– Мол, вот сиротка, грустная такая, одинокая, возьмите, драгоценнейший, в прислужницы – Бог и Вас не оставит.
– А девица – то крупная?
Пелагея Константиновна быстро уловила подтекст вопроса, о том «много ли ест девица» и раскрыв широко руки, намекая на щедрость барина ответствовала:
– Что Вы мой, драгоценнейший, «т р о с т и н о ч к а»! Да и …не привыкшая она… В общем как Вы сами поставите энтот вопрос!
Ведь х о з я и н – б а р и н!
«Хозяин – барин»! – это словосочетаньице так польстило слуху барина, что он подумал: «… и правда, – хозяин-барин», и подписал необходимые документы.
Был назначен день, когда девица со своим скромным чемоданом приехала в дом барина.
Мария предстала в кабинете барина, и он немного оторопел.
Он сделал барскую паузу. Потом снял пенсне, которое ему было просто не к лицу. Достал из ящика стола лупу и поглядел на Марию через эту самую лупу.
Эта странная привычка прилепилась к барину совсем недавно.
Посмотрев на нее, барин смерил ее взглядом. Он считал разглядывание через лупу неким загадочным шармом. В этот момент он возвышался в собственных глазах как некий ценитель красоты и непревзойденный эксперт в отношении оценки ценности какой-либо вещи.
«Весьма недурна. Но только бледновата. Похоже бледность сия от сиротского питания».
– Что, ж, как звать- величать Вас, барышня?
– Мария Остапова, – заливаясь краской лица ответила девица.
– Сейчас Глафира проводит вас в вашу комнату. Глаша, поди сюда. Возьми ейный чемодан и отведи дЕвицу, э… Машу в ее комнату, покажи, где уборная, и отведи на кухню пообедать.
– Ясно, барин, ясно, будет сделано.
Барин расплылся в улыбке: «А все – таки власть – сладкая штука…»
Надо сказать, что барин был весьма крепкого достатка, но со своими странностями; двух гончих – породистых держал для показа редким гостям, но зато испытывал какую – то странную слабость к дворовым псам.
– Эдакие прыткие ребята», – любил говаривать он – «и что я, право, в них нашел»?
У барина была еще одна черта, о которой непременно следует упомянуть, иначе рассказ будет неполным.
Откуда и когда появилась эта черта у барина, неизвестно. Только барин наряду с имением занялся еще и торговым промыслом. Рассудительность, немногословность, неторопливость, степенность, а также женатое положение внушали кредиторам о нем весьма лестное мнение и многие предложили барину взять их денежные средства «в оборот».
Торговые дела пошли весьма успешно.
Банкноты и векселя потекли рекой. И барин начал коллекционировать разные вещицы – по сути безделицы.
Прохаживаясь по торговым рядам, покупая безделицы и рассматривая их в лупу, преисполнялся какой- то тайной радостью о своей особой исключительности.
Его неожиданно посещали мысли о том, что он знает толк не только в вещах и их ценности, но и о людях и их ценности мог бы посудить…
На собраниях купцов первой и второй гильдий, а также на заседаниях Дворянского собрания барин предпочитал отмалчиваться и в перепалки и полемику не вступал, опасаясь обнаружить свою недалекость и необразованность в вопросах государственного устройства.
Однако после собрания, он, как бы невзначай, доставал свою лупу, разглядывал какой – нибудь предмет. Вокруг собиралась пара- тройка молодых дельцов:
– Что скажите, уважаемый?
– Вещица недурна, – только и мог сказать барин.
По мере роста доходов и приобретения «никому ненужных вещиц», барин приобрел черту, о которой никто пока не догадывался. Каждое явление, вещь, человека, он стал рассматривать с точки зрения его материальной ценности и полезности.
Страсть обладания ценными вещами возбудила в нем какое – то странное сладостное упоение и наслаждение приобретать, покупать, торговаться, сбрасывать цены, занижая ценность вещам, показывая всем видом, что «вещица – то энта и гроша, ломанного не стоит», а он, покупая ее, «просто друг и благодетель великий».
На женщин он тоже стал смотреть как —то по —особому…
И вот однажды под утро, после супружеской встречи в опочивальне, которая находилась на третьем этаже его московского особняка, посмотрев на свою спящую жену, он с ужасом «увидел» и отметил: «Как она стара, как я мог так жестоко ошибиться? Все же приданное ее было весьма недурственно…»
Он оделся и спустился к себе в кабинет. Посмотрев в зеркало, барин не мог оценить себя критически: вылезший живот, морщины, яркие носогубные складки, лысеющая голова – все это барин не мог оценить «по достоинству».
Только одна крамольная мысль неотступно преследовала его: «молодая любовница! Вот, что ему сейчас действительно нужно!»
Следом вторая мысль была в его духе и стиле: «Но во сколько же мне это обойдется? Мое воспитание не позволяет в полной мере опуститься до того низкого холуйства, которое могут себе позволить городские франты, посетив дом „Мадам“. Нет, нет, нет! Он уважаемый человек, и потом подмоченная репутация может повлиять на состояние его дел и здоровья. Нет – нет, так рисковать нельзя».
Так думал барин в своем кабинете в то самое утро.
– Глаша!
– Да, Барин!
– Где Федор?
– Вы давеча его в деревню отпустили на три дня с родными повидаться.
Барин любил порядок, и только Федор мог приносить барину чаю и сигары:
– Вот незадача, – прищурившись, сказал барин, -А, впрочем, позови сюда Марьюшку.
Прозвание, «имьице» это как- то сразу приросло к девице, что так и осталось в доме барина.
– Проходи. Как тебе у нас?
– Спасибо, все хорошо.
– Вот и славно. Вот попрошу я тебя о небольшом порученьице.
– Да барин. Ой!
– Ну, зачем же так… Барин…
– Простите, хозяин – барин…