать охранные чары. Судя по расстоянию до земли – и по лестничным пролётам, которые я преодолевала вчера, – я нахожусь на третьем или четвёртом этаже. Слишком высоко, чтобы спрыгнуть, даже если я пойму, как снимается защита.
Голод мешал сосредоточиться. Я даже начала подумывать о том, чтобы вызвать Нею и попросить её принести мне чего-нибудь. Или самой явиться в столовую?
Может, я так и поступила бы, но раньше за мной прислали лакея. Пожав плечами, я решила не упираться.
Что стало для меня настоящей неожиданностью – так это то, что за столом сидели пятеро мужчин. Я даже замешкалась на пороге, обводя взглядом их лица. Первым увидела, естественно, дин Ланнверта, он развалился в кресле во главе стола, в том же наряде, в котором заходил ко мне. По левую руку от него сидел уже знакомый мне Койоха, а рядом с ним – мужчина в тёмно-зелёном костюме, с тёмно-русыми волосами и узким лицом со впавшими скулами. Напротив же, с другой стороны стола, тёмными силуэтами на фоне залитых солнцем окон располагались двое… Широкоплечие, с приветливыми улыбками, золотисто-пшеничными кудрями – и совершенно одинаковыми лицами. Близнецы.
Я сделала книксен, а дин Ланнверт громко объявил:
– Ну наконец-то! Вы заставили нас подождать, нейди Келина. Садитесь же.
По всей видимости, мне отводилось место как раз напротив дин Ланнверта. С одной стороны, это было хорошо: не рядом и мне не придётся с ним разговаривать. С другой – довольно двусмысленно. В обычных домах это место занимает супруга хозяина.
Я безмолвно последовала его однозначному кивку.
Дин Ланнверт дождался, пока я сяду, и саркастическим тоном сказал:
– Позвольте представить вам мою… гостью.
При этих словах мужчины переглянулись, на их лицах появились ухмылки. Я невольно вспыхнула: что такое он рассказал им обо мне? Небось, выставил содержанкой и куртизанкой, унизил как мог.
– Нейди Келина…? – интонация дин Ланнверта показывала, что он хочет услышать мою фамилию.
Много хочет.
– Просто Келина, – спокойно ответила я.
Смутить его не удалось. Он тем же громким издевательским тоном огласил:
– Нейди Келина Без Фамилии. Прошу любить и жаловать.
Тут уж мужчины рассмеялись вслух. Один лишь дин Койоха оставался серьёзным. Бросил мне подбадривающий взгляд – по крайней мере именно так я восприняла его и с благодарностью улыбнулась в ответ.
Внесли блюда, запахло жареными овощами и мясом, кукурузным супом и свежими булочками. Я украдкой сглотнула слюну и, чуть только слуги убрались, принялась без стеснения уничтожать еду.
К счастью, особо меня не беспокоили. Дин Ланнверт разговаривал вполголоса с дин Койохой, мужчина в тёмно-зелёном ел, тщательно пережёвывая пищу, и только близнецы по мою левую руку перешёптывались и пересмеивались, кидали на меня насмешливо-шкодные взгляды.
– Нейди Келина, – наконец спросил один из них, – сколько вам лет?
– Двадцать, – спокойно ответила я.