– Что? – Его глаза темнеют.
– Я не хочу, чтобы ты ехал со мной. – Я сохраняю спокойствие, насколько это возможно, и поднимаюсь со стула. Я горжусь собой за то, что говорю об этом без лишних воплей. – Ты пытался разрушить то, что было моей мечтой, сколько я себя помню, ты пытался все уничтожить. Ты превратил то, чего я должна ждать с нетерпением, в нечто зыбкое, что я должна удерживать изо всех сил. Я должна сейчас с воодушевлением готовиться ко встрече со своей мечтой. А вместо этого ты сделал так, что у меня нет ни жилья, ни какой-либо поддержки. Так что я не хочу, чтобы ты ехал со мной.
Он открывает и закрывает рот, потом встает и делает шаг ко мне.
– Ты… – начинает он, потом останавливается, словно передумав говорить то, что хотел.
Но поскольку это Хардин и он совершенно не изменился, он только выбирает слова пожестче и пообиднее.
– Ты… знаешь что, Тесса? Никто так не сходит с ума по Сиэтлу, кроме таких, как ты. Кто всю жизнь планирует переехать в этот сраный Сиэтл. Это же так престижно, – рычит он, яростно фыркая. – И кстати, если ты забыла, я – единственная причина, по которой у тебя появилась эта возможность. Ты думаешь, кто-то получает такие оплачиваемые стажировки на первом курсе колледжа? Ни хрена! Большинство людей из кожи вон лезут, чтобы получить оплачиваемую стажировку даже после учебы.
– Это тут совершенно ни при чем. – Я бледнею от злости.
– Это при том, что ты просто обычная…
Я делаю шаг, и прежде, чем осознаю, что делаю, моя рука взлетает к его лицу.
Но Хардин реагирует быстро: хватает меня за запястье и останавливает руку в сантиметрах от своей щеки.
– Нет, – предупреждает он.
Он груб и зол, и я жалею, что мне не удалось дать пощечину. Чувствую на щеке его дыхание, это он пытается сдержать себя.
Продолжай, Хардин, мысленно призываю я. Я не боюсь ни твоей ярости, ни твоих жестоких слов. Я сама могу все это дать тебе в избытке.
– Ты не можешь ничего дать людям, не напоминая потом о своей услуге и не требуя ничего взамен, – вырываются жесткие, даже угрожающие слова.
– Взамен? – Он смотрит на меня сверху вниз горящими глазами. – Я никогда ничего не получал взамен.
Ненавижу, когда он напоминает о своей помощи со стажировкой, ненавижу, что он вечно поступает наперекор. Ненавижу, когда он так меня бесит, что хочется его ударить, и ненавижу ощущать, что теряю контроль над тем, что, может быть, никогда мне и не подчинялось.
Я гляжу на него, рука Хардина все еще сжимает мою, напрягаясь ровно настолько, чтобы не дать мне влепить ему оплеуху; он кажется таким страдающим, донельзя несчастным. В его глазах такая мольба, что я не выдерживаю. Он подносит мою руку к своей груди, не сводя с меня глаз, и произносит:
– Ты ничего не знаешь о безвозмездности.
Он уходит, еще раз взглянув на меня, и мои руки бессильно опускаются.
Глава 35
Хардин
Что, блин, она о себе вообразила? Она считает, что только из-за того, что я не хочу ехать с ней в Сиэтл, она может говорить мне такие гадости? Она, блин, не хочет, чтобы я ехал?
Она не приглашает меня с собой в Сиэтл, и этим она пытается меня поймать? Не похоже. Обычно только я психую, и то, что она попыталась меня ударить, меня весьма удивило. Как же она ненавидяще вытаращила глаза; лучше сейчас держаться подальше от всей этой ерунды.
Захожу в небольшое кафе. Кофе на вкус как деготь, к тому же я заказываю какой-то голимый кекс, который еще хуже. Ненавижу этот дурацкий городишко, где ничего не найдешь. Вскрываю сразу три пакетика сахара и засыпаю их в этот отвратительный кофе, помешивая пластиковой ложечкой. Еще ужасно рано.
– Доброе утро, – приветствует меня знакомый голос. Хотя и не тот, что я хотел бы услышать.
– А ты почему здесь? – Поворачиваюсь и вижу Лилиан.
– Ну, ты явно не жаворонок, – сладким голоском говорит она, занимая место напротив меня.
– Проваливай, – огрызаюсь я.
Оглядываю кафе. Очередь выстроилась почти до дверей, почти все столики заняты. Вероятно, стоит сделать им одолжение и предложить найти какой-нибудь гребаный «Старбакс», потому что это место отстойное.
Она смотрит на меня.
– Я так понимаю, ты не извинился.
– Господи, ты чертовски любопытна. – Я тру переносицу, и она улыбается.
– Ты будешь это доедать? – Лилиан указывает на кекс передо мной, твердый как камень.
Я пододвигаю тарелку к ней, и она откусывает кусочек.
– Я бы не стал это есть, – предупреждаю я, но она все равно жует.
– Не так уж плохо, – врет она. Уверен, ей хочется его выплюнуть, но она проглатывает. – Так расскажешь, почему ты не извинился перед Тамарой?
– Ее зовут Тесса, если ты о ней…
– Ладно, расслабься. Шучу! Я просто прикалываюсь.
Она радостно хихикает над тем, что я разозлился.
– Ха-ха. – Я допиваю остатки кофе.
– И все-таки почему?
– Не знаю.
– Нет, знаешь, – настаивает она.
– Почему тебя это волнует? – Я наклоняюсь к ней, и она откидывается на спинку стула.
– Не знаю… Потому что ты, кажется, любишь ее, и ты мой друг.
– Твой друг? Я сам себя не знаю, а ты уверена, что хорошо знаешь меня, – многозначительно замечаю я.
Ее спокойствие мгновенно исчезает, и она начинает часто моргать. Если она заплачет, я кого-нибудь стукну. Не могу перенести спокойно столько драм за одно утро.
– Слушай, ты хорошая и все такое. Но это, – я качаю рукой, показывая на пространство между нами, – не дружба. У меня нет друзей.
Она наклоняет голову набок.
– У тебя совсем нет друзей? Ни одного?