Нуар захохотал, раздулся в огромный чёрный меховой шар, а потом лопнул, забрызгав пепельную землю чёрными кляксами. Но его хохот ещё долго висел над Лесом Теней.
Долго бродила Персея по безрадостному, тусклому, чёрно-серому лесу. Много часов, а может быть, много дней – она не знала, потому что над Лесом Теней не всходило солнце, и счёт времени было вести невозможно. Она безуспешно искала дорогу, сотканную из солнечных лучей.
– Я никогда не найду дорогу домой, – в отчаянии прошептала Персея. – Ведь я больше не вижу солнце. Я останусь здесь навсегда.
Она горько заплакала, свернулась серым клубочком у подножия чёрной ели и задремала от голода и усталости.
Во сне ей приснилась прабабушка – белая кошка-колдунья. Она ходила вокруг Персеи кругами и раздражённо помахивала белоснежным хвостом.
– Ты разочаровываешь меня, правнучка, – сказала прабабушка. – Почему ты валяешься здесь, под тенью сосны, вместо того чтобы бежать обратно домой? Чем больше времени ты проводишь в Лесу Теней, тем сложнее будет вернуться.
– Но, прабабушка! Зачем ты меня ругаешь? Ты же знаешь, я не могу увидеть солнечную дорогу домой.
– Ты не можешь увидеть солнце, но ты можешь его услышать! – сообщила прабабушка и растаяла в воздухе.
А Персея вздрогнула и проснулась, как будто по будильнику петуха Петюни.
«Что имела в виду прабабушка? – тоскливо подумала Персея. – Что значит услышать солнце?»
Она прислушалась. Где-то далеко, едва различимый, раздался голос Петюни. Он исполнял вторую мелодию будильника.
«Я должна идти на голос Петюни! – догадалась Персея. – Он поёт свою утреннюю побудку – значит, только что взошло солнце! Лучи солнца сплелись в дорогу домой – я не вижу эту дорогу, но она есть».
И Персея пошла в ту сторону, откуда донёсся голос Петюни. Вскоре петух исполнил третью и последнюю мелодию будильника. Персея ещё некоторое время шла в том же направлении, но потом засомневалась, не сбилась ли с пути. В Лесу Теней стояла полная тишина.
«Как же я пойду дальше, если Петюня умолк?» – ужаснулась она.
Но в этот самый момент Персея услышала гимн курятника. Ведь порча была снята, и куры вспомнили мелодию и слова.
И Персея пошла на звуки куриного гимна, и с каждым шагом эти звуки становились всё отчётливее и громче.
Куры как раз в двадцатый раз исполнили гимн курятника и от избытка чувств снесли десяток тёплых, крупных, свежих яиц, когда из зеркала, в котором по утрам любовался собой их несравненный Петюня, вывалилась грязная, пыльная, вся в колтунах породистая кошка Персея.
– Тревога! – пронзительно заголосил Петюня. – Кошка в курятнике!
– Тревога! Ого! Ко-ко-ко-ко-кошка! В ку-ку-ку-курятнике! – взволнованно подхватили куры.
На шум прибежала Нина Пална.
– Ты ж моя любименькая кисюлечка! – Нина Пална бросилась к Персее и подхватила её на руки.
– Не надо меня, пожалуйста, тискать! – попросила Персея. – Я этого терпеть не могу! Спустите меня с рук!
– Я знаю, знаю, ты обожаешь сидеть у меня на ручках! Но где же ты была, моя девочка? Куда пропала, моя красавица?
– Я сняла чёрную порчу с села Охотки, и за это меня отправили в Лес Теней.
– Понятно, сбежала и шастала по помойкам, да, солнышко?.. – нежно проворковала Нина Пална.
– Я же сказала: я была в Лесу Теней. Я еле выбралась.
– А теперь вернулась с помойки, потому что хочешь помыться и покушать колбаски… Вот безобразница! Не убегай больше от мамочки…
И Нина Пална унесла Персею в дом, помыла и расчесала. И Персея снова стала белоснежной и шелковистой. И только самый кончик её хвоста не отмылся. Как ни старалась Нина Пална, какие только шампуни ни применяла, тёмное пятнышко осталось на кончике кошачьего хвоста навсегда – как маленькая тень. Как тёмная метка. Как напоминание о прогулке в Лесу Теней.
* * *
– Теперь ты понимаешь, крошка, почему магия опасна? – спросила Персея.
– Да, мама, – пропищала Маркиза. – Ты можешь оказаться в Лесу Теней и не найти дорогу домой.
– Обещай мне, что никогда не будешь даже пробовать колдовать.
– Обещаю. – Маркиза потёрлась носом о мамин нос. – Я буду хорошей девочкой.
Гимн курятника
Скорлупа легонько потрескивала всю ночь, но только утром наконец разломилась, и из яйца показался взъерошенный нежно-жёлтый цыплёнок.
– Пыц, – сказал цыплёнок. – Пыц. Пыц.
– Так и назову тебя! – обрадовалась мама-курица. – Ты будешь цыплёнок Пыц.
– А ты моя мама? – на всякий случай уточнил Пыц, хотя сердце сразу же ему подсказало, что эта прекрасная белая в крапинку птица – его родная мать.
– Конечно, сынок. Я твоя мама, моё имя – Кура Пятнадцать.
– Какое красивое имя! – восхитился цыплёнок.
– Ещё бы. У нас тут всё очень красивое, в нашем курятнике, – с гордостью ответила мать. – Оглядись. Этот чудесный курятник – отныне твой дом.
– Вот это да… – Пыц с восторгом изучил насесты, кормушку с просом, других кур и потрясающе красивого, мужественного, разноцветного самца с красным гребнем и шпорами на лапах.
– Это орёл? – спросил Пыц.
– Это лучше, чем орёл. Это петух Петюня. Он твой отец, Пыц. Когда ты вырастешь – станешь таким же, как он. И тогда курятник перестанет называть тебя Пыцем и начнёт звать Петюней.
– Как здорово! – От радости Пыц запрыгал на одной ножке.
– А теперь тебе предстоит услышать нечто прекрасное, – улыбнулась мать. – Гимн курятника. Ты готов?
– Готов! – пропищал Пыц.
– Тогда успокойся, красиво и ровненько сядь на насест, слушай и запоминай слова. В следующий раз ты будешь петь гимн вместе с нами.
Пыц послушно уселся на жёрдочку, и куры запели.
Слава несушкам! Курятнику слава!
И петухам, и яйцам!