Начал поднимать бедолагу, тот закричал надсадно:
– Э, что делаешь?! Больно же!
Крага на глазах темнела от крови. Его кожа распадалась от моих прикосновений. Ну как же так? Люди уже минимум года три как массово вылезать начали, а если верить разговорам, сталкеры и десять лет назад на поверхность шастали, сохранившееся добро вниз перетаскивали – вроде пока никто не умер. Да я и сам три километра преодолел, когда из Давыдове переселялся! А этот – куда же он забрел? Где тут фонит так сильно? Или он вообще не здесь облучился? А где тогда? Какие населенные пункты, кроме собственно Москвы, есть поблизости, которым настолько серьезно досталось?
Еле-еле я дотащил его до входа в Могильник. Меня уже тоже мутило вовсю. То ли от зловония рвоты, с которым даже респиратор не справлялся, то ли я успел нахватать рентген, просто находясь поблизости от мужика. Уж не лежит ли у него за пазухой какая-нибудь болванка из какого-нибудь эпицентра?
Спускать несчастного вниз я побоялся. Вдруг и впрямь чувак с «гостинцем»? Еще перезаражает всех… Есть у нас, конечно, доктор, но обычно его на месте не застать. Да и найдешь – не факт, что возьмется лечить бесплатно, а у меня ничего ценного, самого бы кто накормил.
Так что приткнул я бедолагу под кустом, сам вниз спустился. Кто-то шаркал по коридору. Серега. Ну, от этого точно помощи не дождешься, может, хоть информацией соизволит поделиться.
– Слышь, там мужик снаружи. Облученный, кажется.
– Наш?
– Наш. Птичник. Прохором звать. У него кожа слазит.
– Еще один гикнулся, – прокомментировал Сергей. – Уже пятый за неделю.
– У нас же доктор есть. Как думаешь, поможет?
– Федька-то? Даже не думай к нему лезть с этим. Смысл ему силы на трупака тратить?
Появилась дородная баба, вроде Светка, а может, и не Светка, я имена плохо запоминаю; по-хозяйски приобняла Сергея. Послушала наш разговор и пафосно провозгласила:
– Вот! Бог – он все видит! Грешили тыщу лет – получай теперь.
– В смысле? – не понял я.
– Прогрешились все насквозь, теперь очищение землей пройти надо, понятно? А кто не понял – передохнут, как куры.
– Кстати, приходи на суп, – ухмыльнулся Серега. – Сварили дохлятинку-то, с микробами еще наваристее.
Суп меня не удивил, а вот «очищение землей» – это, конечно, да.
– Проповедника, что ли, послушала? – осторожно поинтересовался я у бабы. – Уж не Матвея ли?
– А хоть бы и его!
– Матвей наверх выходит, я сам видал. Ему-то, стало быть, можно?
– Дочь у него, тварь неблагодарная, шляется снаружи, вот и приходится спасать дуру! – процедила баба и поджала губы. – Пойдем, Сереженька. Зачем ты ему про суп сказал?
Они исчезли в темноте коридора.
– Э! А с птичником-то как быть? – крикнул я им вдогонку, но ответа так и не дождался.
Я высунулся из лаза, заглянул под куст – может, сдох уже, бедолага? Но нет, хрипит чего-то. А потом его опять начало выворачивать.
По всей видимости, недолго протянет. Не оставаться же с ним? Еще неизвестно, сколько мне самому жить осталось после этих прогулок с Марой и без оной. Чертов Локи…
Я брезгливо посмотрел на кровавую пену, выступившую на губах несчастного, дошел до домика «с дебильной башенкой», покрутился там пару минут (ну нет девки, чтоб ее!) и вернулся вниз. Пошел на запах еды.
Пока я возился с Прохором и надеялся-таки встретить Мару, все лучшие куски успели съесть, осталась баланда с редкими лохмотьями вешенок и топинамбура. Я выловил куриные кости из мутного бульона. Хорошо еще, что долго варили, косточки размягчились, можно было сгрызть их почти целиком. Теперь за милую душу хавается все, что можно сожрать.
Так и не наевшись, я снова полез наружу.
Бедолага-птичник скончался. Стало грустно: не занимать мне больше за ним очередь. Может, стоило настоять, чтобы доктор его осмотрел? Вдруг бы помог как-то? А с другой стороны – мне он никто, и уж если свои о нем не шибко беспокоились, то мне и вовсе не следует винить себя в неоказании помощи. Обо мне тоже никто не поплачет, если вдруг погибну.
Надо Харитону, что ли, сообщить о покойнике. Пусть распорядится, чтобы похоронили по-человечески.
Шальной луч, пробившийся сквозь плотные тучи, окрасил остатки стекол в окнах «хрущевок» в совершенно невозможные цвета: от ослепительно-рыжего до мрачно-фиолетового.
Дворик рядом с бывшей «Шаурмой» зарос бурьяном в человеческий рост. Между гигантскими репейниками и борщевиками виднелись полуистлевшие остатки маленького, будто игрушечного заборчика. Когда-то там был палисадник, в котором чья-то бабушка выращивала цветы. Я присмотрелся. В тени одеревеневшего репейного ствола у самой земли трепетала на ветру крошечная, тощая, выродившаяся маргаритка – тень безвозвратно ушедшей тихой провинциальной жизни.
…А меж тем уже совсем смеркалось. Солнце и так нас не балует, все за облачной хмарью прячется, так что и днем теперь – вечер. Но тут прям темнеть начало. Это значило одно: прошло много больше трех часов, обозначенных Марой. Да нет, зачем я вру себе? Это значило, что она уже не придет. Собственно говоря, что в этом такого удивительного? Ты всерьез верил, что какая-то посторонняя девица решит твои проблемы?
Я достаточно свыкся со смертью за эти годы, много видел и о своей собственной научился думать спокойно. Но вот то, что Жорки может не стать, у меня в голове не укладывалось.
Уже стемнело, а я еще дважды таскался к дому с башенкой, надеялся на что-то. Только вой мутанта, донесшийся будто бы из соседнего двора, отрезвил. Какой смысл накручивать себя? Что бы там ни было, помочь брату я смогу, только если сам останусь в форме. Не покусанный волками и не подыхающий от лучевой болезни. А значит, нужно перестать метаться. Дождусь утра и уговорю Харитона ускорить поход на комбинат, с бойцами или без. Окончательно вымотавшись, я лишь усугублю свое незавидное состояние.
С этими мыслями я включил фонарик и отправился в спальную пещеру. По пути пытался успокоить себя: нужно быстро заснуть, завтра по-любому предстоит очень трудный день.
Пещеру можно было легко отыскать в полной темноте по хоровому храпу. С непривычки в такой обстановке заснуть было бы проблематично, но мы давно привыкли. Как всегда, пришлось много раз переступать через спящих, чтобы добраться до нашего с Жоркой места в нише. И – сюрприз! Оно оказалось занято.
Мы с братом спали в этой нише уже два года, никому и в голову не приходило выгонять нас, хотя вообще борьба за спальные места в пещере случалась. И вот сейчас какой-то хмырь нагло лежал на нашем месте, к тому же укрывшись нашими вещами.
Я посветил ему в лицо фонариком. Ага. Игорек. Любитель рассказывать героические истории, как он стоял у истоков заселения Могильника и всех спасал. По самым грандиозным подсчетам, ему тогда лет десять было, а скорее всего, вообще шесть-семь. Я потряс его за плечо. Он недовольно пробурчал, не открывая глаз:
– Вали отсюда!
– Что значит «вали»? – удивился я. – Это наше место вообще-то!
Рожу мне, конечно, знатно начистили, но не настолько же, чтоб не узнавали!
– Слушай, баклан, не зли меня. – «Спаситель человечества» соизволил разлепить отекшие веки. Я почувствовал, как голова начинает распухать изнутри от ярости:
– Какой я тебе баклан? Глаза продери, придурок! Я – Кир Белецкий! А это – наше место.
– Белецкого знаю, только его волки съели. А ты давай, уматывай отсюда, пока я тебе сопли в глотку не затолкал!
Нет, я понимал, что не надо сейчас конфликтов, но нога сама дернулась носком под ребра этому умнику. Он подскочил неожиданно резво, будто и не спал только что. Схватил меня за плечи, чувствительно тряхнул:
– Ну что, выйдем? Выйдем, говорю?
В юности меня звали увальнем. Движениям не хватало проворства, зато силушкой Создатель не обидел. Короче говоря, не Майк Тайсон, а, скорее, Николай Валуев, если брать параллели с боксом. Понятно, уже и возраст не тот, и голодуха сказывается, и комплекция теперь отнюдь не как у бодибилдера, и вообще мне сегодня досталось сверх меры. Однако еще несколько лет назад Жорка после очередного конфликта с местными укорял меня: дескать, ты соразмеряй свою подготовку и состояние этих несчастных! Лучше не бей, просто толкай, им хватит. Вот я и толкнул Игоря. Он потерял равновесие, но пальцы не разжал. Мы оба упали на кого-то. Дикий крик! Тут же вся пещера проснулась, понеслась ругань. Вообще, это страшно, когда толпа, пусть даже такая небольшая, как наша, живет в состоянии сухой соломы, только поднеси спичку. Игорек требовал немедленно поквитаться со мной, проучить или выгнать из Могильника на еду волкам. Ибо нефиг чужакам занимать козырные места в спальной пещере, попирая права истинных хозяев! Многие уже готовы были поддержать его – не из особой антипатии ко мне, а просто от скуки и от того, что я лишил их драгоценного сна.
– Че расшумелись? – Это Харитон выполз из своих апартаментов.