Царство черной обезьяны

– Никусь, – я кивком попросила Катерину выйти и взяла на руки горько плакавшую малышку, – не плачь. Май нашелся, я нашла его сегодня.

– Правда? – Залитые слезами невозможные глаза дочери смотрели на меня с такой надеждой, что мне захотелось стукнуть себя чем-нибудь потяжелее. Нет чтобы сразу обрадовать ребенка, устроила тут спектакль. Жаба, вот ты кто.

– Да, солнышко, правда. Это случайно получилось.

– А где он был? И почему ты не привела его? И почему Маю больно сейчас? – Вопросы перемежались судорожными всхлипами.

– Понимаешь, заяц, его украли нехорошие люди. Они очень плохо обращались с Маем, били его, поэтому пришлось отвезти нашего пса в больницу для животных. Ему там сделали операцию, и теперь все будет хорошо. Врач обещал, что Май обязательно поправится.

– Честно?

– Честно-пречестно. Вот завтра пойдем навестить его, сама и увидишь.

– А ты меня возьмешь с собой, не обманешь? Ты ведь сказала, что испачкалась, когда машину чинила, а на самом деле…

Ника отвела взгляд и шмыгнула носом. Нет тебе, короче, веры, мамочка.

– Прости, малыш, я больше не буду тебя обманывать. Просто мне не хотелось тебя пугать, вот я и придумала про машину.

– Мамсик, – дочка прижалась щекой к моему плечу и тяжело вздохнула, – ты такая смешная. После того, что делал тот злой дядька, ты думала, что я испугаюсь?

Банда мурашек, топая, словно стадо бегемотов по кувшинкам, пробежала по спине. Ника впервые за полгода вспомнила о кошмаре, пережитом нами в Сан-Тропе. Я, если честно, очень надеялась на способность детей забывать все плохое, как страшный сон. Или считать пережитое страшным сном.

Не получилось. Девочка помнит все. Она просто не хочет говорить об этом.

– В общем, так, – я поцеловала мокрую от слез щечку дочери, – обещаю – больше ничего придумывать не буду. Только, чур – и ты все говори честно. Договорились?

– Да, – выдохнула Ника мне в шею.

– А сейчас мы пойдем с тобой умоемся, потом я переоденусь, и – ужинать. Мой нос подсказывает, что нас ждет что-то очень вкусное. А что говорит твой нос?

– Он не говорит, он сейчас занят, – хихикнула дочка.

– Чем это, интересно, занят твой нос?

– Насморком.

– Логично. Как любит говорить баба Катя?

– Можно и сапог на голову надеть, но логика должна быть.

– Вот именно.

И мы пошли умываться.

За ужином обсудили планы на завтра. Естественно, что планы кружили, словно пчелы над вареньем, над нашим лохматенцием. Прямо с утра мы с Никой собирались навестить Мая, заехав предварительно в зоомагазин за вкусной специальной косточкой. К больному ведь без гостинцев нельзя, правильно? Катерина решила отправиться на рынок, прикупить парной телятинки на нежнейшие тефтельки для своего любимца. В общем, на Мая неотвратимо надвигалась райская жизнь.

– Кстати, дорогие мои, – допивая чай, решила поинтересоваться я, – что сегодня рассказывал господин Майоров? Как там у него дела?

– Не знаю, – пожала плечами Катерина, – с утра он не звонил, а после обеда я телефон отключила, чтобы не мешал ребенку спать.

– Странно, – я взяла лежавший рядом мобильник и проверила дисплей – пропущенных вызовов не было, – и мне наш папа не звонил. Никусь, это безобразие! – я подмигнула дочке. – Отшлепаем его, когда вернется, да?

– Нет! – малышка вдруг отбросила надкусанный пирожок, слезла с диванчика и стремительно выбежала из кухни.

Глава 9

Сердце вдруг испуганно замерло, а потом понеслось заполошно, словно курица, удирающая от трактора. Что-то не так с Лешкой, там что-то случилось.

– Балуете вы с Алексеем Никочку. – Катерина наклонилась и подняла с пола обиженный пирожок. – Вот и результат: ребенок себя плохо ведет, едой разбрасывается. Отругать за такое надо, а мама сидит за столом как ни в чем не бывало. Неужели выбрасывать придется? Может, возьмете завтра с собой, угостите Мая?

Домоправительница продолжала бухтеж, но я не слушала. Схватила дремавший на столе мобильный телефон и, пытаясь набрать номер Лешки, направилась в гостиную. Пальцы вдруг превратились в переваренные сосиски, на нужные цифры попадать тупо отказывались. Пришлось воспользоваться быстрым набором.

На номер мужа вместо гудков я поставила одну из его песен, и теперь Лешка нежно и чувственно пел мне в ухо. Он пропел всю песню, но живого голоса в телефонной трубке я так и не услышала.

Из угла, гнусно подхихикивая и потирая потные лапки, наползала паника. Мягкой тапкой от нее не отбиться, пришлось задействовать диванную подушку. Запущенная меткой рукой (хотя нет, вру, в таком состоянии я уже не попаду белке в глаз, а вот от нее получить в глаз могу), подушка бухнулась прямо на маковку панике, раскатав злыдню в блинчик.

А я набрала номер Виктора, администратора и хорошего приятеля моего мужа. Здесь были обычные гудки, дрелью ввинчивающиеся в мозг. После восьмого гудка Виктор снял наконец трубку:

– Анечка, привет.

– Что с Лешкой?

– В смысле?

– Вот только давай без художественной самодеятельности, хорошо? Артист из тебя фиговый.

– Я, вообще-то, никакого отношения к фиговому дереву не имею, тут ты ошибаешься…

– Виктор!!!!

– Ладно, сдаюсь, – парень тяжело вздохнул. – Трудно с вами, Майоровыми, ни соврать, ни заболтать. А как ты узнала? Мне казалось, нам удалось избежать огласки.

– Если ты немедленно не расскажешь мне, что с моим мужем, – процедила я, едва сдерживаясь, – следующей твоей работой будет престижнейшее место евнуха в гареме. Я не шучу, учти.

– Понял, понял. Ты не волнуйся, сейчас уже все в порядке.

– Тогда почему Майоров трубку не берет, если все в порядке?

– Ну, почти в порядке. Врач ему убойную дозу успокоительного вкатил, Алексей сейчас спит.

– Врач?!

– Так, теперь по порядку. Только не перебивай, обещаешь?

– Да.

– Сейчас мы во Владивостоке, здесь у нас заявлено два концерта. Один сегодня, другой – завтра. Мы прилетели сегодня рано утром и, как обычно, сразу в гостиницу. До обеда у всех было свободное время, а на вторую половину дня запланирован саунд-чек. Алексей обычно отдыхает после перелета, поэтому я его не беспокоил. Но в час дня он не спустился в холл, где нас ждали организаторы, чтобы отвезти на обед в ресторан. Все давно собрались, а Майорова нет. Что, в принципе, на него не похоже, ты же знаешь – Алексей всегда пунктуален, опоздание для него неприемлемо. Я позвонил к нему в номер – трубку никто не взял. Набрал мобильный – та же ерунда. Мы с представителем принимающей стороны и администратором гостиницы поднялись в номер Майорова. Стучали в дверь минуты две – тишина. Тогда администратор отеля открыл дверь своим ключом. Алексей, он… – Виктор на мгновение запнулся, а я – я, как обычно в стрессовых ситуациях, превратилась в сконцентрированного киборга. Страх, растерянность, боль – все это обрушится на меня позже, а сейчас необходима ясность мыслей. – В общем, он лежал на полу, возле кровати, бледный до синевы, рука прижата к сердцу. Я, если честно, перепугался до смерти, слишком уж Алексей походил на неживого. Упал рядом с ним на колени, смотрю – дышит. Еле-еле, но дышит. Мы вызвали кардиологическую «Скорую», спасибо местным эскулапам, примчались быстро. Может, потому, что ехали к Майорову – не знаю. Да и неважно, главное – вовремя. Сразу сделали какой-то укол, синюшность постепенно ушла, Алексей задышал нормально, порозовел. Пока ему снимали ЭКГ, Майоров пришел в себя. И рассказал, что он уже собирался спускаться вниз, в холл, как вдруг в сердце словно раскаленный прут вогнали. Дикая, невыносимая боль – и темнота. Но самое удивительное, что кардиограмма оказалась хорошей, никаких серьезных изменений не обнаружили. Тогда Алексею предложили съездить на обследование в больницу. Разумеется, наш герой отказался. Он даже попытался бодро вскочить, чтобы показать – с ним все в порядке. Но тут же вновь схватился за сердце и рухнул на кровать. В этот раз сознания Алексей не терял, но было видно – ему очень больно. Врач со «Скорой» ничего не мог понять и настоял на немедленной госпитализации. Я поехал вместе с Алексеем, попросив организаторов отменить концерты, не сообщая подробностей в прессу. И опять ерунда какая-то – еще в машине Майорову стало гораздо лучше, и к моменту приезда в больницу он чувствовал себя вполне нормально. Осталась лишь легкая слабость. И знаешь, чего первым делом потребовал твой муженек?