Увези меня на лимузине!

Потом друзья перестали приходить вообще, и возле Алексея осталась только Ирина.

И желание уйти из жизни, сдохнуть наконец, стало просто невыносимым. Потому что невыносимой была сама жизнь. Вернее, не жизнь, а существование, растительное существование.

Но даже покончить с собой Майоров не мог. Как?! Как можно это сделать, когда тело живет своей собственной жизнью, исправно функционируя. И заставить его, к примеру, отказаться есть невозможно по двум причинам: во-первых, само тело ни за что не подчинится приказу на уничтожение, а во-вторых, его в любом случае кормили бы насильно, через шланг.

Другие способы уйти из жизни тем более не были подвластны. И запертая в одиночке кокона душа, поначалу метавшаяся и бившаяся о стены до крови, теперь апатично лежала на полу, свернувшись в клубочек. Выхода не было. Ты заслужил это, предав свою любовь, предав самое себя. Так тебе и надо.

А тело тем временем оживало все больше и больше. Оно уже в состоянии было не только сидеть, но и ходить. Пусть медленно, неуверенно, но совершенно самостоятельно. А еще оно с удовольствием, пусть и несколько неопрятно, ело. Вернее, жрало, понемногу жирея. Сохранило основные навыки гигиены, но душ принимать тело не очень любило, хотя раньше эта процедура была ежедневной.

Ирину же вполне устраивало нынешнее положение вещей. Алексей сам ел, сам себя обслуживал, передвигался тоже самостоятельно. А главное – был полностью ей подконтролен. Он послушно, словно робот, выполнял все распоряжения своей жены. Ирина позиционировала себя теперь только так, тем более что Алексей и не думал возражать. А если и думал, то там, в одиночке, откуда голос не долетал. Неподвластное же тело говорить категорически отказывалось. И подчинялось почему-то только приказам Ирины, брошенной собачонкой сидя у двери, когда «жена» куда-нибудь уходила.

И Ирина теперь чувствовала себя в присутствии Алексея Майорова совершенно свободно. Она, не стесняясь, звонила своему сообщнику, обсуждая дальнейшие планы.

А в дальнейшие планы входило только одно – срочно забеременеть от Алексея, причем обязательно от него, дабы любая генетическая экспертиза подтвердила отцовство Алексея Майорова и, соответственно, право наследования ребенком всего состояния и имущества упомянутого Алексея Майорова после его смерти.

Разумеется, последующая смерть Алексея была запланирована сообщниками. Зачем им эта обуза пожизненно? Но только после выполнения им основной задачи.

Как же злилась Ирина теперь на свою дурацкую поспешность! Не сделай она тогда аборт, сейчас не пришлось бы ждать, пока осточертевший ей Алексей Майоров сможет восстановиться до такой степени, чтобы вернуть способность к детопроизводству.

Глава 13

Выписка Алексея Майорова из больницы была назначена на восемнадцатое декабря. Ирина позаботилась о том, чтобы об этом событии узнали все желающие. А желающих было много, интерес к событиям вокруг одного из самых заметных персонажей российского шоу-бизнеса пока еще не зачах. Полноценный такой был интерес, упитанный, умело подогретый.

И утром восемнадцатого декабря, когда Алексей, сидящий в кресле-каталке, был вывезен на крыльцо больничного корпуса, он едва не ослеп от вспышек фотокамер. Хорошо, кто-то (впрочем, почему «кто-то», Ирина, больше некому) сообразил выставить милицейское оцепление, оставляющее свободным пространство от крыльца до автомобиля. Иначе толпа журналистов, телерепортеров, а также фанатов Алексея Майорова просто затоптала бы немощного кумира. И так над головами милиционеров тянулись в сторону искомого объекта меховые помпоны микрофонов, насаженные на длинные штыри. До Алексея долетали сиплые выкрики, похожие на карканье ворон: