Венец безбрачия

– Случайно, в парке. Было лето, как раз выпускные, мы гуляли с девчонками, а тут компания молодых офицеров. Что-то сказали, мы что-то ответили. Так до вечера прогуляли вместе. Потом они нас до дома стали провожать. Олег был самым неприметным из всей компании, а тут увязался за мной и все. Он не был красив собой, да и говорить в общем нам было не о чем. Но положение офицерской жены вскружило голову моей маме. Я бы никогда не решилась на этот поспешный брак, если бы не настойчивость Олега и убедительность доводов матери о том, что жена военного – это почти графиня, – Татьяна снова грустно усмехнулась уголком губ и запустила руку в сумочку на коленях, – Скоро, наверное, начнется, – Извиняясь, проговорила она, достав платок.

– Как долго вы встречались с мужем до свадьбы? – Продолжил я расспрос.

– Полгода, в ноябре, через неделю после моего восемнадцатилетия мы поженились. И сразу же сказка закончилась, хрустальный замок стал таять. Все ухаживания прекратились, мы уехали из города в глухую деревню, в какое-то расположение посреди непроходимого леса. Муж тоже одичал, будто зов природы почувствовал.

– А что именно изменилось? – Я уже догадывался, сценарий классический.

– Я ожидала расцвета любви, думала, что законный брак – это разрешение на счастье, а оказалось, что это камера пыток. Муж вместо ласк стал меня ревновать буквально к первому встречному. Каждый вечер выговаривал, что не так с кем-то вела себя, слишком много смеялась. Сам стал хмурым, вечно недовольным. Я с ужасом поняла, что рядом со мной живет не принц, а отвратительное чудовище, рыгающее, мохнатое, вечно в вонючих носках.

Татьяна помолчала, потом нерешительно вытащила из большой сумки одну тоненькую сигаретку и вопросительно посмотрела на меня. Я кивнул, она закурила. Ей не шло курить, абсолютно. Татьяна нарочито затягивалась, вздымая пышную грудь, казалось, таким вздохом можно выкурить всю сигарету за раз, но пепел пожирал бумагу медленно. Татьяна сглотнула едкий дым и сдавленным не своим голосом продолжила:

– Все вы, мужчины, одинаковы! Сначала обещаете носить на руках всю жизнь, а приведя в свою дом, приковываете наручниками к плите. И ни грамма помощи, ни капли сочувствия, ни слова благодарности. Будто женщина не человек, а низшее существо, которое можно только использовать в своих похотливых интересах. А вы? Вы-то кто?! Скоты! Мужланы! Горделивые приматы! Да женщины в сто раз умнее вас! Интеллектуальнее! Культурнее! Да если бы не мы!!! А что в ответ? Грязные тряпки, горы немытой посуды, отвратительный храп по ночам! Вы, молодой человек, не думайте, что слишком отличаетесь от большинства! Ваша аспирантура не устоит перед инстинктом варвара! В свое время тоже опуститесь до трехдневной щетины!

Теперь взгляд Татьяны показался мне дьявольским, он горел ненавистью ко всему мужскому роду в моем лице. Я почувствовал, как намок воротник рубашки, я не мог оторваться от этого испепеляющего взгляда, не мог сдвинуться с места, потому что не знал, где мне укрыться от женского гнева.

– Что? Правда глаза колет? Или, может, уже стал настоящим самцом, жаждущим только жрать, спать и трахаться?! – Татьяна поднялась с кресла к моему столу за пепельницей, а я невольно отклонился и вжался в спинку своего кресла. Она смотрела на меня, не моргая. Мне захотелось крикнуть: «Нет, ты не проклятая, ты ведьма! Ты не несчастная, ты ужасная! Сгинь!» Но вслух я только с усилием отвел взгляд. Внезапно окно распахнулось, и свежий ветер стал громко колотить жалюзи, отпугивая злых духов. Я, не торопясь, встал закрыть окно, вспомнив с благодарностью ангела-хранителя. И начал жалеть, что ввязался в бой за душу человеческую.

Начиналась гроза, деревья клонились от порывов ветра, люди быстро удалялись с проспекта, прикрывая глаза от пыльных вихрей. Нежно-голубая полоска неба стремительно худела от опарной свинцовой тучи.

– Как быстро наступило разочарование от брака? – спросил я, глядя на первые водянистые пики, разбившиеся о стекло. Мой разум очистился и стал прозрачен.

– Наверное, сразу после свадьбы. Я мечтала о любви, а получила лишь штамп в паспорте и метелку в руки. Вот такое мое проклятие. Меня не любил собственный муж, – совершенно без эмоций ответила Татьяна, даже не думая извиняться за свой истерический выпад.

– А вы любили своего мужа? – Резко развернулся я, сцепив пальцы за спиной в кельтский крест. Честно, в этот момент, мне захотелось задеть самолюбие Татьяны, очернить ее саму, как она сделала это только что со мной. Необоснованно и жестоко.

– Нет, – всего лишь наивно подняла брови Татьяна, – поначалу он мне был симпатичен, может быть, я даже влюбилась, но это мимолетное чувство быстро прошло. Он его раздавил. Постоянно ноги об меня вытирал. То с друзьями на рыбалку уедет – мне не скажет, то домой придет – ноги протянет. Как барин. А что мне ласка нужна, сочувствие, да даже помощь элементарная: гвоздь вбить – этого он не мог. Офицер хренов!

Уголок рта предательски задергался, Татьяна быстро достала платок и прижала к губам.

Через минуту молчания она уже зашептала простуженным голосом:

– Вы, мужчины, так неидеальны. Вы полны пороков. За что вас любить? За что?

Я молчал. За всех мужчин я не рискнул ответить. По ее щекам текли слезы страдания. Она их не стирала. Татьяна страдала напоказ, и видимо, это доставляло ей облегчение. Мне же становилось все тяжелее, будто энергия из меня перетекала к ней.

Но, превозмогая себя, я стал судорожно искать корректное продолжение беседы. В горле пересохло и захотелось высунуться под животворящий дождь.

– Ну, хватит, хватит слез, – сама себя стала успокаивать Татьяна, – Зачем я к вам пришла? Зачем? Опять переживаю эту боль…

– Вы правильно сделали, что пришли ко мне, – я подхватил разговор, – Нельзя держать страдания в себе.

– Я так несчастна! Я так одинока! – опять застонала женщина и прошептала – Так одинока!

– А ваша дочь? – Вспомнил я.

– Что дочь? У нее своя жизнь. Она меня не подпускает близко.

– Вам трудно найти общий язык?

– А разве между родителями и детьми может быть общий язык?

Я искренне удивился, но тут же вспомнил рассказ Татьяны о матери: у них не было особо теплых отношений. Видимо. И с дочерью ситуация повторилась.

– А как муж относился к дочери? – Продолжил расспрос я, чувствуя, что начинаю запутываться в паутине одиночества и несчастья Татьяны.

– Он сказал в роддоме: «Это мой подарок тебе». Сволочь, – бестия приняла мой профессиональный такт за слабину и вновь бросилась в атаку на мое достоинство, – Так и относился. Обкакается дитя – мамке тащит, плачет безутешно – мне снова спихивает. «Это, – говорит, – бабское дело: детям жопу подтирать и рот затыкать». Так я устала за то время, пока вместе жили! Так устала. Сплошные нервы! Все думала, приедем в новую часть, обоснуемся окончательно, заживем. Утрясется все. Но без толку. Каждый раз все повторялось. Все учил меня жизни – так не ходи, так не говори, дура, тупая, проститутка. А я все терпела! Зачем?! – платок был все также прижат к щеке, но повторная жалость к себе не вызвала нервной дрожи.

– А сколько вы прожили вместе?

– Пять лет. Через год после рождения Ольги развелись. Я решила – хватит, натерпелась. Теперь нужно дочь воспитывать. И ушла, сбежала. Вернулась к матери, взялась за учебу, закончила училище на педагога младших классов. Но без опыта работы взяли тогда только в библиотеку. Так и осталась. Стала подрабатывать наборщицей. Домой работу брала. Впроголодь, слава богу, никогда не жили.

– После неудачного брака вы еще сближались с мужчинами?

– Было… Да что толку, если проклятие на мне висит. Никто меня не любил, все хотели только использовать, заарканить в свою берлогу. Один раз, мне показалось. Что я даже почувствовала что-то, какую-то близость теплоту к одному из вас. Но это оказался горький обман. Усмешка судьбы. – Татьяна сама горько усмехнулась, рука ее дернулась к губам. Но тик не последовал.

– Расскажите. Пожалуйста, поподробнее.

– Нет, не хочу. Устала, – закапризничала женщина.

– Хорошо, – согласился я, – давайте поговорим об этом в следующий раз.

– Вам еще интересно со мной общаться? – Татьяна подозрительно прищурилась, – Мне кажется, я вам неприятна.

Я постарался улыбнуться и выглядеть как можно искренней:

– Что вы, Татьяна. Я рад нашей встрече и очень хочу помочь вам. Мне все-таки кажется, что ваши предрассудки по поводу проклятия беспочвенны, – начал я снова прокладывать свою линию.

– Молодой человек, вы еще слишком неопытны в жизни, чтобы разбираться в чужих судьбах и ставить диагнозы, – сделала мне выговор надменная учительница младших классов (такие как раз и высевают комплексы неполноценности), – А мне еще в шестнадцать лет гадалка сказала, что на мне венец безбрачия. Я шла из школы, о чем-то задумалась и не заметила, как мне под ноги бросилась старушонка в цветастых юбках. Она остановила меня, буравя черными угольками глаз, и со страхом прошептала: «Деточка, а на тебе ведь проклятие висит. Порченая ты». Она вызвалась тогда исправить дело, отвела меня в сторонку с дороги, начала читать молитвы всякие, а потом стала клянчить плату за свою помощь. Я пожалела фирменную сумку, на которую цыганка положила глаз, тогда она предупредила, что проклятие останется на мне, раз за ветошь держусь больше, чем за счастье собственное. Я не поверила тогда, а потом все сложилось по известному сценарию.

Я сделал краткую запись в конспекте сеанса: «Проклятие нагадала цыганка – почва для установки». Татьяна смотрела на меня выжидающе, все устали, прошло уже два часа консультации, можно закругляться. Но финал будет сыгран по моим правилам.

– Татьяна, скажите честно и недолго думая: Вас устраивает ваш нервный тик?

– Нет, – Татьяна ответила сразу же, – Но что с ним можно сделать, если дело в проклятии?

– Я думаю, что вы все-таки пришли сначала к невропатологу, а затем ко мне, не просто для исповеди, хотя это тоже немаловажно. Я предлагаю вам попытаться исправить хотя бы этот внешний изъян. Ведь его не было всю жизнь. Давайте немного скорректируем проявления рока. Если это возможно, – постарался убедить я Татьяну, на что получил знакомую полуулыбку.

– А мне не будет больно? – вопрос прозвучал с ноткой кокетства, мне стало почему-то обидно и неприятно.

– Нет, обещаю. Мы будем действовать с вами сообща и чрезвычайно аккуратно. Вы же красивая женщина и еще долго можете блистать своим совершенством, – я уже откровенно манипулировал Татьяной. Самое интересное, что неприкрытая лесть всегда воспринимается одобрительно, не вызывая и тени протеста.

– Да, вы правы, – согласилась женщина, – Этот нерв старается отобрать у меня последнюю радость в жизни – мою красоту. Я согласна попытаться исправить положение.

На этом мы и расстались тогда.

Эпизод пятый. Предсказание в стихах и прозе.

Выйдя на улицу из душного помещения поликлиники, я впервые за весь день, как мне показалось, вздохнул по-настоящему. Чистым, свежим воздухом. Гроза прошла быстро, и солнце уже старательно вылизывало живительную влагу из лужиц. Город повеселел, неизвестный художник пробежал по улицам и плеснул красками на каждый дом, каждый столб, на каждое дерево и скамейку.