После – долго и счастливо

– Какая ирония судьбы: парень ненавидит весь мир, но им же обожаем и любим, – шепчет она, сверкая глазами, полными слез. Из-за меня. Столько слез, и все – из-за меня.

– Детка. – Я притягиваю ее к себе на сиденье, и она прижимается ко мне, обвивая руками за шею. – Моя самоотверженная девочка.

Я прячу лицо у нее на шее, почти зарывшись в копну растрепанных волос.

– Впусти их в свое сердце, Хардин. Жить станет легче. – Она гладит меня по голове, словно домашнего питомца… но мне это чертовски нравится.

Я прижимаюсь к ней еще сильнее.

– Все не так просто.

У меня саднит горло, и кажется, что я могу дышать, только если вдыхаю ее запах. Он перемешан со слабыми запахами дыма и гари, которые, видимо, впитались в обшивку салона, но все равно умиротворяет.

– Я понимаю, – отвечает она, продолжая гладить меня по волосам, и мне хочется ей верить.

Почему она всегда так хорошо меня понимает, если я этого совсем не заслуживаю?

Автомобильный гудок вырывает меня из тайного убежища ее волос, и я вспоминаю, что мы до сих пор у заправки. Очевидно, водитель грузовика позади нас не горит желанием подождать хотя бы минуту. Тесса сползает с моих коленей на пассажирское сиденье и пристегивается.

Я собираюсь не двигаться с места просто из вредности, но слышу, как у Тессы урчит в животе, и меняю решение. Когда она ела в последний раз? Судя по тому, что вспомнить не получается, давно.

Отъехав от заправки, я сворачиваю на противоположную сторону улицы, туда, где мы останавливались прошлой ночью.

– Съешь что-нибудь, – говорю я и сую ей в руки злаковый батончик.

Припарковавшись в дальнем конце площадки, ближе к деревьям, включаю обогрев. На дворе весна, но утренний воздух довольно прохладный, и Тесса дрожит от холода. Я обнимаю ее одной рукой, а другой делаю жест, будто предлагаю ей весь мир.

– Можно прокатиться в Хауорт, посмотреть, где жили сестры Бронте. Я мог бы показать тебе торфяники.

К моему удивлению, она смеется.

– Что? – поднимаю я бровь, откусывая кусочек бананового маффина.

– После такой ночки… кхе, – откашливается она, – ты хочешь свозить меня на торфяники? – Она качает головой и тянется к горячему кофе.

Пожав плечами, я продолжаю задумчиво жевать.

– Не знаю…

– Долго туда ехать? – Она спрашивает с куда меньшим энтузиазмом, чем я рассчитывал.

Если бы эти выходные не обернулись полным дерьмом, скорее всего она обрадовалась бы больше. Я обещал свозить ее и в Чотон, но торфяники больше соответствуют моему сегодняшнему настроению.

– Часа четыре.

– Далековато, – задумчиво роняет она и отпивает кофе.

– Я думал, ты не прочь прокатиться. – Мой тон становится жестче.

– Ну да, не прочь…

Теперь я точно знаю: что-то в моем предложении ее тревожит. Черт возьми, когда я перестану создавать проблемы для этих серых глаз?

– Тогда чего ты ноешь по поводу поездки? – Я доедаю маффин и принимаюсь за следующий.

Она выглядит немного обиженной, но ее голос по-прежнему мягкий и хриплый:

– Мне просто интересно, почему ты так стремишься в Хауорт. – Она заправляет прядку за ухо и глубоко вздыхает. – Хардин, я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы понимать, когда ты на чем-то зацикливаешься или что-то от меня скрываешь.

Потом отстегивает ремень безопасности и поворачивается ко мне всем телом.

– Твое желание съездить со мной на торфяники, вдохновившие Бронте на создание «Грозового перевала», а не в какое-нибудь место из романа Остин только еще больше выводит меня из себя.

Она видит меня насквозь.

«Как ей это удается?»

– Нет, – лгу я, – просто я подумал, что тебе пришлись бы по душе торфяники и поместье Бронте. Вот и все.

Я закатываю глаза, избегая ее взгляда и не желая признавать ее правоту.

Она вертит в руках нераспечатанный батончик.

– Пожалуй, нет, мне не хочется туда ехать. Я хочу просто вернуться домой.

Глубоко вздохнув, я забираю у нее батончик и разрываю обертку.

– Тебе нужно что-нибудь съесть. У тебя такой вид, словно ты вот-вот упадешь в обморок.

– Я так себя и чувствую, – тихо отвечает она, скорее себе, чем мне.

Я уже решаю накормить ее насильно, но она все-таки берет батончик и откусывает от него маленький кусочек.

– Значит, хочешь домой? – в конце концов спрашиваю я, не уточняя, что она имеет в виду под словом «дом».

– Твой отец был прав. Лондон не такой, каким я его представляла, – кривится она.

– Я все испортил, в этом дело.

Она не возражает, но и не подтверждает. Ее молчание и отсутствующий взгляд, устремленный на деревья, заставляют меня сказать то, что я должен. Сейчас или никогда.

– Думаю, мне нужно остаться здесь ненадолго… – говорю я в пространство.

Тесса перестает жевать и поворачивается ко мне, прищурив глаза:

– Почему?

– Потому что возвращаться сейчас бессмысленно.