Муж из прошлого

Муж из прошлого
Анна Рэй

Отправляясь на экскурсию в музей-усадьбу, Катя Круглова не могла и представить, что перенесется из двадцать первого века в девятнадцатый в поместье графа-ученого. Фантастика? Реальность! Правда, путешествие напоминает сон, муж из прошлого спит и видит, как избавиться от нежданной супруги, а лучшие подруги спешат на помощь, преодолевая время и расстояние. Но к трудностям нашим девушкам не привыкать. Девятнадцатый век? Освоятся! Машина времени? Изучат! Высокомерные аристократы? Очаруют, соблазнят и укротят!

Анна Рэй

Муж из прошлого

Возрастные ограничения 16+

© Рэй Анна

© ИДДК

Часть первая

Глава 1

Осень. Наши дни. Москва

Катерина сидела на подоконнике, удобно устроившись среди мягких подушек, и смотрела в окно. В этом году октябрь столицу погодой не баловал: на улице – слякоть, с неба сыпал то ли дождь, то ли мокрый снег, а туман накрыл город похлеще лондонского. Но непогода совершенно не портила вида. Собственно, ради этого вида Катя и приобрела на Малой Грузинской маленькую двушку с газовой колонкой, крошечной кладовкой и такого же размера кухонькой. Обзор на старые московские дома и улочки компенсировал все неудобства. Катя словно переносилась в прошлое, представляя, что живет в конце девятнадцатого века, снимает комнаты в одном из доходных домов и частенько любуется столичными двориками. Правда, сейчас ей приходилось прикрывать один глаз, чтобы не видеть справа шпиль уродливой новомодной высотки и не лицезреть стеклянную стену торгового центра, который внезапно вырос по соседству. Куда лучше представлять, как за окном чинно прогуливаются горожане в элегантных нарядах, тихо стучат копыта лошадей и шуршат колеса экипажей, громыхают по рельсам трамваи… Интересно, в Москве конца девятнадцатого века уже ходили трамваи?

Катя отвлеклась от созерцания городского пейзажа и перебралась на кровать, где были разложены книги и карты. Подхватив справочник о московской жизни девятнадцатого века, она принялась увлеченно листать страницы и наконец отыскала нужные данные. Автор утверждал, что первые конные трамваи появились в нынешней столице в 1872 году. Это что же получается: вагоны по рельсам тягали лошади? Катерина возмущенно фыркнула. Она была девушкой любопытной, с прогрессивными взглядами, интересовалась историей любимого города, особенно альтернативной. Окажись она в девятнадцатом веке – все бы лично разведала и выяснила! Наверняка у них там не то что трамваи и паровые машины, но и машины времени были! Но историки все скрывают. А на самом деле случилась глобальная катастрофа, и следы ушедшей цивилизации занесло глиной. Или нет!.. Всему виной мировая революция. Ведь сколько зданий и заводов разрушено, сколько книг и мемуаров утеряно! А может… Катя вскинулась и в ужасе округлила глаза: а может, в девятнадцатом веке мир захватили рептилоиды и это они переписали историю? Вот не зря у начальника отделения банка, где ей отказали в кредите, фамилия Ящеров – явно прямой потомок. И внешность соответствующая. Катерина хмыкнула и тут же тяжело вздохнула: как на самом деле жили предки, современники Толстого и Достоевского, а не книжные герои, доподлинно не узнать. А очень хочется…

Катя бросила заинтересованный взгляд на книгу в красной обложке с увлекательным названием «Как было на самом деле», но ее вниманием завладела другая – распечатанная на домашнем принтере самиздатовская брошюрка «Загадочные явления в старинных усадьбах и поместьях». Удобно устроившись на постели, она принялась с интересом изучать труд неизвестного автора. Катерина выдернула из пучка карандаш, и свет от лампы тут же заиграл золотистыми бликами в рассыпавшихся по плечам волосах. Девушка на пару секунд замерла, разглядывая свое отражение в зеркале трюмо. Увы, яркой красавицей она не была. По крайней мере, не в том смысле, который вкладывали в это понятие современные журналы и фильмы. Рост у нее средний, правда, фигура со всеми нужными изгибами. Губы, по нынешним меркам, самые обычные, не африканский размер. Зато примечательной чертой в ее облике были глаза цвета небесной лазури в обрамлении пушистых темных ресниц. А если добавить косметику, да встать на высокие каблуки… Катя отмахнулась от собственных мыслей. Возможно, живи она в девятнадцатом веке, то без всяких «если» и «но» была бы первой красавицей. В современном же обществе ее считали самой обычной.

Вновь уткнувшись в книгу, девушка тут же позабыла о стандартах красоты двадцать первого века. Сейчас ее больше волновал век девятнадцатый.

– Так-так-так… – пробормотала она, пробегая глазами по строкам. – Самарская область… развалины старой усадьбы… Нет, развалины мне ни к чему. А что это у них там в Хрущевке? Или в Хрящевке… Поместье в стиле замка-шато, восстановлено в начале двухтысячных по чертежам девятнадцатого века… Любопытно… – протянула Катя и поставила на полях восклицательный знак. – На первом этаже замка располагается музей, на территории пруд, разбит большой парк, рядом заброшенная часовня, в которой жители не раз замечали мистическое свечение… Вот туда-то мне и нужно!

Катерина поставила на полях еще два восклицательных знака и улыбнулась, предвкушая, как она ворвется в часовню и исследует каждый кирпичик старинной постройки. И разберется с мистическим свечением.

Решив продолжить изучение графских развалин, Катя обратила пытливый взор на карту местности и принялась составлять маршрут. Через два часа путешественница мирно посапывала, откинувшись на подушки и накрыв лицо картой. Кате снился прекрасный замок с роскошной спальней, бордового цвета обои с золотым тиснением и тяжелые темные гардины создавали интимную обстановку. Она словно увидела со стороны, как лежит на кровати под балдахином в фривольного вида сорочке, а незнакомый темноволосый мужчина склонился над ней. Катерина не сдержала стона, когда незнакомец принялся прокладывать дорожку из легких поцелуев от шеи к груди. Она предвкушала, как губы таинственного любовника опускаются ниже, и выгнулась в ожидании удовольствия… Но ничего не произошло. Девушка приоткрыла один глаз и обнаружила, что рядом никого нет. Более того, шикарный будуар исчез, а она по-прежнему находилась в своей маленькой спальне, раскинувшись на кровати в позе звезды. Вместо полупрозрачной сорочки с кружевами на ней был домашний велюровый костюм, карта противно щекотала нос, а на груди вздымался игрушечный медвежонок Вася.

– Мне срочно нужен отпуск. А еще муж, – сонно пробормотала Катя.

Медвежонок смотрел на хозяйку немигающими глазками-пуговками и молчаливо соглашался. Зевнув, Катерина перевернулась на бок, подкладывая игрушку под щеку.

– Вот бы отметить Новый год в каком-нибудь старинном поместье девятнадцатого века… – Катя мечтательно улыбнулась. – А не махнуть ли в тот замок? Наверняка там и потомок графа найдется – высокий, темноволосый, угрюмый и ужасно одинокий. Все, как я люблю!..

И Катерина прикрыла веки, погружаясь в сладкие грезы о графе и мечтая о фантастическом путешествии в Хрящевку.

Глава 2

Октябрь 1889 года. Москва

Граф Томас Генрихович Кошкин-Стрэтмор трясся в экипаже по припорошенному снегом городу, отбивая пальцами нервный ритм и недовольно хмурясь. В Париже, откуда он недавно вернулся со Всемирной выставки, стояла чудесная теплая погода, а в Москве в этом году снег выпал уже в конце октября. Хотя какой это снег? Так, сплошное недоразумение. Грязно-серое месиво на мостовой возле Сухаревой башни лишь затрудняло движение, да еще власти додумались пустить по центру города конки. И когда успели столько новых маршрутов проложить? Правда, московские старожилы утверждали, что сызнова пути не прокладывали, а потихоньку откапывали после последнего наводнения и грязевого потопа[1 - Наводнения в Москве 1855 г. и 1879 г., когда вода достигала отметки более 8 м. – Здесь и далее примеч. авт.]. Тогда вода с размытой глиной поднималась почти на четыре сажени: не то что дороги и рельсы, а и первые этажи домов занесло. Богачи старались покинуть подтопленный город и разъезжались на время кто куда. В основном, конечно, в глубинку, в родовые поместья, или в Европу, которую многие считали вторым домом. А вот родители Томаса, наоборот, в те годы перебрались из Лондона в Самарскую губернию.

Увы, его матери, Елизавете Кошкиной, так и не удалось покорить лондонский бомонд. Кое-кто еще помнил танцовщицу Лизоньку, блиставшую в балете «Маркитанка» на сцене Королевского театра, и не позволял забыть об этом высшему обществу. Графу Генри Стрэтмору, страстно влюбленному в супругу и женившемуся, вопреки воле родителей, на русской танцовщице, пришлось покинуть родину и сперва переехать с женой в Париж, где общество более терпимо к подобным мезальянсам. Но после того как во Франции в семидесятом году случилась очередная революция, граф с супругой отбыли в Российскую империю – на историческую родину Елизаветы Андреевны Кошкиной. Граф выгодно вложился в предприятие по строительству частной железной дороги и возвел в Самарской губернии родовое поместье в стиле французского замка-шато.

Сын графа Стрэтмора, Томас, бывал в Москве и в Хрящевке наездами, но после смерти отца осел на исторической родине матери. И теперь Томас Генрихович любовался видом православного собора, одновременно крестясь и чертыхаясь на медлительность «рысаков» и нерасторопность лихача, который взял с него целых два рубля и намеренно плутал, явно посчитав графа за иностранного гостя. Благо экипаж вскоре проехал каменный мост и царский зверинец, за ним показался Вдовий дом с величественными колоннами, а там и Пресненские пруды. Наконец наемный экипаж въехал в ворота трехэтажного особняка, принадлежавшего графу Алексею Петровичу Шубарину, ставшему Томасу закадычным другом. Шубарин был человеком светским и в то же время хватким дельцом. Он добился успехов не только на государственной службе, но и заслужил определенное уважение среди фабрикантов. А тайной страстью Алексея Петровича была наука. Именно она и сдружила столь разных мужчин, объединив общей целью: они мечтали создать уникальные механизмы и подчинить время.

Уже через четверть часа на втором этаже в кабинете Шубарина горел свет, а в окне можно было различить мужской силуэт. В камине довольно потрескивал огонь, наполняя комнату приятным теплом и запахом смолы. Томас Генрихович расположился в кресле с бокалом отменного скотча, который хозяину дома в знак расположения прислал муж двоюродной сестры, герцог Аргайл.

Томас с любопытством рассматривал картину в золоченой раме, лениво потягивая обжигающий горло напиток и вытянув ноги к камину, который редко кто разжигал в Москве в такое время года. С портрета хмуро взирала молодая дама. «Нос слишком длинный, лицо чересчур узкое, цвет волос – мышиный…» – рассуждал про себя граф. Присмотревшись внимательнее, он обнаружил, что фигура дамы явно интереснее лица. Особенно область декольте. Граф Кошкин-Стрэтмор задержал взгляд на груди незнакомки чуть дольше, чем позволял этикет. Хотя какой, к чертям, этикет?! Это всего лишь портрет, и он в комнате один.

– Какого лешего Алекс повесил эту девицу в откровенном платье в своем кабинете? – недоуменно пробормотал Кошкин-Стрэтмор, с раздражением отвернувшись от портрета незнакомки и переводя взгляд на огонь в камине.

Приглушенный свет обозначил резкие, даже грубоватые черты лица графа: крупный нос, твердый подбородок, четко очерченные губы. Кошкина-Стрэтмора определенно можно было бы назвать красавцем, если бы не жесткий взгляд глубоко посаженных глаз, смуглая кожа и волосы, стриженные не по моде. К сожалению, в этом сезоне и в Англии, и в Российской империи в свете блистали утонченные юноши со светлыми кудрями, хрупким телосложением и узкими запястьями. Этим граф Кошкин-Стрэтмор похвастаться не мог. Томасу Генриховичу с его русскими и шотландскими корнями явно не тягаться с болезненного вида молодчиками. А регулярные занятия боксом лишь усугубляли и без того атлетическое сложение. Скорее, он был похож на шотландского воина, чем на изнеженного аристократа.

По большому счету, вопросы внешности и моды нисколько не волновали Томаса Генриховича. Его могли взволновать лишь чертежи нового проекта. После посещения Парижской выставки вдохновленный граф Кошкин-Стрэтмор последние три недели практически не выходил из московского особняка своего друга, работая над расчетами новой машины. Ну и попутно скрывался от матушки. А все почему? Потому что вдовствующая графиня Елизавета Кошкина-Стрэтмор окончательно и бесповоротно решила, что сыну в его тридцать два пора жениться. Сперва Томас сбежал из родового поместья в Хрящевке, чтобы прекратить постоянные разговоры о браке и детях, и вот теперь мать наведалась в московский особняк, что делала крайне редко. Графу не оставалось ничего иного, как солгать маман, что он задержится во Франции, а самому спрятаться в доме Алексея. И теперь он как никогда был близок к созданию уникальной машины времени. Если экспериментальные запуски окажутся успешными, это будет открытие, которого человечество еще не знало. Это будет триумф! Прорыв!..

В этот момент в гостиную вошел граф Шубарин и самым возмутительным образом отвлек Томаса от мечтаний.

– Что празднуешь? – Хозяин дома насмешливо изогнул бровь, указывая взглядом на полупустой графин. – Ты завершил расчеты? Тогда пора приступать к опытам. Надеюсь, мы сможем использовать заброшенную часовню на окраине твоего поместья в Хрящевке?

– Заброшенный склад, ты имеешь в виду, который прежний хозяин земли пытался приспособить под часовенку? Разумеется, – отсалютовал бокалом граф Кошкин-Стрэтмор. – Расчеты почти готовы, мне осталось совсем немного. Я устал работать взаперти, а вылазки в экипаже не помогают. И вернуться домой не могу, мать засела в городском особняке, словно борзая в ожидании дичи.

– Да забудь ты хоть ненадолго о своей мамаше и ее планах! Давай лучше решим, чем займемся вечером, – предложил Алексей Петрович, присаживаясь рядом с другом. – Может, сходим в театр?.. Нет, там наверняка будут шпионки твоей матушки. Тогда посетим Английский клуб?

– После того как в клуб проникла переодетая женщина, это может быть рискованно, – поморщился Томас.

– Согласен. Уединишься с таким «джентльменом» в кабинете на партию в бридж, а потом будешь вынужден жениться!

– Куда катится мир?! Одиноким мужчинам негде скоротать вечер в Москве! Даже посещение закрытого клуба может стать опасным, – искренне возмутился граф Кошкин-Стрэтмор.

– Тогда предлагаю посетить заведение мадам Фруже, уж там мы точно не встретим знакомых твоей матери. Очаровательные нимфы скрасят наш досуг… – и граф Шубарин мечтательно вздохнул.

– Мимолетным интрижкам я предпочитаю постоянную спутницу, – категорично заявил Томас.

– То-то твоя постоянная любов… спутница сбежала, – ухмыльнулся Алексей. – Признайся, Том, чертежи тебя волнуют больше, чем женщины.

– И я в этом не одинок. Давыдов тоже не женился… Постой-ка! – встрепенулся Томас. – А ведь твоя вдова от тебя сбежала? – Граф подмигнул другу: – Иначе ты бы не пользовался услугами очаровательных нимф.

– Знаешь, Том, несколько месяцев воздержания сильно сказываются на моем здоровье. Я вдруг начал яростно вступать в политические дискуссии, рассорился с членами клуба, скрываю от начальства наши с тобой научные опыты. Раньше я себе подобного не позволял, – сердито пробурчал Шубарин.

– Как я тебя понимаю, – согласился Томас и бросил взгляд на портрет незнакомки в платье с вызывающим декольте. – Но, увы, нимфы мою проблему не решат. Я не смогу вечно прятаться от матери. Боюсь, меня спасет только женитьба. Но именно этого я избегаю. Дилемма.

– Твою дилемму легко решить. – Алексей Шубарин удобно устроился в кресле и потянулся к графину с остатками скотча. Налив в фужер напиток и сделав глоток, он закинул ногу на ногу и принялся рассуждать: – Можно найти скромную бесприданницу и быстро скрепить ваш союз – настоятель храма, что расположен на территории моего поместья, многим мне обязан. Как и наш посол во Франции.

– Этим надо воспользоваться, – оживился Томас и перевел взгляд на портрет, махнув рукой в сторону нарисованной дамы с неприлично глубоким декольте: – Кстати, кто там изображен?

– Любовница моего прадедушки… Какая-то русская графиня. В свое время уехала во Францию, разбив моему предку сердце… – Граф Шубарин хотел еще что-то добавить, но Томас его перебил:

– Алекс, а возможно ли быстро заключить брак?

– С моими связями возможно не только оформить брак, но и выправить документы, – самодовольно кивнул собеседник и заинтересованно посмотрел на приятеля. – И кого же ты присмотрел в невесты?

Томас стремительно поднялся с кресла, подошел к портрету и наклонился, вчитываясь в надпись на раме: