Солнечное перо

Голос был наполнен такой замогильной жутью, что Ардион выбросил руку вперед, оживляя боевое заклинание, и с пальцев сорвались огненные шары, утонув в черном мраморе лестницы, и пирамида сотряслась. Искаженная лестница задрожала и на какое-то мгновение сделалась нормальной – просто ступеньки, ни следа измененных пропорций, ни капли порчи, но ощущение чужого взгляда осталось.

Мир изменился. Из него словно выдернули что-то очень важное. Лестница снова дрогнула и рассыпалась ворохом белых искр – Ардион едва успел спрыгнуть с последней ступеньки. Антия испуганно вскрикнула; обернувшись, Ардион увидел, что она уже успела вооружиться его мечом и теперь выставила его вперед с таким видом, словно собиралась отбиваться от чудовищ.

– Он церемониальный, – снисходительно объяснил Ардион. – Им разве что сыр нарезать.

Антия смущенно опустила меч, и Ардион вновь подумал, что рад ее видеть. В этой девчонке – нет, в ее величестве королеве Антии Таллерийской – было что-то очень важное; он пока не мог понять, что именно, но…

Ему хотелось смотреть на нее. Ему хотелось чувствовать жизнь. Окончательно стряхнуть с себя ледяной панцирь, в который его погрузил отец, и жить.

Вкус яблока по-прежнему ощущался на губах. В другом мире над их головами тоже были яблоки, надо же.

А она изменилась, эта демоница, которая однажды пришла и разрушила его жизнь, и осталась прежней. Сейчас Антия не имела почти ничего общего с той королевой, которая мелькнула в его видении: она словно стряхнула с себя что-то наносное, церемониальное и тоже стала живой.

Она вернулась туда, где ей было по-настоящему хорошо, будто это Ашх-Анорн был ее истинной родиной, а не Таллерия.

Золото ожило, потекло в венах, наполняя полузабытой мощью. Все возвращалось. Все становилось на свои места. В голове зашумело, как после бокала крепкого красного вина, которое отец хранил в своих погребах. Ардион прошел к стене и быстрым движением начертал на стекле руну освобождения. Завитки и точки налились огнем – Антия смотрела завороженно, словно ребенок, который увидел ярмарочного фокусника и застыл от восторга.

«Это не фокусы, – подумал Ардион, чувствуя, как к нему возвращаются силы. Все, что отец умертвил в нем, оживало и приходило в движение. – Это моя суть».

– Отойди в сторонку, – с неожиданной для себя мягкостью предложил он. – Заденет.

Антия шагнула вправо, и в ту же минуту пирамиду наполнил стеклянный звон. Взвизгнув и пригнувшись, она закрыла голову руками: хрустальное крошево летело и пело, вместе с ним пришел обжигающий морозный воздух и хрустящая зимняя тьма.

Ардион обернулся. Церемонно протянул Антии руку, словно пригласил танцевать.

– Дыши, дыши!

Антию хлопнули по щеке, потом еще раз.

– Дыши, говорю!

Холод, окутавший ее после того, как она сделала первый шаг по снегу, был настолько густым, что дыхание оборвалось. Каждая клетка ее тела наполнилась льдом, затвердела, кровь сделалась такой густой, что не могла больше течь. Все расплывалось и дрожало перед глазами, и последним, что Антия увидела перед тем, как рухнуть в белое безмолвие, было далекое золотое зарево, которое разгоняло мрак на горизонте.

– Вот, хорошо. Умница.

Антия не сразу поняла, что дышит и даже идет. Под подошвами ее ботинок разливалось синеватое свечение, и она скользила по снежной глади, словно призрак, не проваливаясь и не оставляя следов. Холод отступил – теперь Антия чувствовала только легкую свежесть, словно выбежала ранним осенним утром на улицу, не набросив плаща. Ардион шел рядом и выглядел так, будто выполнил совершенно ненужную и неинтересную работу, но выполнил хорошо.

– Спасибо, – сказала Антия. – Я не ожидала, что тут настолько холодно.

– Это Северный полюс, – сообщил Ардион. – Разумеется, тут холодно.

Антия обернулась и увидела три пирамиды – торжественные, величавые, подавляющие. В стене самой близкой красовалась пробитая дыра, чернела разинутой беззубой пастью. Пирамиды выглядели угрюмыми, вызывая невольный страх. Даже думать не хотелось о том, кто мог лежать в оставшихся двух. Почему-то Антии представились змеящиеся гибкие тела со сверкающей чешуей – они спали точно так же, как спал Ардион, и больше не надеялись на освобождение. Те, кто мог вернуть их к жизни, умерли в те времена, когда люди жили в глинобитных хижинах и охотились на шерстистых носорогов.

Она понятия не имела, откуда взялись эти змеи и носороги, но картинка, которая проплыла перед ее глазами, была яркой и пугающей.

– Я думала, что ты умер, – призналась Антия и тотчас же спросила: – А почему больше не холодно?

– Я окутал нас обогревающим заклинанием, – объяснил Ардион. – Мы слишком легко одеты для этого места.

Антия снова вспомнила Верна, который рассыпался веером пестрых осколков и собирался вновь. Удерживать Великого Кита было таким же великим трудом, и ей пришло на память, как Лефер когда-то говорил, что соединил ее с Ардионом потому, что тот способен остановить Кита.

– Ты смог бы остановить нашего Великого Кита? – спросила Антия и уточнила: – Навсегда остановить.

– Никогда не пробовал, – проронил Ардион. – Но могу попытаться. Потом, когда разберусь с тем, что здесь произошло и что так сияет вон там.

Они по-прежнему не оставляли следов, и почему-то Антия этому обрадовалась. Значит, те, кто, может быть, решит их преследовать, не поймут, куда они направились. Золотое сияние становилось все ближе, и сейчас она видела его едва заметную пульсацию – оно то наполнялось силой, то начинало таять. Там, среди льдов и снега, было что-то живое, и сейчас оно медленно угасало. Жизнь утекала из него капля за каплей.

Антии сделалось не по себе. То, что испугало Великого Кита до смерти, сейчас было впереди – и они шли к нему, становясь все ближе и ближе.

– Наш главный жрец считает, что смог бы, – сказала она, пытаясь развеять страх. – Я иногда задаюсь вопросом, почему он не выбрал Верна.

Взгляд Ардиона сделался снисходительным – так родитель смотрит на ребенка, который лепечет глупости с серьезным видом.

– Он такой же сын твоего отца, как и ты, – продолжала Антия. – Он – король Ашх-Анорна по праву. И характер у него намного приятнее твоего.

Ардион устало рассмеялся.

– Он слабее меня. У него нет руки, – снизошел он до ответа. – А в таких делах, которые нужны «насовсем», как ты говоришь, лучше полагаться на сильных и двуруких. Ваш главный жрец сделал правильный выбор.

Антия со вздохом признала его правоту. Инвалиды не будут соревноваться в беге со здоровыми.

– И да, никакой он не король, – добавил Ардион. – Возможно, ему приятно об этом думать, но это далеко не так. Отец тогда просто хотел стравить нас между собой, и у него это получилось, но Верн от этого не делается королем. Он просто примерил корону.

Сияние вновь вздрогнуло, и в его глубине проступило что-то изогнутое, массивное. Ардион остановился, прищурился, разглядывая золотой туман, и в груди Антии снова дрогнул знакомый крючок. Она неожиданно поняла, что владыка испуган. Он стоял и смотрел так, словно весь его мир рухнул, и он застыл на развалинах, понимая: этого уже не исправить.

– Что? – прошептала Антия, осторожно дотронувшись до его руки. Ардион вздрогнул, будто только сейчас очнулся и понял, что они вдвоем находятся среди полярных снегов.

– Пойдем, – негромко откликнулся он. – Пойдем быстрее.

Чем ближе они подходили, тем яснее становилось, что именно находится впереди. Лед, который занесло снегом, должно быть, еще до появления людей, раскололся – из него торчал изогнутый нос ладьи, и Антия ощутила неожиданно тонкий древесный аромат, сладковатый и грустный. Дерево украшал изящный рисунок – золотые цветы и птицы. Внезапная боль остро уколола сердце, и Антия как-то сразу поняла, что здесь произошло.

Солнечный кормчий плывет по небу, лик его ясен. Рука поражает демонов, сбрасывает на землю – так говорили в Ашх-Анорне, вот только кто-то другой оказался настолько силен, что смог его остановить.

– Это ладья твоего отца? – спросила она. Ардион лишь кивнул – сейчас он напоминал мертвеца сильнее, чем когда лежал в пирамиде на постаменте. Казалось, его покинули и жизнь, и надежда. Как марионетка, у которой отстригли часть нитей, он медленно, словно преодолевая самого себя, двинулся к торчащей из-подо льда ладье. Сияние печально дрогнуло – пройдет совсем немного времени, и оно окончательно угаснет.

Что будет, если божество одного из миров умрет?

И кто вообще способен убивать богов?

Помедлив, Антия протянула руку и сжала пальцы своего спутника. Тот посмотрел так, словно она разбудила его, и под ледяным крошевом ненависти и тоски в его взгляде проступила боль – густая, невыразимая. Они подошли к иззубренному ледяному краю – вода была прозрачной, и можно было заглянуть почти до самого дна.

Ладья Солнечного кормчего медленно погружалась во тьму. Сейчас, когда они стояли совсем рядом, Антия видела, что она иссечена и исцарапана, словно ее рубили мечи и топоры, словно по ней выпускали целые тучи стрел. Запах дерева, густой и сильный, теперь сделался похож на запах крови.

Сияние снова дрогнуло. Ардион протянул руку и указал куда-то под лед. Слеза прочертила его правую щеку, и это было настолько жутко, что Антия едва сдержала крик.

– Смотри. Там отец.

Антия заглянула, куда он показывал, и все-таки вскрикнула. Солнечный кормчий висел в водной глубине. Золотые волосы стояли вокруг головы сверкающей короной, лицо, идеально красивое даже в смерти, было торжественным и скорбным. Бог раскинул руки, словно хотел обнять кого-то на прощанье или проклясть. Алый плащ застыл в воде, раздуваясь и пузырясь, будто его подхватил порыв невидимого ветра.