Это было давно

– Мне надо уходить! Остаться никак не могу – меня тут же расстреляют. Будьте осторожны! Даст Бог – свидимся.

Всё утро на улице раздавались крики, лай собак и кудахтанье кур, которых тащили бандиты.

В дверь тихо постучали. На пороге стоял Яков Моисеевич со всем своим многочисленным семейством.

– Вы обещали помочь! – умоляющим голосом сказал он, – они уже близко! Тётю Сару застрелили, когда она пыталась защитить своё добро. Наш дом совсем рядом…

Саша открыла довольно глубокий погреб:

– Полезайте все сюда! Быстро! И сидите тихо, как мышки!

На крышку погреба они постелили большой пушистый ковёр, чтоб не было заметно.

– Нет, такой ковёр класть нельзя, – подумав, сказала Алёна, – он слишком красивый и они могут на него позариться.

Постелили совсем старый, изъеденный молью ковёр, который бабушка давно собиралась выбросить на помойку. Сверху поставили ещё и стол с горячим самоваром. Как будто только что пили чай…

После этого, решив посмотреть, что творится в городе, они осторожно выглянули из калитки.

На улице стояла телега с пулемётом.

Мимо неё вели пленных белых офицеров. За ними шагал бандит с винтовкой.

– Неужели расстреляют? – прошептал Денис.

– Видите, что на телеге написано? – сказала Алёна, – выходит, эти вообще против всех.

– Смотрите, как интересно! – начала рассуждать Саша. – Красные считают, что воюют за счастье для всего трудового народа. Они против того, чтобы бедные работали на богатых, и хотят, чтобы у всех всего было поровну. Наверное, это справедливо, хотя вряд ли у них что-нибудь получится…

Белые воюют за ту жизнь, которая была раньше – с царём и идеалами… Их тоже можно понять.

А эти – просто бандиты: тащат, что можно, и грабят бедных евреев.…

– Хватит болтать, пошли скорее в дом – поёжилась Алёна, – что-то беспокойно мне за Якова Моисеича…

В доме было тихо. Из-под пола не доносилось ни звука.

– Молодцы! – громко сказала Алёна.

И в этот момент дверь с шумом распахнулась.

На пороге стояли два бандита:

– О! Какая славная квартирка! – радостно воскликнул один, – кажись, мы нашли наконец хату для нашего батьки! Что думаешь, Трофим?

– Да вроде бы, то что надо! И народу немного. Кто тут, окромя вас, ещё проживает?

Он смотрел прямо на ребят. Надо было отвечать.

– Никто, – сказала Саша.

– Ну вот и славно! Есть у вас во дворе сарай? Возьмите всё что надо и перебирайтесь туда. А здесь батька Петро поселится. Живо! Чтоб через минуту вас тут не было!

И бандиты удалились, о чём-то громко разговаривая.

– А как же они там останутся, в погребе? – растерянно прошептала Алёна.

– Придумаем, что-нибудь. Главное, у них там куча еды, и даже красное вино есть. С голоду не умрут… Лишь бы бандиты их не нашли, – сказал Дениска.

Тут во дворе послышались голоса:

– Давай сюда, заноси.

И в комнату втащили огромный сундук. За ним ещё один – поменьше. А уже за сундуками появился сам батька Петро со своей правой рукой – бандитом, по прозвищу Лютый.

Оба остановились посередине комнаты, настороженно озираясь вокруг.

Девочки и Денис стояли, прижавшись к стене, не в силах пошевелиться от ужаса.

Почти забытая история вновь выплыла из глубин далёкого прошлого.

Посередине комнаты стояли Пётр Эдуардович и Желтоглазый.

– Так вот ты какой, оказывается, батька Петро, – ошарашенно прошептал Денис.

Сим-Сим, откройся!

– Я бы уже перекусил. А ты как, Гриша? – сказал Пётр Эдуардович.

– Да и я не против.

Оба уселись за стол и только теперь заметили девочек и Дениску, жавшихся в углу.

Оба узнали их мгновенно, несмотря на то, что все трое сильно выросли и изменились за эти несколько лет.

– Гриша, ты только погляди, кто тут! Правду люди говорят: гора с горой не сходится, а человек с человеком всегда сойдётся…

– Всю жизнь мне испоганили, – мрачно сказал Желтоглазый, – Спасибо Временному правительству – выпустило всех каторжан на свободу. А вы уж, небось, надеялись, что больше меня не увидите?

Слышь, Хозяин! Можно я им кости переломаю?

– Да погоди ты! Это всегда успеется. Я вот давно мечтал вопросик им один задать. Подойдите-ка поближе, соколики.

Еле перебирая ватными от страха ногами, все трое подошли к столу.

Пётр Эдуардович внимательно посмотрел каждому в глаза и усмехнулся.

– А Мура-то моя померла, – неожиданно сказал он.