Зов Дикой Охоты

XXIV

– Слышали, как радуется люд? Король повелел, что в этом году Праздник Первого Урожая – или Праздник Первых Даров Матери, как его называют в диких землях, – мы будем отмечать, как в Валле… как в древности – широко и от души. Королева сама будет следить за подготовкой торжеств.

– Да, на улицах только и слышно, что о приказе правителей. С людей как будто пелену сна сняло.

– Что ни говори, и правда прибытие леди-королевы Рианы в Кемран стало благословением.

– Возможно, она действительно сумеет вернуть нам утраченное.

Сотар слушал разговоры своих жрецов и хмурился. Он не мог объяснить свою тревогу в связи с королевой, тем более что она по-прежнему носила кольцо и защитный знак и была при этом прекрасна и свежа. Должно быть, недуг, настигший её в первую луну пребывания в Кемране, был связан со всеобщей тоской. Ну а что она в королевских мастерских больше не появлялась – так это тоже было вполне объяснимо.

С горечью верховный жрец признавал, что сдаёт с годами, что прежняя бдительность уже не даётся ему так легко. Иногда он даже испытывал нечто совсем уж непозволительное – скучал по старым временам, по философским беседам с Морной. Конечно, разделить с ней свою паству он не мог, но ведь она могла остаться в тени и помогать ему – ему, а не терявшим силу блюстителям старых традиций. Впрочем, эта женщина вряд ли согласилась бы на второстепенную роль. Она всегда мешала в совете, когда они с Раддниром внедряли новые законы. Да и мальчишке Морна могла внушить опасные мысли. Он и так чересчур много времени посвящал своим поискам утерянного волшебства. Ну а теперь кто ей поверит? Уж точно не Вальтен – об этом Сотар в своё время позаботился. Вот ведьма из Валлы – она бы могла поверить Морне, с неё бы сталось. Хорошо, что верховная жрица и её приспешники не позволяли себе появляться в Кемране, а то, чего доброго, Риана нашла бы способ убедить Вальтена снова узаконить орден жриц Матери, смыть с них тень позора, которую Радднир и он, Сотар, соткали с таким трудом.

Людям не хватало волшебства – это Сотару приходилось признать. Даже его жрецы тосковали и жалели, что за эти годы им так и не удалось отыскать путь восстановить утраченное. Но старик не позволял себе сомневаться в правильности их с Раддниром решения. Он должен был защитить народ, а лучшим способом сделать это было уничтожить корень волшебства, который питал не только людей – но итех, других. Новый путь тоже будет приносить людским сердцам радость… через пару веков, а может и раньше. И путь этот будет к тому же освящён Отцовым Огнём, ведь людям нужно было верить во что-то, черпать откуда-то силу. Остаться единственными из тех, кто пропускал сквозь себя волшебство, единственными хранителями истины было не так уж плохо, особенно когда эту истину знаешь. Да, с гибелью Древа жрецам Отца тоже пришлось несладко, и с частью Силы пришлось распрощаться. Но больше всех пострадали не жрецы и жрицы, а друиды и ведьмы, чья магия была напрямую связана с кровью земной, и только с ней. К тому же жрецы Отца были неуязвимы для Блуждающих Теней Двора Кошмаров и могли охранять людей. Народу нужно было верить во что-то светлое и доброе и бояться искушений, которые происходили из всякого рода пресловутой неоднозначности проявлений Мира. Носители же волшебства были достаточно неоднозначны, чтобы с лёгким сердцем обвинить их в людских бедах.

Даже культ Отца придётся несколько видоизменить для нового пути – это Сотар понимал. Но грядущие перемены его только радовали. Со временем культ Матери забудется, уйдёт в тени, где ему и положено быть. Со временем страх перед волшебством – всяким, кроме чистого и ясного света Небесного Отцова Огня, – будет так силён, что даже легенды Валлы и прочих дикарей потеряют для людей свою притягательность. Единственное, о чём Сотар жалел, – так это о том, что не увидит плоды своих трудов в полном расцвете. А всякое иное чувство сожаления и вину, тяжесть которой он порой ощущал, гнал от себя прочь. Всё, что делал, он делал не для себя. Народу нужны были пастыри, защитники.

– Люд-то радуется Празднику, да, похоже, забыл, что в эту ночь и в этот день истончается Вуаль Матери. Забыл,кто может прийти? – Сотар сурово посмотрел на своих жрецов. – И вы, похоже, тоже забыли?

– Людям не хватает дыхания чудес, – мягко заметил Лаэдр. –Нам их не хватает, Сотар. Уж не предлагаешь ли ты просить короля отменить Священный День, да ещё и приходящийся на первый урожай?

– Отменяй не отменяй – Вуаль всё равно истончится. Я лишь прошу вас быть осторожнее, даже когда эта всеобщая эйфория охватит Кемран. Восемь Священных Дней в году, восемь Дней Силы, когда кровь земная хлещет через край и различная нечисть проникает нанашу грань Мира – на грань, принадлежащую людям.

– Увы, Сотар, ты ведь знаешь, – грустно усмехнулся Лаэдр, – у нас в Кемране кровь земная давно уже не хлещет и даже не струится.

«Вы перестали видеть в этом благо, – заметил про себя верховный жрец. – Но ведь именно потому что кровь земная иссякает, реже стали появляться Блуждающие Тени. На нашей земле ведьме из Валлы нечего противопоставить нашей власти».

– Вот что, братья. Приглядитесь к пожилой наставнице королевы. Госпожа Илса ведь тоже уязвима для Блуждающих Теней. И приглядите за менестрелем, приближённым королевы. Дай Отец, чтоб мои опасения оказались напрасными, но меня немного беспокоит его любовь к фольклору Фэйри. Мы ведь не хотим, чтобы зло исподволь подкралось к нашей королеве Риане, а через неё и к королю Вальтену?

Жрецы зашептались. Сотар был доволен. Нужно было дать им цель – цель доступную, каковой Риана пока не являлась. А что до королевы, любимой народом, – человеческий страх способен творить удивительные вещи, и верховный жрец знал это, как мало кто во всех известных землях.

XXV

Туманные псы торжествующим призрачным воем возвестили о том, что её просьба была исполнена. Конь всхрапнул, нетерпеливо ударив копытом о землю.

– Ещё немного до мистической ночи, – ласково шепнула она. – Совсем немного, и вот тогда…

Всадник выехал из леса последним и повторил послание псов:

– Мы исполнили твою просьбу. Мы искали след. И мы узнали.

Она выжидающе посмотрела на него, помня тревоги своего нынешнего разума. Она боялась услышать ответ и вместе с тем не знала, какой был бы желанным.

– Ту, о ком ты просила, нет за Вуалью и нет среди мёртвых.

– Та, о ком я просила, могла получить новую жизнь, – с надеждой проговорила она.

– Или, подобно нам, остаться на границе, – заметил Всадник.

Она вспомнила другие свои сны, которые не были снами, но не были и путешествиями, подобными этому. Золотые волосы, запутавшиеся в водорослях, и хрупкие руки, беспомощно тянущиеся к поверхности омута…

– Если мне удастся задуманное, я сумею отыскать туда дорогу.

– Если удастся, – эхом повторил Всадник, – мы будем ждать твойосознанныйзов так же, как ждали зов сердца.

Она чуть улыбнулась, передавая ему тепло своей благодарности, передавая тепло туманным псам и сотканным крылатой ночью коням – тем, кто утолял её одиночество и тоску её сердца, даже когда сама она совсем не помнила, почему тосковала. Она приблизилась к Всаднику, но тот не рискнул спешиться – только поднёс к её лицу затянутую в перчатку руку, приласкал воздух у самой её щеки.

– Я буду ждать.

Она предвкушала полёт на искристых крыльях ночи по самому краю Вуали. Но едва ли не больше она предвкушала саму встречу наяву в ночь, когда две грани Мира становились почти едины…

Проснувшись, Риана прислушалась к мерному дыханию супруга. Сны-путешествия не зависели от неё, подчиняясь неосознанной воле её сердца, и в этом заключалась их основная опасность. Если бы Вальтен узнал однажды – узнал до того, как она научилась бы использовать свои способности осознанно, – он увидел бы в ней врага. Понемногу его сердце оборачивалось к ней, к ведьме из Валлы – но к Фэйри? И к тому же к Фэйри из тех, что скользили в крылатой ночи…

Коротко девушка посмотрела на медное кольцо и мысленно в очередной раз поблагодарила Тилларда. Гораздо больше, чем за себя или даже за Илсу, она тревожилась за него. Сотар мог уничтожить менестреля, и королева боялась, что не успеет защитить его.

XXVI

Дни потекли своим чередом. Народ был увлечён подготовкой к Празднику Первого Урожая – к самому настоящему Празднику, какого давно не бывало в Кемране. Тиллард с удовольствием отмечал, что Риане всё же удалось принести сюда немного волшебной радости Валлы, которая проникла сквозь тяжёлую пелену тоски. Люди так сильно хотели угодить королеве, что позабыли на время даже о своих смутных страхах, связанных со Священными Днями. Впрочем, об этом забыли далеко не все.

Менестрель знал, что за ним следят – знал с самого своего прибытия в столицу. Он по-прежнему успешно наводил чары для отвода глаз, но делать это становилось тем сложнее, чем пристальнее было обращённое к нему внимание. Один неосторожный шаг – и у жрецов появится причинапроверить его, ну а скрыть свою природу от Сотара было невозможно. Старик чувствовал след тех, за кем охотился. Чародейство королевы-ведьмы Лиоры и человеческая плоть обманули его, усыпили бдительность, но он всё равно смутно чувствовал в Риане то, что искал. Задайся Сотар такой целью, доберись до королевы или до него, Тилларда – и не помогли бы уже никакие чары. Но, несмотря на опасность, менестрель продолжал обучать свою королеву тому, что умел.

Она не училась – онавспоминала, но даже в таком ключе на обучение требовалось время. Королева же упорно требовала от себя невозможного, торопила и Тилларда, и себя так, словно за ней гналась свора псов Дикой Охоты. Дабы не навлекать подозрений, для занятий они в основном выбирали не ночи, а дни – время для одиноких прогулок, когда можно было не набрасывать плотную сеть защитных чар. За те пару часов, которые удавалось улучить даже не каждый день, можно было успеть немного. Риана пыталась заново обучить себя тому, без чего нельзя было продолжать погружение в знания из воспоминаний: осознанности. Путешествия Тилларда по Дорогам Ши, как правило, были навеяны зовом вдохновения, но он умел следовать по ним и по собственному желанию. Риана же, так долго отгороженная от собственной природы, этого не умела. Сила спящей в ней другой её всё никак не получала оформленного русла и расплёскивалась прежде, чем волей девушка успевала выковать своему намерению форму. Конечно, она была обученной ведьмой, и это, бесспорно, помогало в обучении теперь. Но Дороги Ши, эфемерные для человеческого разума, ускользали, подвластные больше сердцу, чем разуму. Слить же волю сердца и разума воедино могли далеко не всегда даже великие волшебники. Менестрель не хотел разочаровывать свою королеву, но он боялся, что на постижение этой основы уйдёт ещё не одна луна. Ничего другого они пока не касались. Он пытался бережно, тщательно передать Риане знание о том, как сделать сны-путешествия подвластными не только её глубинным желаниям, а она упорно старалась постичь это до Праздника Первых Даров Матери, как будто боялась не успеть сделать что-то очень важное.

Между тем неуловимые перемены, которые она принесла с собой, чувствовались в самом воздухе. Нет, земля не проснулась, и магия продолжала течь в глубине тонкими, иссякающими струйками. Но Риана принесла с собой то, что призваны были нести все подобные ей: забытое в Кемране дыхание чудес. Тиллард не знал пока, как распорядятся этим люди, но он видел отсвет перемен и в них, и даже в короле Вальтене. Увы, чувствовали дыхание волшебства и жрецы Отца, и не все из них рады были ощутить этот свежий полузабытый бриз. Беда затаилась где-то глубоко под покровом счастливых дней. Тиллард ничего не мог поделать с ней – только предупредить Риану, просить её быть осторожнее. Но королева и так знала теперь обо всём, что могло подстерегать её в Кемране, знала о своих врагах, скрывающихся под масками доброжелательности. И возможно, спешила она именно потому, что хотела нанести свой удар раньше Сотара. Но перемены, как и обучение, занимали время, и минувшие годы не могли быть смыты за пару лун.

XXVII

Ах, как она ждала этого дня и как боялась! Что бы ни говорил Тиллард, что бы ни понимала она сама – да, обучалась она быстрее, чем было возможно… но медленнее, чем было необходимо. И чем ближе был Священный День, тем больше Риана боялась, что ей не удастся. А ведь в обучении они ещё даже почти не касались самого выплетения узоров магии музыкой – только осознанности.

«Я буду ждать…»

Знал ли он – единственный, кто мог помочь ей осуществить задуманное, – что ей удастся, или готов был ждать ещё много лун? Но ведь у неё этих лун не было! Беда понемногу сгущалась над теми, кто был ей дорог – над Тиллардом, и над Илсой… и над Вальтеном.

Когда же наступил день накануне Праздника, странный покой вдруг охватил Риану. Она ярче, чем когда-либо в жизни, ощутила близящееся истончение Вуали Матери. Внутренняя, спящая часть её сущности шевельнула ночными крыльями, спокойная и уверенная, с трепетом ждущая свободы. Эта часть, как теперь знала Риана, просыпалась в Священные Дни, и именно тогда девушка чувствовала себянастоящей. Именно тогда её волшебство пробивалось сквозь любые запреты, и его не могла остановить даже плотная узорная сеть чар королевы-ведьмы Лиоры.

Вальтен тоже с трепетом ждал Праздника, словно чувствовал сердцем, что в эту ночь и в этот день должно было произойти что-то необычное. Лгать ему становилось почти невыносимо. Ему так отчаянно хотелось, чтобы волшебство снова вошло в его жизнь, и Риане в свой черёд так отчаянно хотелось разделить с ним чудеса… Но было ещё не время.

Сегодня королева почти не солгала. Она пообещала королю вернуться в их общие покои до середины ночи, с тем чтобы первые несколько часов наедине с Илсой провести традиционный для Валлы ведьминский ритуал. Как всегда, он поверил ей и отпустил. Его доверие было драгоценнее чистого изумруда в венце короля-друида, и Риана поклялась себе, что сделает всё, чтобы это доверие оправдать, чтобы вся её белая ложь принесла желанные долгожданные плоды.

Когда вечерние сумерки окутали Кемран, Риана, Илса и Тиллард уже пересекли мост и въехали в древний лес. И чем темнее становилось вокруг, тем сильнее королева чувствовала щекочущее покалывание искорок Силы, вспыхивавших в ней. Илса отстала, чтобы предупредить возможную слежку и запутать след королевы и менестреля. Тиллард проводил её до того уснувшего Места Силы, где впервые рассказал ей о её природе, и здесь Риана попросила оставить её. Для того что она должна была сделать, необходимо было одиночество.

Сгущались тени, и её сердце билось сильнее. В её крови нарастала музыка, которой она не могла противостоять. И по мере того как тихо ступала на землю Кемрана мистическая ночь, как истончалась Вуаль над Миром даже здесь, где иссякало волшебство, истончались барьеры и внутри самой Рианы.

– В свой ритуал я вкладываю осознанный Зов, обращённый к тому, кто поможет мне, и к ним, верным мне. Придите ко мне, дорогие моей душе создания иной грани Мира, странствующие вдоль Вуали. Вас я впервые зову словом и музыкой волшебства – так, как всё это время звала своим сердцем. Так я желаю, и так тому и быть.

Когда она разулась, ступив босыми ногами на мягкую чуть влажную от вечерней росы траву, ноги сами понесли её в ритуальном танце. Её руки сами плясали в воздухе, рисуя незнакомые жесты. Тёмная река её голоса сама подхватила незнакомую стихийную мелодию без слов. Она не думала, кем она была и какой была. Она не думала, что ей следовало делать и как должно было быть правильно. Она не думала даже о том, чему учил её Тиллард, а чему пока так и не успел научить. Она простобыла, и в эти мгновения она была Зовом, обращённым к Всаднику, и сотканным ночью коням, и изменчивым туманным псам – тем, кто был родным её душе, осознавала она то или нет.

Ночь вздохнула, расправляя тёмные искристые крылья. Воздух звенел волшебством, наполняясь образами, и истончалась Вуаль, и открывались Дороги Ши. В многослойном полупрозрачном воздухе уже можно было различить тени и отражения лиц, прекрасных и жутких. Но зов Рианы был направлен чётко, как полёт стрелы, и никто другой не смел отозваться мощи выплетаемой ею магии.

Вот прозвенел далеко, где-то между слоями реальности, многоголосый потусторонний лай, способный заставить даже самое храброе сердце пропустить пару ударов. Зазвучал в лесной тишине призрачный, едва уловимый перестук копыт и тихое ржание. Риана не остановилась, продолжая кружиться в танце. Её песня не смолкла, журча тягучей, чуточку жутковатой мелодией. Она знала, что они пришли, и боялась поверить в это, боялась, что, стоит ей прервать ритуал – как они тотчас же исчезнут. Но они ждали её, как и всегда – отставшие от свиты Охотника, забывшие дорогу домой, оставшиеся у самой Вуали только для того, чтобы быть с ней в её выборе.

Риана зажмурилась, впервые смущённая покровами хрупкой и вместе с тем такой надёжной человеческой плоти. В снах-путешествиях всё ведь было несколько иначе. Нерешительно она остановилась, завершая ритуал. Они не исчезли – так и стояли в тенях древних деревьев, точно ожидали какого-то тайного знака.

– Пусть ночь раскроет вам желанные объятия, – тихо проговорила девушка, глядя на них и не веря своим глазам.

Мистическая ночь позволила им облечься подобием плоти. Сейчас они были естественны и ярки для этой грани Мира. Но ихнездешность невозможно было скрыть. Она обволакивала их аурой дымчатого кварца, струилась, клубилась живым подвижным шлейфом на границах привычного зрения.

– Пусть она осыпет тебя своими драгоценностями, – ответил Всадник чуть слышно, словно не хотел пугать её.

Его голос тоже обрёл подобие плоти, но походил скорее на особый голос Тилларда, которым тот пел свои волшебные баллады, чем на привычный человеческий. Нотки, звучавшие в нём, были слышны не разуму – сердцу: переплетение нитей родного общего узора, понимание единого ритма вдоха и шага, нежность дыхания целительных сумерек.

– Удалось… – выдохнула она и воскликнула, вскинув голову к звёздному небу. – Мне удалось!

Над землёй заклубился туман, устремился к ней изменчивыми псами с сумеречной шёлковой шерстью и тёмными звёздами глаз. Риана, смеясь, приласкала каждого из них, позволила им повалить её в траву и потащила за собой. Сегодня можно было всё. Сегодня силу их плоти давала сама ночь.

Конь возмущённо заржал и выбежал на поляну, разгоняя туманных гончих, претендуя на свою порцию внимания. Остановившись перед Рианой, он почти бесшумно ударил копытом о землю. Печаль сегодня не приглушала непокорное пламя в его мудрых рубиновых глазах. Девушка обвила руками его могучую шею и прижалась к нему лбом. Под своими ладонями она чувствовала ночной шёлк шкуры, бурное течение Силы, песню волшебства, составлявшего саму природу скакуна Дикой Охоты –её скакуна, её соратника. Безмолвно он напомнил ей о дорогах ветров, о полётах сквозь Вуаль, о необузданной песне дикой магии.

– Я тоже тоскую по этому, друг, – прошептала Риана, не зная до конца, говорила ли сейчас она или спящая часть её сути, которая помнила всё.

Конь тихонько всхрапнул и призывно шевельнул полувидимыми крыльями, сотканными из трепещущего, как дым костра, воздуха. Он сам сотворил из ночной мглы своего естества тонкие змейки поводьев, седло и стремена для неё. Кони-Фэйри выбирали себе желанных наездников сердцем. Её скакун мечтал о новом полёте с ней не меньше, чем она сама, с тех пор как в одном из снов они всё же позволили себе это. Сейчас Риане было жаль лишь, что она забыла, как говорить с ними – и с конём, и с туманными псами, преданными ей, не пожелавшими уйти без неё за Вуаль. Нерешительно девушка тронула поводья, и они скользнули в её руку как живые. Скакун легонько ткнул её в плечо массивной головой и – она готова была поклясться – ощерился в подобии лукавой улыбки.

– Времени у нас не так много, – мягко проговорил Всадник, приблизившись к ним, – но до следующей полуночи, пока тонка Вуаль Матери, мы будем здесь, с тобой.

Риана вспомнила о данном Вальтену обещании, но не стала нарушать чудо этой встречи словами о том, что времени у них было и того меньше. Вместо этого она примерилась к стремени и легко взлетела в седло коня. Это было так естественно, точно, несмотря на защищавшую её человеческую плоть, они стали продолжением друг друга. Конь торжествующе и радостно заржал и загарцевал по поляне. Псы не отставали от него ни на шаг, клубясь, меняясь в своём собственном ритуальном танце радости.

Всадник направил своего коня, чтобы поровняться с Рианой. Он по-прежнему так и не снял капюшон плаща. Девушка попыталась найти его облик в своей памяти, но не смогла. Тщательно сокрытым даже от её нынешнего взгляда сокровищем его образ покоился где-то в глубине сердца. Но прежде чем она посмела позволить себе насладиться радостью встречи, она должна была совершить то, что обещала.

Склонившись к шее коня, она тихо, с любовью проговорила:

– Мой прекрасный друг, скользящий по дорогам искристых ночных ветров, неси меня по самой границе Вуали Матери Мира и сквозь неё… к Древу Жизни Кемрана. – Затем она посмотрела на псов, протянула к ним руку, приласкала тёплый туман их очертаний. – Мои прекрасные друзья, от чьих тёмных звёздных очей не укроется ни одна цель, возьмите след дороги, которую я укажу вам.

Конь тонко, призрачно заржал, и взлаяли псы. Риана чувствовала на себе пристальный взгляд Всадника и обернулась к нему, не зная, какое обращение было бы достойным и правильным.

– Верный спутник моих сновидений и мечтаний души, дай силу моим помыслам и помоги воплотить их, прошу.

Он ничего не сказал – лишь склонил голову в знак согласия. Девушка сосредоточилась, вспоминая свои сны об изумрудном Древе – о том, как оно щедро изливало свою жизнь на кемранские земли, и о том, как копьё злой воли пронзило его. Всем сердцем она пожелала отыскать туда дорогу теперь и передала своё стремление Всаднику, коням и псам. О, она знала, самим нутром своим знала, что в её природе заложено было скользить с одной грани Мира на другую, ведь она была из тех, кто путешествовал дорогами призраков. Тиллард знал это, почувствовал это в ней с самого начала.

«Ты можешь пройти тёмными тропами, недоступными прочим. Ты можешь помочь нам…»

Древо умирало, закрывшись не только от людей, но и от Фэйри.

«Тебе открыты дороги, которые даже не всем Ши доступны – призрачные тропы, где тесно переплетаются, перешёптываясь, сны… и смерть».

Да, она могла пройти к нему. Пусть она не понимала до конца всей полноты своей цели, что привела её к людям изначально, – кое-что она уже успела не только вспомнить, но и осознать.

Туманные псы взяли след и устремились вперёд, сквозь расслоившуюся реальность, узким клубящимся клином. Кони распахнули трепещущие крылья и помчались вслед за гончими. Ночь раскрыла им свои желанные объятия, разлилась бескрайним озером, выстилая им путь лёгкими ласковыми ветрами и тайным шёпотом листьев, освещая его звёздными переливами и лунным серебром. Преобразился лес вокруг, и открылась взглядам сеть тончайших, едва теплящихся ручейков крови земной. Меж слоёв реальности мелькали образы тех, кто украдкой бросал взгляд на Кемран и отправлялся дальше, прочь от земли печали к землям, где волшебство било ключом. Им сегодня предстояло праздновать торжество древней магии, и они не хотели задерживаться там, где законы этой магии постепенно теряли силу. Но тёмные, стремительные скакуны Всадников несли своих седоков над Кемраном по краю Вуали, меж двух граней мира, сквозь спящий зачарованным сном лес.