Кольцо времён. Путь Упуата

Чтобы лучше понять отца, Якоб отправился по его следам. Сперва гостил у бабушки в Калининграде, потом рванул в Москву, где и решил осесть окончательно, поскольку большинство его проектов оказались столичными.

После аварии он оказался в буквальном смысле на обочине. Бывшие заказчики про него забыли, нашли себе новые таланты. Да и давать «щадящий» график никто расположен не был, а работать в полную силу Войник смог не сразу.

Вот тогда-то на него и вышел СанСаныч со своей «желтопрессной» редакцией. СанСаныч был другом отца и давно предлагал Якобу сотрудничество. Войник даже делал для него несколько репортажей, но от постоянной работы в штате отказывался. Не, ну какой серьёзный человек будет писать про полтергейстов на старых бабушкиных кухнях и призраков жертв КГБ, замурованных в переходах метро?

После комы Якоб пересмотрел свои взгляды, да и благодарен был СанСанычу, что не забыл – навещал и подбадривал. Так и получилось, что в итоге Войник стал постоянным сотрудником редакции на весьма неплохом окладе. Работал с душой, ввязывался в любые авантюры и иногда чувствовал себя почти агентом из «Секретных материалов». Малдером, конечно. Вот только Скалли у него не было – некому вытаскивать за шкирку, если влез чрезмерно глубоко…

Воспоминания разворачивались в разуме калейдоскопом – свои, чужие. Сейчас всё больше свои. Может быть, он уже умер? Иначе откуда такая невероятная, нереальная лёгкость во всём теле? Может быть, его настоящее тело осталось лежать там, позади, засыпанное песком и обломками камней. А он лёгким пружинистым шагом брёл сквозь тьму, где единственным ориентиром был ускользающий свет впереди и чёрная фигура пса, ожидающего его за каждым новым поворотом…

Если здесь вообще были повороты.

Удивительно, но пространство вокруг Якоб почти не видел. Иногда он вёл ладонью по шершавой каменной стене и чувствовал под пальцами осыпающийся песок. В другие моменты его ладонь проваливалась куда-то во тьму.

И был шёпот, чьи-то далёкие голоса, от которых он был словно отделён толстым стеклом. Он не мог разобрать слов, а иногда казалось, что он слышит звон… инструментов? Оружия? Задумавшись, он споткнулся о какой-то обломок и чуть не растянулся во весь рост. Рёбра отозвались болью, как-то издалека, словно пробив вколотую кем-то медикаментозную блокаду. Почти похоже на правду.

Но откуда тогда звон и голоса? А впрочем, удивляться не приходилось. Якоб хорошо помнил некоторые сны, которые посещали его во время комы и после.

Самым прижившимся глюком стала Лидка, но вот сейчас почему-то она исчезла, уступив место псу. Войник остановился, потёр виски, попытался осмыслить своё положение. Потяжелевшее кольцо всё так же жило своей жизнью, притом явно сговорилось с псом и тянуло дальше. Шепчущая темнота накатывала волнами, не то подталкивая вперёд, не то пытаясь поглотить, но страшно не было. Разум оставался кристально чист, и Якоб словно наблюдал за собой со стороны – его частая реакция на шок. Психика защищалась, как могла. Кто-то, наверное, даже удивился бы его равнодушию ко всему необычному. Вот только дело было не в равнодушии – в желании сохранить целостность себя. Не рассыпаться совсем.

Снова вспомнился Лавкрафт. Как там было в том старом рассказе? «Погребённый с фараонами», кажется. Вот и тематика подходящая. Главный герой провалился в какие-то глубокие египетские катакомбы, шёл всё глубже и глубже, пока не нашёл следы очередной исконно лавкрафтовской древней расы… а потом и наткнулся на ритуал каких-то чудовищ под землёй.

«Я расслышал, как где-то в отдалении, едва слышно раздаётся мертвящая душу маршеобразная поступь шагающих. Жутко становилось уже оттого, что звуки шагов, столь несхожие между собой, сочетались в идеальном ритме. Муштра нечестивых тысячелетий стояла за этим шествием обитателей сокровенных земных глубин – шагающих, бредущих, крадущихся, ползущих, мягко ступающих, цокающих, топающих, грохочущих, громыхающих… и всё это под невыносимую разноголосицу издевательски настроенных инструментов. У гиппопотамов были человеческие руки и в них факелы… у людей были головы крокодилов… бездушные мумии… сборище странствующих ка… орда мертвецов сорокавековой истории страны фараонов, будь они прокляты! Составные мумии шествовали в мраке подземных пустот во главе с царём Хефреном и его верной супругой нежити Нитокрис…»[4 - Цитата из рассказа «Погребённый с фараонами» Г.Ф. Лавкрафта в переводе О. Мичковского.]

– Нитокрис… мм… – Войник силился вспомнить, кто это.

– Таа-Нефертари, – поправил чей-то многоликий шёпот, подхваченный эхом. – Таа-Нефертари и Анх-Джесер…

Кто-то или что-то толкнуло его в спину порывом ветра, с воем пронёсшегося по переходу. Свет впереди мигнул и начал гаснуть.

– Эй, нет, мы так не договаривались! – крикнул Войник, но его голос замер тут же, не разнёсся эхом, а оказался поглощён темнотой, словно плотным покрывалом.

Ощущение было несколько диким… Он ведь слышал эхо – эхо чужих голосов! Или те, кто обитал здесь, просто были реальнее, чем он сам?..

Бродить по коридорам вслепую он не хотел – поспешил на меркнущий свет, и шепотки подталкивали его, словно шелест морского прибоя или шорох изменчивого песка. И куда подевался божественный пёс?..

В какой-то момент Якобу пришлось пригнуться – потолок давил, становясь всё ниже и ниже, а коридор сужался. Потом он и вовсе пополз на четвереньках. «Нет чтобы стать нормальным призраком и пролететь тут бесплотным ветерком», – подколол себя Якоб, хотя смешно не было. В висках он отчётливо слышал стук своего пульса, учащающегося в преддверии панической атаки. Ну вот только этого не хватало! И вообще, у призраков ведь не бывает панических атак… Если только тебя не замкнёт где-нибудь на границе между реальностями, чего Войник здорово опасался после своих «увлекательных путешествий» на больничной койке.

Весь мир сомкнулся до необходимости ползти вперёд, только бы вылезти побыстрее. Узкий лаз всё никак не кончался, и Якоб уже всерьёз задумался, не поползти ли назад, но что-то подтолкнуло его. Вот теперь стало по-настоящему страшно. Войник что было сил протащил своё тело вперёд, сбивая ладони о шершавый камень, испещрённый не то трещинами, не то какими-то символами… и чуть ли не выпал на открытое пространство.

Здесь было темно, но впереди он видел источник света – узкую щель между створами дверей. Вот только двери были завалены обломками и вездесущим песком, который лился здесь тончайшими струйками откуда-то сверху, словно в песочных часах, отмеряющих утекающее время.

Его время.

Голоса смолкли, и воцарилась мертвенная тишина. Пса нигде не было. Войник даже позвал древнее божество по имени. Темнота снова поглотила эхо, словно сам он был недостаточно реален для этого места. Тонкие струйки песка и обломки камней были более настоящими, чем он.

Это пугало куда больше древних мертвецов Саккары…

Якоб оказался совершенно один в этой пещере… или в зале, чем бы оно ни было.

Узкий тоннель, откуда он только что выполз, зиял негостеприимной чернотой. Темнота щерилась из углов, из невидимых проходов среди камней. Единственным ориентиром оставалась тонкая золотистая щель света… но он же не мог в одиночку разобрать заваленный камнями проход? Да и блоки были солидными – не как у пирамид Гизы, конечно, но весили прилично.

Тяжело вздохнув, Якоб подошёл к груде камней, забрался на неё, попытался заглянуть в щель между створами – безрезультатно. Свет слепил, а полоска была слишком узкой. Он даже попытался толкнуть створы, но те, похоже, открывались в другую сторону.

Сев на камни, Войник как следует выругался. Что делать теперь, он решительно не представлял. Не представлял, как быть дальше. Хорошо хоть голод и жажда его не мучили – казались чем-то настолько же далёким, как и боль в сломанных костях.

Взгляд упал на руку, на кольцо, блеснувшее в полумраке.

– Ну и куда теперь прикажете идти, Ваше Высочество? – невесело усмехнулся он.

Сейчас он был бы даже рад услышать её «Анх-Джесер». Услышать хоть что-нибудь.

Анх-Джесер… Стоп, он ведь знал это место. Здесь укрывался древний архитектор после боя с расхитителями гробниц! За этими дверями располагалась гробница Таа-Нефертари, итог его пути… наверное. Вот только как попасть туда?

Воодушевлённый своей догадкой, Войник вскочил, начал раскидывать камни – те, что помельче. Как перетаскать блоки, он просто не думал – сосредоточился на том, что было ему по силам. Камни скользили с насыпи с тихим приятным шорохом и перестуком.

С перестуком…

В какой-то момент Яша вдруг вспомнил что-то очень важное, замер, сосредоточенно глядя на створы… и его окатило волной ужаса.

Когда он закричал, расходуя драгоценный воздух, было слишком поздно. Грохот камней снаружи возвестил ему о том, что вход завалило…

Чужой страх сдавил его, запуская когти в позвоночник. Войник отпрянул от дверей, поскользнулся и буквально скатился с невысокой насыпи. Камни дрогнули под его весом, осыпаясь, и он едва успел отпрыгнуть в сторону.

Грохот наполнил зал, и поднялась волна пыли, ослепив его. Заслонив глаза рукой, он кашлял, судорожно пытаясь сделать вдох. А когда пыль и песок осели и он снова сумел разглядеть хоть что-то, то снова выругался – теперь от неожиданности.

Это было невозможно, и всё же он видел своими глазами! Насыпь обвалилась, разошлась надвое, как воды Красного моря перед Моисеем. Створы, ничем не сдерживаемые, чуть приоткрылись, и золотистый свет лился в зал, точно приглашая войти.

Войник сделал несколько осторожных шагов, положил ладони на сухое шершавое дерево и открыл. Подались двери на удивление легко, словно и не были установлены здесь Упуат знает в каком веке. И печати на них не оказалось – никаких предупреждений «Не влезай, убьёт», как на двери в гробницу Тутанхамона. С другой стороны, к царевне ведь уже захаживали незваные гости больше века назад.

Якоб оказался в зале, расписанном рельефами, – настолько небольшом, что впору было разочароваться. А впрочем, даже самая знаменитая гробница Долины Царей была весьма скромных размеров – когда-то это его очень удивило.

Источник света он никак не мог определить. Казалось, мерцали сами изображения – фигуры и золотистые звёзды, которыми был расписан потолок цвета глубокой, почти чёрной синевы. В паре мест рельефы были выломаны – Якоб вспомнил, что расписные стенные панели были частью коллекции Карнаганов. Там стены не светились, словно камень осиротел, омертвел.

Гробница была обчищена. Всё, что здесь было ценного, растащили ещё в девятнадцатом веке – остался только песок, обломки и несколько каких-то бесформенных свёртков у стены слева. Рассмотреть росписи как следует Войник не успел, потому что пригляделся и с ужасом понял, что это были не свёртки…

Показалось или один из них вздрогнул? «Соскользнул под собственным весом, потревоженный потоками воздуха», – услужливо подсказал разум, желавший оставаться трезвым.

Шорох ткани, лёгкий перестук. Груда шевельнулась уже отчётливо, разделяясь. Иссушенный мертвец в куфии[5 - Куфия – мужской головной плат, популярный в арабских странах.] и галабее поднялся первым, придерживаясь за стену, слепо шаря по рельефам коричневой ладонью. За ним, пошатываясь, поднялся его товарищ, вперил в незваного гостя невидящий взгляд опустевших глазниц. Третьим поднялся труп в грязной, некогда белой рубахе, заправленной в старомодные штаны. Руки у него были связаны.

Время и сухой египетский климат были к ним милосердны – тела подверглись естественной мумификации. У европейца даже уцелела огненно-рыжая шевелюра.

Разум капитулировал, предоставив Якобу самому решать свои проблемы, и волна страха накрыла сознание. Запоздало Войник заорал и попятился к дверям, но те уже захлопнулись с сухим стуком. Он попытался выломать створы, бился плечом, пока в совершенной тишине трое шаркали к нему. Ни хрипов, ни утробных стонов в духе Джорджа Ромеро – только шарканье и шелест старой ткани.

Оборачиваться не хотелось. Откуда-то сохранялось совершенно детское убеждение, что если ты не смотришь на чудовище – оно не видит тебя… Вот только Якоб знал, что чудовища бывают разные, и некоторым нужно было посмотреть в глаза, чтобы отогнать.

Даже если глаз у них не было.

Медленно Войник обернулся. Мертвецы были уже в какой-то паре шагов, приближаясь неспешно тесным полукругом.