Детектив дальних странствий

Эта встреча

Михаил приехал в Симферополь. Город украсила яркая, слетающая листва, заполнил запах костров из этого падшего наряда. Он узнал, что его фирму продал отец Марины, которому он оставил доверенность на управление. Никаких денег, естественно, Михаил не получал. Оставшийся без работы заместитель, исполнявший обязанности директора, пошел прорабом на стройку. Михаил постоял, подумал, покурил и понял, что ему не хочется выяснять отношения. Не исключено, что деньги у Марины. Скорее всего так и есть. После развода она стала заметно, даже для Торонто, прожигать жизнь. Как-то очень по-русски прожигать. Одна из целей, разумеется, продемонстрировать Михаилу, как ей здорово без него живется.

Он продолжил свое путешествие по городу, вспоминая, где они бывали с Артуром, что тот говорил. Каким разумным и безмятежным был его сын в свои пятнадцать лет. И так сладко вдруг затосковал, как будто почувствовал, наконец, связь душ в разлуке, родство, не знающее смерти. Он вспомнил Артура без острой окончательной боли. Он просто видел его тонким мальчиком с белокурыми кудрями, с синими глазами, которые горели отвагой, верой в будущее и любовью. Просто любовью. К жизни, к людям, к тому, что он непременно увидит. Михаил чувствовал этот синий взгляд и держал спину прямо, гордо, чтобы сыну не было за него стыдно. И его голова, так рано покрывшаяся сверкающим серебром, выделялась на улице, в потоке людей. И многие задумчиво смотрели ему вслед.

– Красивый мужик, – сказала одна женщине своей спутнице, – наверное, нездешний.

Михаил услышал эти слова, и тяжелая печаль вернулась. Он действительно какой-то нездешний. Везде. Неприкаянный.

«Надо бы сходить куда-то пообедать», – подумал он. Но так не хотелось оказаться в каком-то временном коллективе, под взглядами, в хоре чужих, оживленных голосов. И он решил сходить на рынок. Купить фруктов, какой-то выпечки и вернуться в номер. Подумать, что делать дальше.

Рынок развлек запахами и красками, призывами бойких торговцев. Михаил купил горячие лаваш и хачапури, черный виноград, красные яблоки и домашнее красное вино. Уже шел к выходу и вдруг… Он увидел несколько книг на маленькой скамеечке. Рядом с ними стояла та, которая их продавала. Худенькая фигурка в черных толстых брюках, бесформенном свитере, грубых мужских башмаках. На голове у нее был черный газовый шарф, которым она сейчас закрыла лицо. И только прядь волос цвета мертвой листвы сияла в этом странном, мрачном облике, как будто осенний лист припал к могильной плите. Михаил неуверенно шагнул:

– Вероника… Вы?!

– Да. Здравствуйте, Михаил. Я узнала вас. Закрылась, чтобы вы меня не узнали. Вот такое у меня занятие.

– Вы оправдываетесь? Какой ужас! Совершенно нормальное занятие. Я бы вас в любом случае нашел. Я приехал сюда из-за вас, не верите?

– Не очень.

– Я купил в Лондоне рисунок «Девушка у реки». Незнакомого художника. Феденко. Мне показалось, что это вы. Так похоже. Девушке лет пятнадцать.

– Это я. Рисовал мой бывший жених, и мне тогда было четырнадцать лет. У меня был только снимок этого рисунка, я его кому-то подарила. Так получилось, что это стало началом самого плохого времени в моей жизни. Многое тогда кончилось. Я многое потеряла, в том числе и жениха.

– Вероника, давайте поступим так: я покупаю ваши книги, а потом мы пойдем ко мне в номер пообедаем. Я на рынок пришел как раз с целью купить что-то вкусное. Вот, посмотрите. Не размышляйте. Пока лаваш горячий.

– Хорошо, – легко согласилась Вероника. – Только не нужно ничего у меня покупать. Мы просто оставим книги здесь. Кому понравится – возьмут. Я так часто делаю, если торговля не идет. А библиотека у нас дома большая.

В номере Вероника сняла свои тяжелые ботинки у порога и пошла по ковру маленькими босыми ногами. Осенний день за окном стал тонуть в вечернем тумане нежности. Не было в жизни Михаила такого вечера. Не сидел он никогда рядом с такой женщиной. Не чувствовал он ничего подобного. Он даже не предполагал, что в нем это есть. Столько силы, которую нужно сдерживать и прятать рядом с такой трепетной красотой, которую жизнь научила быть осторожной и так вооружила: черный газовый шарф, чтобы закрыть лицо. Что в нем может сразу родиться столько идей: как сберечь, сохранить ту жемчужину, которую он сейчас нашел в чудесном городе Симферополь. Дважды женатый и в промежутках не безгрешный мужчина не знал, что бывает такое первобытное желание, когда человек уверен, что это единственная женщина, и он хочет унести ее как главную добычу куда-то далеко, подальше от всех глаз, чтобы никто не узнал, каким бывает наслаждение. А пока главное, чтобы ничего такого не прочитала в нем Вероника, они всего лишь перешли на «ты», но сидели по-прежнему по разные стороны стола.

Михаил боялся смазать образ доброжелательного хозяина этого холостяцкого номера, старался не забывать, что Вероника подруга жены. Но этот момент Михаил решил прояснить:

– Мы развелись с Мариной, она об этом не рассказывала, не писала?

– У нас нет с ней связи с тех пор, как вы уехали. Очень жалко, что развелись. Но давай ты не будешь мне рассказывать почему. Хорошо?

– Я не собирался. А что, есть какой-то принцип?

– Да. В любом случае получится, что мы ее обсуждаем за глаза.

– Понятно. Как-то не было впечатления, что вы очень близкие подруги.

– Марина мне такая подруга, какая только и может быть у меня. Близких подруг у меня не бывает.

– Мне показалось, будто что-то есть еще? Что-то такое, о чем Марина старалась не говорить со мной, а сейчас по твоему тону я почувствовал… Сам не знаю, как сказать. Напряжение, что ли. Между вами что-то произошло?

– Да, – вдруг четко ответила Вероника и прямо взглянула Михаилу в глаза. – Да. Это очень серьезно, и я впервые об этом говорю другому человеку. Но продолжать не буду. Может быть, когда-нибудь…

– Может быть, когда-нибудь, – рефреном и почти счастливо повторил Михаил. Она дала ему надежду на будущие встречи.

Вероника так хорошо, так откровенно отдыхала. С таким аппетитом, так красиво ела и пила вино. Она была пленительным зрелищем во всех своих проявлениях. И смотрела на него своими томными очами так доверчиво.

– Ты только не подумай, что я торгую на рынке от безысходности, голода или чего-то такого. Марина когда-то назвала мое положение безвыходным. Это совершенно не так. Я учитель. Мою школу закрыли, но меня наверняка взяли бы в другую. Просто я не хочу. Вместе со мной на улице тогда оказались лучшие учителя. И их никуда не берут из-за возраста или принципов. Вот поэтому и я не пойду в другую школу. Не пойду навстречу несправедливости. Это мой, никому не видимый протест. И на другую работу могла бы, наверное, устроиться. Что-то знаю, что-то умею. Просто время еще не такое, чтобы соприкасаться с другими людьми. Больно. Не хочу. Мама заготовила всяких вкусных вещей не на одну семью. Она все ждала моих детей, которых не будет никогда. Диагноз мужа обнаружился очень быстро, через пару лет после того, как мы поженились. Я была счастлива с ним. И не сумела еще расстаться ни с ним, ни с мамой. И вот так – выживаю. Продаю то, чего у меня слишком много. Поддерживаю в себе жизнь. Как говорил мой дедушка, в нашем роду есть дурная привычка – жить. Жить вопреки несчастьям.

– Ты о чем-то конкретном?

– Да, известная история, после которой, наверное, в нашем роду перестали рождаться безмятежные и счастливые люди. Но и об этом не хочу сейчас. У меня был сегодня хороший день.

Эта встреча закончилась в такой же тональности, как и началась. С тем же скрытым и почти нестерпимым стремлением к ней в душе Михаила, с той же отстраненностью, закрытостью и недоступностью Вероники. Разве что капелька тепла появилась в глазах и улыбке. Возможно, он в том был виноват, что не попробовал ничего растопить до конца. Но он страшно боялся. Он никогда и ничего так не боялся, как своего неловкого слова или движения. Того, что спугнет райскую птичку, обрушит тот хрупкий мостик, который сейчас возник между ними.

Вероника порозовела от вина и была неправдоподобно хороша собой. Ее жуткий свитер и брюки только подчеркивали эту невероятную, завершенную женственность. Встала, улыбнулась, поблагодарила за приятный вечер и начала влезать в свои страшные башмаки. Михаил проводил ее до маленького домика на окраине города. Стоял там, у забора, согревал ее холодные пальцы и не мог ее поцеловать. По простой причине. Он не мог поцеловать ее лишь один раз. Не смог бы остановиться. А то, что она его не пригласит к себе, было очевидно. Отказ получить он боялся. И они простились до завтра. А ночью Михаила разбудил звонок. Звонил приятель из Торонто.

– Извини, что беспокою. Твоя Марина попросила тебе позвонить. Она в клинике. Попала в аварию. Наверное, что-то серьезное, потому что она просила тебя срочно приехать. Какие-то последние распоряжения ей больше некому отдать. Прости. Сочувствую. Но, наверное, надо лететь.

Марина

Она вошла в ванную комнату своей комфортабельной двухкомнатной палаты, присела на бортик ванны и закурила. Нога в гипсе глухо ныла, одно плечо ей зафиксировали и посоветовали не делать резких движений.

Марина не думала о том, что сказать Михаилу, когда он приедет поймать ее последний вздох. Ну, что он сделает, когда увидит, что она не умирает? Он же такой гуманист. Должен обрадоваться. Марина думала о том, зачем он полетел в Симферополь. Узнать о судьбе своего бизнеса? Ему было в последнее время не до него. А Марина сказала отцу – продать дело. Деньги он ей перевел, когда они с Михаилом были еще в браке. Но у нее давно, как часовой механизм, тикала в голове мысль: нужны собственные средства. Только для себя. Чтобы о них не знали ни Михаил, ни сын. Сына, кстати, она вновь отправила к своим родителям в Симферополь. Одинокая женщина должна строить свою новую жизнь. Без обузы.

Зачем она вызвала срочно Михаила? Марина терпеть не может вопросов без ответов. В данный момент, когда она лишена свободы и движения, – не может терпеть ни минуты. Ей нужно знать, какова его реакция на продажу бизнеса. Не вздумает ли он с ней судиться? Второе: не узнал ли он в Симферополе, что Костик там? Михаил ведь платил за его обучение и ей оставил деньги в расчете и на ее сына. И еще кое-что. Марина сама не знала, почему и как появилась эта мысль, но ей нужно было знать, не встретился ли Михаил в Симферополе с Вероникой. Она ведь наверняка до сих пор торгует всякой ерундой на улице. Не захочешь – наткнешься. И почему-то последний вопрос был острее всех остальных.

Марина погасила сигарету, почистила зубы, в комнате взяла с тумбочки лекарства, которые ей принесли на ночь. Ей бы рюмочку коньяка к ним. Так никакого толку. Она не уснет.

Болеутоляющие подействовали быстро, а сон прогнала острая ностальгия. Впервые Марина поняла, что это за боль. Она видела все в цвете, она ощущала запахи, родные с рождения. Она бежала по берегу реки, по пыльным летним улицам, падала, дула на царапины на колене, всхлипывала, тут же смеялась. Она была отважным ребенком. Главарем самых хулиганистых мальчишек. Потом ребенок остался позади, Марина стала гордо нести свое тело, которое приобретало женские, взрослые формы. И мальчики воспринимались совсем в другом качестве, уже не как товарищи по шалостям. Уже томительные влюбленности то в одного, то в другого. В это время и приехала из Москвы Вероника с мамой и пришла в их класс. Вокруг нее сразу сконцентрировался интерес, и в то же время возникла дистанция. Девочка была слишком красивой, серьезной, подготовленной явно лучше многих. Все хотели с ней дружить, но не знали, как найти контакт. Марина нашла легко. Она поняла, что Вероника внутренне беспомощный человек, что ей нужна опора. Такая, как Марина, – уверенная в себе и сильная. И Вероника сразу стала считать ее своей единственной подругой. Выяснилось, что ей больше и не нужно. Она доверилась Марине со всей открытостью человека, который привык быть одиноким среди людей. Привык ценить немногочисленные привязанности. Вероника всегда была взрослой не по возрасту.

А вскоре в выпускной класс пришел новый ученик. Перевелся из другой школы, как говорили, после драки с последствиями. Это был Александр. Тот самый, который стал мужем Марины и отцом ее Костика.

Тогда Марина влетела в бурный с ним роман. Наверное, бурным он казался только ей. Скорее всего. Иначе не произошло бы то, что произошло. Но у Марины так кипела кровь от поцелуев, что она сама торопила большее.

Марина вспомнила ту ночь и застонала, как после первой встречи с Михаилом. От сладкого и жестокого спазма в низу живота у нее потемнело в глазах. Как она хотела Александра в пору их школьных встреч! Как она была счастлива, пробираясь домой ночью, огородами, со следами окровавленной, потерянной невинности на внутренней стороне бедер. Она стала настоящей женщиной, она была уверена в том, что Александр ее не берег, потому что непременно женится, когда они закончат школу.

Марина с той ночи стала ходить так значительно, так гордо, что всем было понятно: она несет свою тайну. Что это за тайна, тоже всем было понятно. И ближайший же медосмотр подтвердил: Марина больше не девочка.

Только Веронике Марина и могла рассказать, что чувствует с Александром, как это прекрасно и значительно. Как это вообще – понимать, что началась настоящая женская жизнь. Серьезная судьба. С Вероникой было легко говорить. Она, как никто, умела слушать, понимала самые тонкие и мелкие детали. Она серьезно на все реагировала, иногда рассказывала какие-то полезные вещи, прочитанные в книгах. Она очень много читала. И самое главное: Вероника не знала зависти. Более того, она так ценила эту свою единственную дружбу с Мариной, что ее прекрасные глаза влажнели от сопереживания подруге. Она была благодарна за доверие. Такая гармония посетила жизнь взрослеющей Марины, которая по сути своей была неспокойной, как морской ветер. Имя, что ли, повлияло. А тут почти идиллия. Жених. Верная подруга.

У Вероники тоже сразу же после приезда в город появился жених. Витя Феденко уже тогда был довольно известным художником. Ему было около тридцати. И все произошло так, как и должно произойти с художником от бога. Он встретил на улице совершенную натуру и понял, что ему, художнику и мужчине, искать на земле больше ничего не нужно. Таких отношений, как у Марины с Александром, у Вити с Вероникой, конечно, не было. Виктор был так уверен в своем чувстве, что терпеливо ждал, когда придет пора. Представил девушку родителям, те пришли в восторг и все ждали только совершеннолетия Вероники. А она лишь Марине сказала, что не влюблена. Что Виктор ей очень нравится как человек и художник, но замуж за него совсем не хочется. Но для нее невозможно обидеть такого интеллигентного и талантливого парня отказом. И похоже, главный аргумент того, что Вероника согласилась стать практически официальной невестой, был таков: Виктор очень подошел по всем параметрам ее маме. Маму Ника любила больше, чем себя.

День своей катастрофы Марина вспомнила сейчас такой острой болью, что прокусила до крови губу. Нога и плечо были ни при чем. Болело дыхание, болело то, на чем держится человеческое равновесие. Как будто тот день поразил проказой ее мозг. Судя по тому, что она потом делала, как по приказу извне, так оно и было.

…Они с Вероникой просто пришли в тот вечер на дискотеку. Их там ждали женихи. Марина была в красном, обтягивающем платье с декольте. Вероника в платье из клетчатого шелка, которое сшила мама. С воротничком под горло, на пуговках до узкой талии, юбка широкая, расклешенная.

Они вошли в зал с опозданием, и все смотрели на них, когда они шли от порога. Марина, яркая и уверенная, Вероника, неправдоподобно красивая и спокойная, почти равнодушная. Начались танцы. Марина прыгала с азартом, принимала все приглашения. Вероника все больше отказывалась. Марина хотела, чтобы Александр оценил, каким успехом она пользуется. И даже не смотрела в его сторону, где он пил пиво с парнями, не сомневаясь в том, что он сейчас следит за ней. А потом они пойдут… Они туда пойдут, где не будет никого. Она танцевала с другими и сходила с ума от страсти к Александру, от предвкушения близости.

А когда Марина посмотрела в его сторону, то не увидела его там, у стены, где стояли его друзья. Александр был в зале, танцевал с Вероникой медленный танец. Все нормально, они знакомы, он провожал их вместе с Мариной, ничего удивительного нет в том, что он пригласил подругу своей невесты. И Вероника, конечно, не могла ему отказать. Но… Как он смотрел на Веронику! Как смотрел! Он никогда не смотрел так на Марину. А она уже научилась читать его мужское желание во взгляде. И это было не то, что обычно адресовано ей. Это и была настоящая мужская страсть. Александр пытался притянуть к себе Веронику как можно ближе, она явно сопротивлялась. Александр не проявлял грубости. Он нежно коснулся пальцем верхних пуговок на платье Вероники, потом провел тем же пальцем по ее губам. Что-то шепнул. И Вероника вдруг на него посмотрела. Какое-то удивление, какое-то женское открытие блеснуло в ее томных очах, и эти очи сразу стали ловушками для мужчин. Так сразу подумала Марина.

Она все еще наблюдала. Между Вероникой и Александром произошел какой-то серьезный разговор. Ника произнесла короткое резкое слово, вырвалась и пошла к выходу. Марина нашла взглядом ее жениха и мысленно произнесла: «Ну какой же ты козел, Витя». Виктор стоял в оцепенении. Александр тем временем бросился за Вероникой. Марина старалась не бежать, она просто решительным шагом пересекла зал и вышла вслед за ними. За ней плелся Виктор. Слежка и мужские разборки не входили в его интеллигентский набор. Они нашли Веронику и Александра за оградой, под старым дубом. Там, в темноте, в жалких проблесках дальнего фонаря Александр рычал и бесновался. Он жаловался Веронике! «Я люблю тебя. Я ничего не могу с собой поделать. Пожалей меня! И себя. Я же чувствую, что тебя ко мне потянуло».

Такие страшные слова он тогда сказал: «я люблю тебя», «я чувствую, что тебя ко мне потянуло». Марина похолодела и сейчас от тех слов. А тогда она повернулась к Виктору и прошипела: «Что ты стоишь как столб? Ждешь, пока твою невесту изнасилуют?» И Виктор медленно пошел в ту темноту, как на казнь. Там Александр уже рвал мелкие пуговички на платье Вероники, поднимал ее расклешенный подол, пытался увлечь к кустам. Виктор приблизился. Окликнул Александра. Тот посмотрел глазами бешеного зверя… Дальше все, как должно было быть. Казнь и состоялась. Именно за это Александра и выгнали из предыдущей школы. Он дрался без правил и без пощады.

Но не это стало катастрофой для всех четверых. Хотя Виктор залечивал побои в клинике, а Вероника не выходила из дома от стыда и вины. Катастрофой для всех действующих лиц стало решение Марины. Не прощать! Никому! Месть самая изощренная и по полной программе.

Она, все еще оставаясь предводителем школьной и уличной шпаны, всех собрала и дала задания.

– Все делать по порядку, как я сказала. Кто не помнит, запишите и выучите наизусть. Не бояться, не жалеть, не останавливаться ни в каком случае. Расплачусь с каждым по факту. Я там тоже буду. Учтите.

…Марина потянулась к кнопке вызова медсестры и жала до тех пор, пока та не влетела, перепуганная.

– Срочно все, что можно. У меня от боли сейчас разорвется сердце.

И пока сестра хлопотала вокруг нее с таблетками, шприцем, капельницей, Марина думала: не сдохнуть бы на самом деле, как обещала Михаилу. Мама говорила, нельзя этим шутить. Марина боялась умереть от того, что опять видела. Видела то, что произошло потом. Столько лет она не разрешала себе это вспоминать в деталях. Это было преступлением, иначе никак не называется. Но она знала, что, если ей дадут шанс вернуться в прошлое и отменить то свое решение, она ни за что его не отменит. Лучше умрет. Да, она считает это справедливостью.

Вероника

После вечера, проведенного с Михаилом, Вероника спала сладко и глубоко, впервые за последнее долгое время. Сны снились мягкие, теплые, без конкретных очертаний, сны были похожи на чью-то нежность, согревшую одиночество Ники.

Она проснулась, вспомнила вчерашнюю неожиданную и странную встречу, вздохнула легко и глубоко. Всем своим совершенным и обнаженным телом вздохнула. Ника не любила ночную одежду. У нее была нежная кожа, ей самый маленький шов не давал нормально улечься. И потом: она всю жизнь так себя прячет, что ее тело к ночи ноет от оков. А когда она потянулась и почувствовала свое тело, созданное для любви и обреченное на постоянное заточение то в темницу, то в тоску, – в этот момент она, конечно, вспомнила мужа Анатолия. Ника, не сомневаясь ни минуты, сказала ему «да» в ответ на предложение руки и сердца, она была уверена, что выбрала спутника на всю оставшуюся жизнь. Конечно, выбирал он, но Ника не знала до него, что такие мужчины бывают в принципе.

Он пришел в школу, где она первый год работала учительницей, уже немолодым, уже разведенным и кандидатом математических наук, в недавнем прошлом ученым с большими перспективами. Но так разочаровался в самой системе науки, забюрократизированной и всем подчиненной, что принял решение оставить прежнюю работу. Анатолию захотелось хотя бы успеть поделиться своими знаниями, своими догадками и открытиями с теми, у кого открытия впереди. С теми, которым нужна точка опоры в виде крепких знаний и вдохновенной любви к науке.

Анатолия сразу полюбили ученики. Только после его уроков дети не хотели уходить на перемену. Коллег, в основном женщин, он почти не замечал. «Здравствуйте», «Желаю удачи», «Сегодня холодно, одевайтесь теплее» – это все, чем он мог одарить заинтересованных в мужском внимании дам. В результате между ним и коллективом возник заметный холодок. Но он этого не замечал. Дело, конечно, было и в ревности учительниц к его успеху у ребят. О женском интересе к себе он наверняка и не догадывался. Сердцеедом явно быть не привык. Невысокий, в очках, одетый: что первое попадется на глаза в магазине.

Веронике он сразу очень понравился. Она не знала своего отца, мама рассталась с ним сразу после ее рождения. Но ей бы хотелось, чтобы он был именно таким: интеллигентным, с ощутимым стальным стержнем, умным, несуетным и добрым к тем, кто этого заслуживает. По возрасту Анатолий тогда и годился ей в отцы. Это потом, после свадьбы, они стали ровесниками – по духу, по мысли, по реакциям, настроениям… И по страсти. Нежной, осторожной страсти двух особых людей. Трепетных, ранимых, узнавших ад боли и не ждавших больше от жизни чудес.