Дюжина лазеек

 Дело 9

Невозможность совместного проживания

Разбудил меня звонок. Проклятие! Кажется, я забыла отключить звук.

Цапнула телефон с тумбочки, поднесла к глазам… Шемитт!

В первый момент я обрадовалась. А потом память нахлынула волной, сбила с ног и поволокла. Клуб. Музыка. Пещера дракона. Темные глаза Артема…

Захотелось побиться головой об стенку. Вместо этого я нажала кнопку, внося Шемитта в «черный список», и устало откинулась на подушки.

Ну здравствуй, прекрасный новый день!..

Нат опасливо заглянул в спальню.

– Ну вот, разбудили!

– И тебе доброе утро, – проворчала я, откидывая одеяло, и на ощупь натянула халат.

Домовой тут же исчез, чтобы мгновение спустя вернуться с подносом. По спальне поплыл одуряющий аромат. Ммм! Кофе, теплые булочки, омлет с сыром.

– Ты – лучший мужчина в моей жизни. Серьезно.

Нат лишь носом шмыгнул:

– Ешь уже.

Только я успела сделать первый глоток, как вновь затрезвонил телефон.

– Привет, Вер.

– И тебе доброе утро. Слушай, а пойдем гулять?

Я чуть не подавилась, осведомилась подозрительно:

– Что это на тебя нашло?

– Ничего, – подозрительно легким тоном ответила подруга. – Суббота же. Погода отличная.

Я покосилась на окно, за которым и впрямь не по-сентябрьски весело сияло солнце. Только настроения выползать из своей уютной норы не было. Совсем.

– Извини, я немного занята…

– Чем? – хохотнула подруга. – Страдаешь?

– Уже в курсе? – вздохнула я и отпила кофе, собираясь с мыслями. – Тебе Артем сказал или?..

– Или. Так пойдем?

– Пойдем, – сдалась я.

Гулять Вере отчего-то вздумалось не в центральном парке («Пфе, там сегодня наверняка не протолкнуться!») и даже не по набережной («Вода цветет и вонь!»). Она потащила меня в небольшой тихий сквер, сейчас сплошь оккупированный мамочками.

– И что мы тут делаем? – уточнила я подозрительно.

Вера тотчас сделала такой невинный вид, что подозрительность моя усилилась многократно.

– Гуляем!

Два и два я складывать умела. Сквер был самый обычный, одно достоинство – чистый. Несмотря даже на близость железнодорожного вокзала.

– Ты притащила меня сюда, чтобы проводить Артема?

– Ну… – Вера отвела взгляд. – А ты против?

– Интриганка, – вздохнула я. – И сводница.

– А что делать, – буркнула она. – Если кое-кто дальше своего носа не видит?

Я предпочла «не услышать».

Мы все-таки пошли на вокзал, хотя даже не знали, какой нужен вагон. Но не заметить Артема – это надо постараться. Над любой толпой он возвышался на голову, и людское море опасливо обтекало его крупную фигуру.

Артем хмурился, рассеянно глядя на перрон. Вера еще издали помахала ему, и его взгляд вспыхнул недоверчивой радостью.

– Аня? – беззвучно шевельнулись губы.

Артем улыбнулся, подхватил чемодан и пошел нам навстречу. Он выспался, побрился и перестал наконец походить на тень самого себя.

– Привет! – воскликнула Вера так громко и радостно, что у меня заныли зубы. – А мы пришли тебя проводить. Правда, Ань?

И подтолкнула меня в спину, как родительница – робкого ребенка на утреннике.

Уголок губ Артема дрогнул. Да что я мнусь, в самом деле? Подумаешь, пьяный поцелуй. Небо на землю не упало, Артем не грянулся оземь и не превратился в дракона.

И кстати, мне ведь понравилось!..

– Правда, – сказала я. – И пожелать счастливого пути.

Улыбка его стала шире.

– Спасибо.

Я приподнялась на цыпочки и чмокнула его в щеку.

– Тебе спасибо! За вчерашнее… и вообще. Ты настоящий друг.

Артем окаменел. Повторил медленно:

– Друг?

Обнял мое лицо ладонями – и быстро поцеловал. В губы.

– Ань, я…

«Внимание! – произнес в громкоговорителе равнодушный женский голос. – Заканчивается посадка на скорый поезд «Альвхейм – Сурсдалир». Поезд отправляется с третьего пути. Нумерация вагонов – с хвоста поезда. Повторяю. Внимание! Заканчивается посадка…»

Артем наклонился, прижался лбом к моему лбу.

– Ладно, потом поговорим. Береги себя.

Он подхватил чемодан и запрыгнул в вагон.

Поезд загудел и медленно поплыл вдоль перрона.

– Только этого мне не хватало, – пробормотала я. Голова шла кругом. – Что на него нашло?

– Анька, ты просто дура! – вспылила Вера, которая все это время держалась в стороне и старалась не отсвечивать. – Иногда хочется взять тебя и!..

– И? – повторила я заинтригованно.

Мимо сновали люди.

– Отшлепать, – сказала Вера с досадой. – Ты ведешь себя как ребенок.

– М-да?

Вера прищурилась.

– Прячешься под одеяло, – объяснила она свою мысль. – Чтобы не видеть очевидного. Ну что ты уперлась в эту свою дружбу? Не видишь, как у мужика крышу рвет?

Я молчала. Вспоминала. Как он целовал вчера. Как дернулся от моего «друг».

Слепой я не была. Как бы – временами – ни хотелось.

– Проклятие, – выдохнула я тоскливо. – Зачем он все портит?..

– Портит?! – воскликнула Вера и вытаращила глаза. – Ань, ты совсем, да? Такой мужик по тебе с ума сходит! А ты…

– Как ты не понимаешь? – перебила я резко. – Друзья могут стать любовниками. Но бывшие любовники снова друзьями уже не станут.

Она всплеснула руками:

– Это ты мне говоришь? Я, вообще-то, со всеми тремя своими бывшими мужьями в хороших отношениях, если ты забыла.

Я дернула плечом. Перрон почти опустел, только мы двое по-прежнему спорили сердитым шепотом.

– Это другое. Мы с Артемом вместе с самого детства. Рисковать дружбой ради сомнительной интрижки? Уволь.

Вера прищурилась, тряхнула рыжей гривой.

– Интрижки? Ань, тебе напомнить, как он пытался за тобой ухаживать? Сколько вам тогда было? Лет двадцать?

– Восемнадцать, кажется, – ответила я раздраженно. – Слушай, я…

– Сейчас тебе тридцать. Двенадцать лет – не многовато ли для интрижки? Знаешь, я не лезла. Думала, это ваше дело. Но, Ань, хватит уже издеваться над мужиком, а?

Я зажмурилась до ярких кругов перед глазами. Сказала глухо:

– Я не хочу его потерять.

– Э-м-м. Поправь меня, если я ошибаюсь. Ты не хочешь его потерять, поэтому делаешь все, чтобы отдалиться? Ань, ну что за детский сад?

Я молчала, потому что крыть было нечем.

– Просто боюсь, – созналась я наконец. – Что не получится, что будет хуже…

– Отлично, – одобрила Вера язвительно. – Поздравляю, ты махом перепрыгнула из детсадовца в старушку. Ань, это только у стариков впереди уже ничего хорошего не будет. И то возможны варианты. А ты молодая красивая женщина. Так откуда этот пессимизм?

– Профессиональное, – пожала плечами я. – Знаешь, сколько несчастливых семей проходит перед моими глазами?

– А умирают вообще все. И что теперь, ложиться и ждать смерти? Ладно, мне надоело. Хочешь прятать голову в песок – валяй!

Она швырнула в урну носовой платок и быстро пошла прочь…

Выходные я провела, отключив все телефоны и дверной звонок. Только родителей предупредила и шикнула на Ната, который сунулся с расспросами.

Домовой надул губы и удрал на кухню, где с расстройства гремел посудой.

Я же прикидывала варианты. Смотреть грустное кино, рыдать и лопать мороженое? Выпить успокоительного и проспать все выходные? Звонить и жаловаться подругам?

К йотуну!

Я решительно распахнула гардероб. Что тут у нас?

Целый ворох платьев, костюмов, блузочек, половину из которых я уже толком и не помнила. Они были в полном порядке (этим занимался Нат), но некоторые просто вышли из моды, другие надоели, а третьи не сочетались с моим нынешним стилем.

Следовало разобрать все это богатство и определиться, что выкинуть, а что продолжать носить. Заодно будет повод купить обновки!

Ах, вещи! Сколько воспоминаний – то приятных, то болезненных – вы храните в себе! Вот в этом синем платье с асимметричным подолом (с правой стороны он спускался до колен, а слева почти полностью открывал бедро) я была на институтском выпускном… А эту шелковую блузку я надевала на свидание с Шемиттом…

В складках ткани спрятана память о первом свидании и горьком расставании, о поцелуях и слезах, о победах и разочарованиях.

Оттого перебирать одежду в шкафу – это будто крутить в пальцах жемчужины приятных воспоминаний или острые осколки боли. Как быстро уходят радости и печали, оставляя после себя лишь этих безмолвных свидетелей и, конечно, память…

В понедельник у меня было дежурство. Поразмыслив, я не стала просить коллег меня подменить. Лучше отвлечься, чтобы прекратить переваривать и пережевывать свои чувства.

Решение оказалось вполне здравым.

Пока я объясняла мамаше с грудным младенцем тонкости взыскания алиментов, а потом успокаивала давнишнюю клиентку, которая проиграла дело в суде, моя душевная боль превратилась из острой в ноющую.

Летиция, умница, чуяла мое настроение и на глаза не показывалась.

Еще несколько посетителей спрашивали адвоката, однако по ходу дела выяснилось, что им нужен нотариус. Многие не знают, когда надо идти к адвокату, а когда к нотариусу. На самом деле тут все просто. Вопрос решаете мирно и по взаимному согласию? К нотариусу. Со спором и скандалом? К адвокату.

Разобравшись с делами, я покосилась на часы – и глазам не поверила. Только начало первого! Всегда так – время то отчаянно летит, снося все на своем пути, то вдруг почти замирает, растягиваясь бесконечными мгновениями. Кто выдумал, что время – величина линейная? Видимо, он никогда не ждал завершения тяжелого рабочего дня и ни разу не молил про себя, чтобы ночь с любимым длилась хоть чуточку дольше…

Грохот заставил меня очнуться и перестать клевать носом. В дверь колотили так, будто пытались вынести ее тараном.

– Войдите! – крикнула я, пока дверь чего доброго не разлетелась в щепки. – Не заперто.

– Извините, – сконфуженно прогудели из коридора, и в кабинет почти ползком забралась…

От невоспитанного: «Хель! Смотрите, это же хель!» – я удержалась, но глаза все-таки вытаращила. До сих пор видеть суровых обитательниц Севера мне доводилось лишь издали, и надо сказать, что в тесном офисе впечатление она производила… неизгладимое. Теперь я поняла, что такое слон в посудной лавке.

Хель растерянно заозиралась. Сдвинуться с места она бы, пожалуй, смогла. Главное, руками не махать, а то еще меня пришибет. А вот стулья для посетителей ей решительно не годились. Еще бы! Они ведь не рассчитаны на три с половиной метра роста и хороший дуб в обхвате.

Хорошо еще, потолки в офисе пятиметровые.

– Вам, кхе-кхе, нужна юридическая помощь? – поинтересовалась я с некоторым сомнением. Смотреть на нее было неудобно, приходилось задирать голову. Я бы и стоя вряд ли доставала хель до пояса, а уж сидя!

– Угу, – прогудела она и неловко посторонилась, чуть не снеся кодексы с моего стола.

В образовавшуюся щель ужом ввинтился… Шемитт.

Я прикрыла глаза, пережидая вспышку боли. Могла бы догадаться! Ведь однажды у него этот прием уже сработал, а Шемитт не привык что-то усложнять там, где без этого можно было обойтись.

Огненные глаза, гибкая фигура, небрежно расчесанные вишневые волосы, которые хотелось привычно пригладить…

Я сжала губы. Пожалуй, разумнее всего будет Шемитта игнорировать. Если бы это еще было так легко!

– И какая же у вас проблема, госпожа?.. – Я осеклась. Точно ли госпожа, не господин? Шуба и меховые штаны скрывали фигуру, так что оставалось только гадать.

В определении пола инеистых великанов, каюсь, я была не сильна. Не водились они в нашем Мидгарде, что-то им тут не подходило. То ли слишком жарко, то ли еще что.

– Мист-исса, – назвалась хель с достоинством.

Я незаметно выдохнула: «-исса» – приставка к женскому имени, это я помнила точно. Мужчина был бы «-ис».

– Слушаю вас, госпожа Мист-исса. – Я чуть склонила голову набок.

И конечно, Шемитт не вынес, что я смотрю сквозь него. Сверкнул глазами и шагнул вперед.

– Позвольте, я объясню. Так будет проще, Мист-исса не очень ориентируется в делах юридических.

Пф-ф-ф! Можно подумать, сам он ориентируется.

Лезть на рожон я не стала.

– Слушаю вас, – сказала сухо. – В чем проблема?

– Проблема, госпожа Орлова, – моя фамилия прозвучала не то с издевкой, не то со злостью, – в том, что Мист-исса живет в коммунальной квартире, и соседи вознамерились ее оттуда выселить. За невозможностью совместного проживания, как написано в иске.

В чем-то я их понимала. Когда эдакая соседка разгуливает по общей кухне, снося все на своем пути, – тут любой взвоет.

Мне следовало бы попросить иск. Вместо этого я поинтересовалась:

– Почему судьбой госпожи Мист-иссы интересуются драконы?

Это следовало переводить как «в какую еще историю ты собираешься меня втянуть?». Ведь не на улице же он ее поймал, ради повода для визита!

Хель вдруг потупилась, переступила с ноги на ногу. Дракон покосился на нее, усмехнулся чему-то и объяснил:

– Госпожа Мист-исса – ценный специалист. Во всех смыслах.

И гадай теперь, в каких смыслах! Ну, змей…

– Рада за вас, – прохладно сказала я. – И чего же вы хотите от меня?

Шемитт сверкнул глазами. От меня-женщины он хотел многого, от меня-адвоката только одного.

– Чтобы вы помогли Мист-иссе в суде, конечно!

– Господин Шемитт, – вздохнула я. – Я могу быть откровенна?

– Разумеется, – прищурился он.

– Если госпожа Мист-исса – столь ценный специалист, почему бы вам попросту не обеспечить ее жильем? Даже если я добьюсь решения в вашу пользу, госпожа Мист-исса, жизнь в квартире превратится в кошмар. Не проще ли переехать?

Она решительно покачала головой.

– Там мое место!

– Ваше так ваше, – вздохнула я, прощаясь с идеей поскорее выпроводить неформатную клиентку. А главное, избавиться от Шемитта. От него, впрочем, отделаться будет не так легко. – Исковое заявление вы с собой захватили?

Бумаги – кто бы сомневался! – оказались у дракона.

– Что тут у нас?.. – пробормотала я, наискось проглядывая иск.

«Систематически нарушает права и законные интересы соседей и иных проживающих лиц», чего и следовало ожидать. А вот чем именно нарушает?..

Обычно под этой формулировкой прячутся выпивки или наркотики, реже – психическое заболевание. Жильцы утверждали, что Мист-исса ведет асоциальный образ жизни и «создает невыносимо низкую температуру» – а вот это что-то новенькое!

Жильцы коммунальной квартиры утверждали, что по вине хель в жилом помещении царит аномальный холод. В подтверждение чего они приложили акты жилищной комиссии, которая действительно обнаружила, что температура не поднимается выше плюс двенадцати – плюс пятнадцати.

Истцы утверждали, что хель вечно жарко и она оставляет нараспашку кухонное окно и балкон. Неприятно, соглашусь. Но ведь не может это быть причиной столь низких температур! Тем более летом. А один из актов был датирован августом.

Иного объяснения истцы не привели, ограничиваясь туманными намеками.

– Писулька, – резюмировала я, похлопав ладонью по иску. – Как, интересно, они намерены доказывать, что это из-за хель в квартире аномальная температура?

Она вдруг гулко вздохнула, а дракон усмехнулся.

– Видите ли, это действительно в некотором роде связано с Мист-иссой. Только вовсе не с таинственной магией и жертвоприношениями, на которые соседи туманно намекают.

Я почесала бровь, а Мист-исса прогудела:

– Глупые люди!

– Источник ледяной магии, – объяснил Шемитт ровно. – На этом самом месте жила хельская шаманка. Впоследствии постановлением горсовета ее хижину снесли, а землю передали под застройку. А чтобы не придрались, Лауз-иссе, шаманке, выделили комнату.

– Моя, – хель ткнула себя пальцем в грудь, – бабка. Покойная.

Шемитт кивнул и заложил руки за спину.

– После смерти Лауз-иссы кому-то нужно было присматривать за источником. Так что мы были очень рады, когда Мист-исса согласилась переехать из Хельхейма.

– Источник, когда один, скучает, – прогудела хель почти виновато.

И думать не хочу, как может скучать поток магии! Впрочем, точно ничего хорошего.

Я посмотрела на будущую, йотун побери, клиентку. Пожалуй, стоит заломить цену побольше. Или сами откажутся, или хоть не зря буду страдать.

– Вы хотите остаться в этой квартире?

– Хочу! – Хель топнула ногой.

Мой стол подпрыгнул, а за окном завопила сигнализация стоящих неподалеку машин. Что-то мне стало окончательно жаль соседей Мист-иссы. Хотя ей тоже пришлось несладко. После ледяного и малонаселенного Хельхейма – и в столицу Мидгарда? Неудивительно, что они сшиблись лбами! Как мы пишем в исках о разводе, «отсутствие любви, уважения и взаимопонимания». Соседей это тоже касается.

– Хорошо, – вздохнула я, – я возьмусь за ваше дело. Только вам придется собрать кое-какие бумаги. Во-первых, копию трудовой книжки, во-вторых, характеристику с места работы, в-третьих…

Хель вдруг прерывисто вздохнула и сказала жалобно:

– А может, не надо?

Это что еще за новости?

– Я разберусь, – пообещал Шемитт и похлопал великаншу по локтю. – Мист-исса, будь добра, обожди на улице.

По спине пробежал холодок. И когда хель кое-как выбралась через слишком низкий для нее дверной проем, я заговорила сухо:

– Я потяну время, но вам следует все-таки нажать на свои рычаги и добиться расселения дома. Скажем, по причине нарушения санитарно-технических норм. Социальное жилье должно быть благоустроенным, а о каком благоустройстве идет речь при такой температуре? Кроме того, нарушение природоохранного законодательства…

На этом терпение дракона закончилось. Он уперся ладонями в стол и навис надо мной.

– Анна, что происходит? Почему ты меня игнорируешь? Не приехала в субботу, не берешь трубку…

Я через силу улыбнулась и стиснула руки на коленях.

– Видишь ли, Шемитт, я приезжала в субботу. Рановато, правда… Или как раз вовремя, тут как посмотреть.

Он застыл. И выдал сакраментальное мужское:

– Это ничего не значит!

– Неужели?

Шемитт схватил меня за плечи. Встряхнул.

– Анна, перестань! Я люблю тебя.

Я не чувствовала ничего, кроме саднящей боли в груди. Потому что это «люблю» было чем-то вроде козыря. Волшебной палочки, призванной все изменить. Грош цена такой любви.

– Не любишь, – покачала головой я. – Иначе не стал бы спать с другими.

Сколько раз я слышала об этом от клиентов? О затасканных отговорках? О хождении по кругу «изменил – простила – изменил снова»?

Он полыхнул глазами, крепче сжал пальцы. Синяки останутся, но думалось об этом как-то отстраненно.

– Потому что ты все время на работе! У тебя вечные суды, апелляционные жалобы, следственные действия и боги знают что еще. А когда выдается свободная минутка – ты проводишь ее то с подружками, то с этим твоим Артемом.

– Лучшая защита – нападение? – хмыкнула я, даже не пытаясь ничего отрицать. Зачем?

Он судорожно вздохнул – и вдруг притянул меня к себе. Впился поцелуем.

Я не стала вырываться, но и отвечать – тоже. Покорно терпела, пока он терзал мой рот. Наконец до Шемитта это дошло, и он отстранился.

Губы у меня горели огнем, но в душе было холодно и пусто. Я заговорила, и слова падали, будто комья земли на гроб.

– Уходи, Шемитт. Я больше не хочу тебя видеть.

Долгую минуту мы молча смотрели в глаза друг другу, и от этой тишины хотелось плакать.

Потом он дернул щекой, разжал руки и вышел.

Я бессильно опустилась прямо на стол и закрыла лицо ладонями. Что же, игры с огнем редко доводят до добра. Но я залечу ожоги и буду жить дальше…

– Боги с вами, Анна! – всполошилась Летиция, метеором вылетев из стены. Подслушивала? Мне было все равно. – Разве можно убиваться из-за мужчины, который не в состоянии держать штаны застегнутыми?!

Я невольно улыбнулась сквозь слезы – и правда, что это я рассиропилась? – и попеняла:

– Летиция, что за лексикон? Я вас не узнаю.

– Станешь тут выражаться, как портовый грузчик! – Она всплеснула руками. – Подумать только, не обслуживали его потребности по первому зову! Пф-ф!

Летиция так искренне негодовала, что на сердце у меня потеплело.