Зверский детектив. Щипач

…Мешок на полу застонал и пошевелился.

– Не дёргайся, Песец, – строго сказал Барсукот. – Ты связан по передним и задним лапам. Я хозяин ситуации. Так что давай без фокусов. Сейчас я раскрою мешок.

Барсукот выпустил когти и резко распорол мешок. Песец съёжился, зажмурился и заскулил. Барсукоту это не понравилось – он готовился к встрече с опасным, агрессивным безумцем, с противником, равным ему по силе или даже более сильным. А не с каким-то помятым, жалким лисёнком. Впрочем, любой маньяк, если его усыпить, связать, засунуть в рот лопух и положить в мешок, при пробуждении будет, наверное, некоторое время выглядеть не слишком опасным. А может быть, Песец коварно притворяется? Барсукот не знал, где именно прячется его напарник Крысун, но чувствовал, что тот рядом. Он попытался представить, что бы сказал его мудрый и хладнокровный товарищ в такой ситуации. Наверное, так: «Забудь про честные поединки, сынок. Подумай о выгоде. Если ты сильнее врага – тебе это выгодно. Принимайся за дело».

– Сейчас я выну кляп. И мы с тобой немного поговорим.

Барсукот вытащил из пасти Песца скомканный влажный лопух и отбросил его в сторону. Песец нервно облизнулся и наморщил верхнюю губу.

– Не вздумай кричать и звать на помощь, – холодно сказал Барсукот. – Тебя всё равно никто не услышит. А если услышит – тебе же хуже.

– Что я здесь делаю, кот? – прохрипел Песец.

– Я не кот. Я Младший… То есть я Независимый Барсукот по особо важным делам.

– Ты грязный озверевший кот, – упрямо повторил Песец. – Чего тебе от меня надо?

– Это плохо, что ты меня оскорбляешь, – заметил Барсукот. – Но хорошо, что сразу переходишь к сути дела. К самому главному вопросу: что мне от тебя надо. Мне надо, чтобы ты рассказал правду всему Дальнему Лесу.

– Какую правду? – Песец поморщился. – О том, что ты меня связал, заткнул пасть и притащил в это отвратительное, вонючее место? Не сомневайся, эту правду я всем расскажу. У меня, кстати, ужасно затекли лапы. Не хочешь меня развязать?

– Ты должен рассказать правду о себе! – Барсукот почувствовал, что ещё немного, и от наглости Песца он выйдет из себя, а ведь он твёрдо решил никогда больше из себя не выходить и всегда сохранять хладнокровие, как Крысун. – Учти, Песец, я знаю про тебя всё.

– Что – всё? – издевательски уточнил Песец.

– Всё-всё! – завопил Барсукот, выпустил когти и в сердцах шарахнул лапой по Когтеточке. Белоснежный клок песцовой шерсти отвалился и порхнул на пол, как обжёгшийся мотылёк.

– Это что, моя шерсть? – Песец проводил глазами белого «мотылька». – Ты выдрал из меня шерсть? Ты что, совсем озве… ой! Что это у тебя на стене?! – Песец окинул тревожным взглядом барсукотовую Когтеточку. – Что это за пёрышки? Что это за странные знаки и стрелки? А это что? – он указал дрожащим хвостом на пепелище. – Ты что же, и впрямь маньяк?! А я-то, прости, не верил, что ты Щипач. Я думал, тебя кто-то подставил… И что теперь? Ты будешь сдирать с меня мех, а потом его здесь сжигать? И что это у тебя с хвостом? Ты всегда им так делаешь перед ощипом?

– Ну ты и наглец! – От возмущения у Барсукота действительно очень сильно задёргался хвост. – Ведь это ты меня и подставил! Сначала у меня ещё была запасная версия, что это Стриж Парикмахер, но я её быстро отбросил. Ты – Щипач!

– Я не Щипач! Ты совсем обезумел, кот!

– А я не кот! – завопил Барсукот. – Ты совсем обезумел, Щипач! – Он сделал глубокий вдох и попытался успокоиться; он не хотел, чтобы хладнокровный Крысун потом насмехался над его истеричной манерой допроса. – Я знаю, что ты сделал с птичьим молоком. Тем самым, которое Полиция Дальнего Леса изъяла у вора Яшки Юркого и которое я по наивности…

– …украл из хранилища полицейского конфиската, – издевательски закончил за Барсукота Песец.

– …которое я по наивности отдал тебе в обмен на дешёвый одеколон «Пахучая метка».

– И вовсе он не дешёвый! – возмутился Песец. – «Пахучая метка» – очень качественная и изысканная вонь. Я сам постоянно ей пользуюсь…

– Не заговаривай мне зубы, Песец. Птичье-то молоко – оно поценнее будет, чем твоя «Пахучая метка», не так ли?

– Понятия не имею, – подчёркнуто равнодушно ответил Песец.

– Нет, имеешь. Ведь ты пошёл к Яшке Юркому, чтобы расспросить его про молоко.

– Это кто тебе сказал? Яшка? Не верь ему. Он вор и лжец. Таким, как он, нельзя верить… А впрочем, я действительно у него был. Но он от меня сбежал. Оставил мне свой противный шевелящийся хвост – и сбежал. Так что толку от него – ноль. – Песец попытался было описать лапой в воздухе кружок, демонстрируя, как мало было толку от Юркого, но вспомнил, что связан.

– И тогда ты понёс молоко на независимую экспертизу к Птицееду! – Барсукот невольно оглянулся, гордый собой: пусть Крысун, где бы он ни прятался, видит, с каким изяществом он, Барсукот, ведёт этот допрос.

– А это кто тебе сказал?!

– В любой точке Дальнего Леса у меня есть разветвлённая сеть информаторов, – важно сообщил Барсукот. – Так что я знаю, что ты был у Птицееда. И я знаю, что он подтвердил тебе, что молоко – птичье. Абсолютно уникальное. Очень ценное.

– Хорошо, кот, признаю: я действительно был у Птицееда, и он действительно произвёл экспертизу и подтвердил, что молоко – птичье. И что оно стоит целое состояние. По закону я, наверное, должен был вернуть молоко в Полицию Дальнего Леса…

– Наверное?!

– Даже точно. Но… тебе ли не знать, что все мы звери, и у нас у всех свои слабости. Иногда мы преступаем закон. Ты ведь тоже его преступил, когда украл это молоко из хранилища в полицейском участке…

– Я сделал это ради любви!

– Я тоже. Ради любви к искусству. Я подумал, что смогу выгодно продать молоко и купить на вырученные шиши целую коллекцию живописи дубистов.

– Но ты не продал птичье молоко.

– Не продал…

– Потому что ты его выпил!

– Я? Выпил? Что за зверская чушь! Зачем мне пить птичье молоко, которое стоит как целая коллекция живописи дубистов?!

– Затем, что себя ты любишь ещё больше, чем дубистов. Ты хотел омолодиться. Сияющую без всяких стрижей-парикмахеров шерсть, острое зрение, гибкость и прыткость, как в ранней юности, летящую походку – вот чего ты хотел.

– А при чём тут птичье молоко?

– А при том, что, по легенде, оно обладает омолаживающим эффектом. Вот смотри, у меня тут все свойства молока перечислены. – Барсукот возбуждённо махнул лапой в сторону Когтеточки.

– Послушай, кот, – Песец неприязненно покосился на исцарапанную схемами стену и хрустнул суставами связанных лап, – я не знаю никаких легенд про птичье молоко. Я ничего не понимаю в этих твоих царапушках – и не хочу понимать. И я терпеть не могу молоко, у меня на него…

– Не ври! – перебил Барсукот. – У меня всё сходится! Ты удостоверился, что молоко действительно птичье. Ты захотел омолодиться. И дальше ты действовал, как хомяк…

– Какой хомяк?!

– Как хомяк из «Баллады о бешеном хомяке».

– Какая баллада?

– «Баллада о бешеном хомяке» Лисандра Опушкина. По мотивам устных зверских сказаний.

– Не люблю Опушкина, – поморщился Песец. – Он пошлый и устаревший.

– Опушкин пошлый? Да что ты такое говоришь? Как можно не любить Опушкина? Это же наш дичайший лесной поэт! Это же наше всё! Вот, послушай про хомяка. – Барсукот выхватил из груды углей полуобгоревший томик Опушкина с закладками из дубовых листков и открыл на нужной странице. – Это как раз твой случай:

…Молвит самка хомяку:
«Ты, хомяк, совсем ку-ку!
У тебя обвисли щёки,