Алена Винокурова

Я задумалась.

– Паш, а тебе не кажется, что как-то все глупо, что ли? Что хотел скрыть Кожемятов, какое такое преступление, если он такие деньжищи отдал наличкой? Ну, что он, серийный маньяк что ли?

– То есть ты думаешь, что все-таки шантаж?

– Ну, это первое, что приходит в голову.

Паша начал насвистывать, что свидетельствовало о глубокой задумчивости.

– Соглашусь. Его жизнь слишком на виду и на психа он не тянул. Остальное решили бы лучшие адвокаты страны. Но что там могло быть?

– Давай посмотрим, что завтра будет на оглашении завещания, – пожала я плечами.

Глава 7

Пашка вошел в кабинет и посмотрел на меня со смесью смеха и удивления.

– Ну, признавайся, Винокурова, шаманишь?

– Ты о чем?

– Я от адвоката Кожемятова. Ну и веселый мужик был этот Кожемятов, скажу я тебе. Знаешь, что он завещал Горбенко?

Я покачала головой.

– Свой портрет. А бывшей жене свою любимую кружку. Петрову он завещал свою ручку.

Я ухмылялась.

– А составил свое завещание он… – вопросительно посмотрел на меня Павел, предлагая продолжить.

– Месяц назад, – закончила я.

– Умница.

– Хорошо, а недвижимость? А деньги?

– А вот тут совсем интересно. Вся недвижимость за рубежом изначально была оформлена на подставных людей. На счетах в зарубежных банках от тысячи до десяти тысяч, где долларов, где евро. Недвижимость в России он завещал продать, а деньги перевести на счета подшефного детдома и дома престарелых, ну тут, допустим, понятно – наследников нет, это объяснимо. Но самую главную бомбу адвокат поведал нам после ухода обрадованных наследников. Он продал свою часть акций своей же корпорации, мать. Он вывел все свои деньги. О чем это говорит?

– Он точно знал, что он умрет?

– В точку.

Я сидела и качала ногой.

– Ничего не понимаю, – вслух пожаловалась я. – Предположим, он знал, что ему не откупиться от шантажиста, но что там было такого? Или, что, он точно знал, что у него смертельный диагноз и эта была эвтаназия?

Ребята пожали плечами.

– А в бумагах личных вообще – вообще ничего интересного?

– Сейчас посмотрю фото.

Дима углубился в просмотр и хмыкнул

– Слушайте, а этот листок, кажется, проглядели.

Мы подошли и взглянули на фото. На сложенном по форме конверта листе А4 была напечатана всего одна фраза: «Я знаю, что Вы сделали прошлым летом».

– И что это? Угроза?

– Есть такой ужастик, – вздохнула я, – но тут в отличие от названия фильма, местоимение «Вы» обращено к конкретному человеку.

Пашка начал звонить коллегам, а я задумалась и позвонила секретарю Кожемятова.

Цель моего звонка была достигнута очень быстро, мне нужен был телефон лечащего врача Ивана.

Я набрала продиктованный им номер, ответил приятный женский голос, и мы договорились встретиться через час у нее в центре.

Паша договорил и кратко пересказал нам суть разговора:

– Явных врагов у Кожемятова не было, на бумагу внимание сначала обратили, но потом почему-то о ней забыли. Ни конверта, ни чего-либо еще, что может пролить свет на происхождение этой бумаги, нет. Сложено, как письмо, логично предположить, что кто-то прислал его Кожемятову и он, боясь огласки, конверт выбросил, а бумагу положил в сейф. Вопрос только в том, а что он сделал прошлым летом?

– В фильме они избавились от трупа. Может поискать в подвале? – невесело усмехнулась я, – ладно, я поехала к лечащему врачу Кожемятова.

Жанна Борисовна Левина была привлекательной женщиной в районе пятидесяти лет. Выглядела она очень хорошо, белоснежный халат сидел безупречно на дорогом платье, да и кольца на пальцах с великолепным маникюром могли испугать слабонервных своей стоимостью.

Я представилась и объяснила цель своего визита.

Жанна подняла брови и на пару секунд посмотрела в окно.

– Теперь-то наверно уже все равно… Он очень не хотел, чтобы кто-то знал, чтобы кто-то относился к нему снисходительно…

– Думаю, врачебная тайна уже нарушена не будет. У него было что-то серьезное?

Врач кивнула.

– У Ивана было очень плохое сердце. Просто удивительно, как он в молодости занимался спортом практически профессионально и ни одна медкомиссия этого не выявила. У него был синдром…Хотя Вам наверно просто по-человечески?

Я кивнула.

– Ну что ж. Иван перенес инфаркт на ногах. Хотя перенес, все же громко сказано, его вынесли с самолета и привезли сюда. Я по специализации кардиолог, так что могла заниматься Иваном лично. В подобных ситуациях велик риск разрыва сердечной мышцы. Кровь внутри сердца движется под большим давлением, и при появлении дефектов в миокарде моментально устремляется в полость сердечной сорочки, ограниченной перикардом. Стремительное заполнение перикардиальной полости жидкостью нарушает сокращение сердца, происходит его тампонада и остановка. В органах возникает дефицит кровотока, и пациент погибает от шока. Чтобы Вам было понятно, он мог умереть в любой момент. У папы моего сердце лучше, скажу я вам, а ему хорошо за восемьдесят. В общем, Иван в любой день мог просто не проснуться. Почему-то он очень этого смущался, как будто в этом было что-то постыдное. Он не хотел, чтобы об этом знал кто-то, кроме меня и его.

– И, что, с его возможностями, ни одна клиника в мире не могла ему помочь?

Жанна Борисовна пожала плечами.

– Я предложила ему обследование в Израиле, там очень хорошие специалисты. Иван должен был лететь туда в начале декабря…Всевышний рассудил иначе.