Принц на черной кляче

– Есть, Петенька, есть. Бог есть, и он нас любит. Потому что он нас создал.

– Да? Тогда меня он точно не любит!

– С чего ты взял?

– А п-почему тогда он меня создал таким уродом?

– Петенька, золотко мое, – и снова мягкие губы коснулись лба, – ну, перестань глупости говорить, внучек мой сахарный! Не урод ты, а просто болен! Ты молись Боженьке, проси его помочь – и он услышит. И поможет, вот увидишь!

– Да? Ты меня не обманываешь?

– Да Господь с тобой, родненький! Ты попробуй, попроси Боженьку. Я тебя молитве «Отче наш» научу, и ты перед сном каждый день ее читай, а потом проси Боженьку тебя вылечить.

– И что? – Петя почувствовал, как замерло от радостной надежды его сердечко. – Я стану здоровым?

– Это как молиться будешь. И как себя вести. Если в душе твоей злость и обида на весь мир по-прежнему царить станут, а черные мысли и желания верх возьмут, то тогда помощи не жди…

– Это у Любки в душе пакость всякая, – вмешался в разговор старший из кузенов, Сашка. – Вот только она кобыла здоровая, никакая зараза ее не берет.

– Зараза к заразе не пристает, – хихикнул средний, Сенька.

– Так Господь не только болезнями карает, он и по-другому может за черные дела наказать, – тихо произнесла бабушка Фрося. – А Любочка еще маленькая, она может исправиться.

– Хрен она исправится! – хмыкнул Сашка и тут же ойкнул, получив увесистый подзатыльник от отца:

– За языком следи, балбес! Ну что, Петька… – Дядя Яша присел перед прижавшимся к бабуле мальчиком на корточки. – Так мы пойдем сегодня твой гужевой транспорт смотреть или как?

– Да! – Умытые слезами глаза парнишки просияли. – Пойдем!

– Тогда иди ко мне на руки, я тебя к сарайке отнесу.

– Нет! Я сам пойду!

– Ну сам так сам.

Глава 9

Увидев свой гужевой транспорт, Петя не смог удержаться от радостного вопля.

Да и кузены его, и Надюшка – все дети восхищенно загомонили, увидев ладную, точь-в-точь похожую на настоящую, бричку. Только маленькую, как раз под Петькин рост.

А так – все взаправдашнее: пахнущий свежей краской возок с удобным сиденьицем, по бокам возок расписан пусть немного корявыми, но зато с любовью нарисованными цветами и деревьями. Сиденьице покрыто чистеньким половичком, чтобы костлявая попка мальчика не стукалась о доски во время езды. Колеса Яков взял от старой коляски, хорошие еще колеса были, шины только чуть-чуть подклеить пришлось.

– Это… это мне?! – Осторожно погладив нарисованный подсолнух, Петя поднял на дядю сияющие восторгом глаза.

– Тебе, кому ж еще! Мои балбесы и так носятся как угорелые, им не надо. А теперь и ты с ними носиться будешь, а они тебя – везти. Хотят – по одному пусть впрягаются, а нет – так по двое, быстрее будет.

– Здорово ты придумал, батя! – стараясь говорить басом, одобрительно произнес двенадцатилетний Сашка. – Теперь мы Петьке все наши секретные места покажем!

– Что еще за места? – нахмурился отец. – Уж не каменюки ли?

– Нет, батя, ты что! – хором возмутились сыновья.

Яков внимательно всмотрелся в честные-пречестные рожицы мальчишек, затем многозначительно показал на висевшие на стене сарайки вожжи:

– Узнаю, что кто-то из вас к каменюкам ходит – выпорю так, что сидеть не сможет, дня три так точно!

– Батя, они ж далеко, ты думаешь, нам охота по жаре туда таскаться? Мы Петьку в нашу секретную бухточку возить будем, чтобы купаться никто не мешал, не пялился на братишку. А то эти, отдыхающие, ты же знаешь…

– Это да, курортники – особый случай, – тяжело вздохнул Яков, а затем присел на корточки перед замершим от восторга племянником: – Ну чего стоишь, Петр? Залезай в повозку, выбирай коника!

– Меня, меня, меня! – наперебой загомонили братья.

Петя, цепляясь за борта скрюченными конечностями, кое-как заволок ненавистное тело в бричку и смущенно посмотрел на толкающихся мальчишек:

– Мне все равно, вы сами решайте.

С этого дня жизнь стала еще интереснее. Теперь Петька мог путешествовать вместе с остальными, и замедлять ход из-за него не надо было. А его повозка так понравилась деревенской детворе, что выстраивалась очередь из желающих прокатиться в ней.

Обычно ребятня всей гурьбой добиралась до излюбленного места отдыха – маленькой бухточки, спрятанной от курортников на первый взгляд неприступной скалой. Но в этой неприступной скале имелся сквозной проход к бухте, надежно укрытый от посторонних глаз густым колючим кустарником.

Так что курортниками туда и в голову не приходило соваться. Зачем? Ведь есть прекрасные пляжи, совсем близко, карабкаться к которым по горам не надо.

Зато на общие пляжи народу набивалось столько, что побережье в разгар сезона походило на лежбище морских котиков. И вода к вечеру там начинала пованивать туалетом.

А в бухте вода была всегда прозрачной, ветер терялся в скалистом склоне, на берегу был только чистый мягкий песок, а не горы прикопанного мусора, но самое главное – никого постороннего, только свои.

И Петя, поначалу стеснявшийся своего скрюченного тела, совсем скоро забыл о нем. Ну, почти забыл – вбежать в воду, поднимая фонтан брызг, он по-прежнему не мог, зато плавать все-таки научился. А когда научился – из воды почти не вылезал.

Потому что в воде его непослушное тело исчезало, оставляя на поверхности только голову. И мальчик ничем не отличался от остальных купальщиков.

К началу августа Петя уже не походил на того бледного тощенького заморыша, каким он приехал в деревню: бабулина кухня, свежий воздух, обилие фруктов, а самое главное – ежедневные прогулки к морю – все это, собранное в один искрящийся луч счастья, сотворило настоящее чудо.

Вместо хилого огрызка в повозке сидел, радостно сверкая дырками выпавших зубов, загорелый крепкий мальчишка с выгоревшими добела волосами. К тому же теперь часть пути Петька пробегал сам, уступая место в тележке визжащей от восторга малышне.

Да, пробегал. Он научился бегать! Пусть недолго, пусть неуклюже, переваливаясь на кривых ногах, но – бегать!

Однако самого главного его желания, о котором он теперь каждый вечер горячо молился перед сном – баба Фрося научила его словам «Отче наш», – все еще не исполнялось.

Руки и ноги по-прежнему оставались сведенными вечной судорогой…

И в душе мальчика, ничего толком не знавшего о вере, все больше пускала корни обида на Бога.

А чего он! Сначала создал Петьку таким, а теперь, сколько его ни проси, помочь не хочет! И ведь не только сам Петька просит, мальчик слышал, как его любимая бабулечка истово молится перед потемневшей иконой, спрятанной в дальней горнице. Каждый день молит Всевышнего за внучка, желает бедненькому выздороветь, крепко встать на ножки…

И если он, Петька, не может похвастаться только светлыми мыслями – отца и Любку он ненавидел все так же, – то у бабулечки точно ничего черного в душе нет! А Бог не слышит ее!

В общем, обиделся мальчик всерьез, а потом вообще перестал молиться.