В тени Золушки

Понимание взорвалось в голове раздражением, смешанным с обидой.

– Ты знал?!!

– Да тут и знать нечего, – суровый тон несколько охладил его пыл. – Достаточно было взглянуть на ее побелевшее лицо, чтобы понять, что девушка слышала наш с тобой разговор. И ты бы заметил, если бы не смотрел лишь на себя самого.

Как пощечина, жесткая и… заслуженная. Только не готов он признаваться в том, что был не прав. Сам не верит в это… пока.

– Ты ее защищаешь?

– Она в защите не нуждается. А вот твое поведение меня беспокоит. Что ты задумал?

– Хочу ее вернуть.

Не отцу признался – себе. Озвучил, наконец, то, что скопилось за годы. Боль, жажда, стремление найти в глазах этой женщины то, что так безрассудно утратил. Почему – не знал, но отступать не собирался.

Михаил Константинович нахмурился.

– Антон, опомнись. Она ведь не вещь, которая тебе внезапно понадобилась. Да и не одна давно.

– Откуда ты знаешь?!

Неопределенный взмах головой.

– Встретил как-то на улице. Разговорились.

Неважно. Она его любила. Значит, это чувство можно воскресить.

– Антон, нет. Зачем она тебе?

Потом выяснит. Когда получит то, что становится все более вожделенным с каждой минутой.

– Как же Кристина? Ты ведь утверждал, что она самая подходящая жена для тебя.

– С Кристиной я разберусь.

– Не могу поверить… – в глазах отца отразилась такая боль, что мужчине на мгновенье стало жутко. – В голове не укладывается, что все это слышу от тебя. Это я вырастил такого монстра? Мы ведь говорим о живых людях, Антон! В этом мире далеко не все подчиняется твоей воле.

– Не все… – он задумчиво кивнул, внезапно осознавая, что остановился на краю. Его жизнь никогда уже не будет такой, как прежде. Но и назад не пойдет. Только в эту неизвестность, кажущуюся такой притягательной. – Остальное подчинится моим деньгам…

А теперь – прочь. От пронзительного укоряющего взгляда. От ужаса в глазах самого родного человека, пока он не заставил передумать. Как можно дальше…

Застывший за рабочим столом мужчина не помнил о времени. Давно наступила ночь, но он не собирался спать, на протяжении уже множества часов погруженный в собственные мысли. В который раз тронул рукой изображение на снимке, по-прежнему яркое, сохранившее в своих красках светлые и горькие воспоминания о слишком рано ушедшей любви.

– Что я сделал не так, родная? Где допустил ошибку?

Он впервые так отчетливо ощущал свой возраст. Даже больше: чувствовал себя почти стариком. Сердце ныло, спирая дыхание, звенело от страха из-за того, что предстояло сделать. Один неверный шаг – и он лишится всего, что еще осталось ценного в его жизни. Не денег – эта сторона не волновала. Отдал бы все до копейки, лишь бы исправить то, что упустил где-то в суете дней, погруженный в дела, в работу. Но то, что было необходимо сейчас, не продавалось. Стоило намного дороже. Жизнь на кону. Счастье. Доверие. Любовь. Или пустота, если его расчет окажется неточным.

– Помоги мне… – женщине, которая наверняка слышит, хоть и находится бесконечно далеко. И в темноту ночного неба, в распростертый над головой звездный шатер, мудрый и вечный.

Закрыл глаза, взвешивая в очередной раз, ощущая себя словно на минном поле, где малейшее движение не туда может привести к смерти. Но не рискнуть не мог: если есть хоть малейший шанс, он им воспользуется.

Не смущаясь предрассветных часов, набрал номер, к которому не обращался долгие годы: у него было право звонить в любое время. И ответ прозвучал быстро, будто его звонка ждали, подтверждая правоту сделанного шага.

– У меня есть для тебя дело…

Глава 5

Ей бы следовало злиться на него. Хотя бы возмутиться беспросветной наглостью и такой самоуверенностью, которую в любом другом человеке она не смогла бы не обличить. Но Антон…слишком напоминал избалованного мальчишку. Не плохого – как раз напротив: чудного, немного наивного и бесконечно любимого, несмотря на все его ошибки. Нет, в ее сердце не осталось чувств к этому взрослому мальчику. Не должно было остаться. Но и сердиться на его нелепые выходки не находилось сил.

Почему он снова вернулся в ее жизнь? Теперь, когда все уже перегорело? Она почти отвыкла от боли, стершейся за столько лет. Перестала обижаться. Кормить обиду – неблагодарное занятие: легче от этого не становится, а душа пустеет. Все это время Антон оставался для нее красивой сказкой, так и не превратившейся в реальность, наполнившей жизнь легким оттенком грусти. Частенько вспоминались слова мамы о том, что любовь не заслуживается. Ее нельзя купить, невозможно украсть, она или приходит сама в жизнь как фантастический дар, либо ее просто нет вообще. Женя нередко пыталась спорить, рассуждая о том, как важно трудиться для созидания этой самой любви, но в мудро-снисходительной материнской улыбке всегда таился ответ на ее вопросы. В фейерверке праздников, в суете будней любовь могла существовать лишь добровольно, не взамен чего бы то ни было, а ради… Улыбки. Понимания. Щедрой радости, насыщающей жизнь другого человека.

Девушка пыталась так жить, и не ее виной стало то, что Антон не захотел этого подарка. Но и судить его у нее не было права. Когда улеглась тоска и высохли слезы от неизбежного расставания, это удалось понять. Принять. И даже идти вперед, подводя итоги и пожиная плоды совершенных поступков.

Жалела ли она о том, что случилось? Ей лишь однажды задали этот вопрос вслух, но, глядя в строгие, пресыщенные горечью глаза, Женя ответила в первую очередь самой себе: нет.

Он был … ураганом, ворвавшимся в ее размеренную, распланированную жизнь, разодравшим на мелкие кусочки уравновешенную повседневность. Огнем, опалившим на короткое время, но научившим ярко гореть. Не для себя. Глубоким безбрежным морем, чьи воды могли быть прозрачными, как роса, и мутными, подобно потокам дождя на растрескавшемся асфальте.

Все пришедшее в жизнь потом не шло ни в какое сравнение с уже совершившимся. Вроде бы правильный и внимательный Михаил посетил ее дни и ночи, но не тронул сердца, не сумел проникнуть туда, где ему изначально не было места. Хотя он и не слишком стремился к этому. Женя стала для него убежищем от одиночества, другом, готовым выслушать, в чем-то даже дорогой женщиной… Но они были так похожи друг на другой горькой отрешенностью и какой-то почти равнодушной монотонностью, что женщина с трудом представляла их вместе в течение долгого времени. А о слове «навсегда» даже упомянуть не могла. Миша, похоже, разделял такие мысли, иначе чем иным можно было объяснить полнейшее отсутствие любых попыток с его стороны сдвинуться в сторону совместной жизни? Они были вместе, и при этом – каждый сам по себе, и обоих это устраивало. До недавнего времени, когда руки быстрее сердца вспомнили сладость запретных прикосновений…

Почему-то с ним было не страшно. Антон заражал ее своим энтузиазмом, энергией, которая буквально била ключом. Женя не уставала восхищаться: напористостью, порой граничащей с дерзостью, непоколебимостью решений, такой уверенностью в самом себе, что порой это даже вызывало зависть. Если поначалу она восприняла парня лишь как богатенького папиного сыночка, привыкшего получать все и сразу, то в дальнейшем, чем больше они общались, тем больше она видела в жизни Антона результаты его собственного труда. У него вполне были основания гордиться собою. Собственная империя, построенная далеко не за счет родительской щедрости, вызывала уважение. А смешливые глаза и кипящая в каждой клетке сила заставляла терять голову. Это ей-то, никогда прежде не поддающейся соблазнам! Хорошо видящей разницу между ними.

Но что до здравого смысла, когда его обаяние было таким привлекательным? Ухаживания – как в сказке. За несколько недель квартирка девушки превратилась в оранжерею, где одни букеты сменялись другими, не успев даже завянуть. Она перепробовала всевозможные сладости, побывала в самых крутых ресторанах города, куда самостоятельно добиралась бы еще несколько лет.

О, да, рестораны были отдельной темой! Женя все-таки призналась Антону, что привело ее в столь дорогое заведение в памятный день их встречи. Не могла не раскрыть своих секретов человеку, становящемуся с каждым днем все ближе.

Ее работу нельзя было назвать прибыльной, но на жизнь вполне хватало, а взятые дополнительно клиенты обеспечивали не только ценный опыт, но и некоторые излишки средств, часть из которых Женя откладывала для осуществления своей мечты. А другую часть… тратила на себя. На маленькую сказку, которой всегда хотелось девочке, только называющейся принцессой. Она позволяла себе покупки дорогих вещей, которыми прежде в течение нескольких месяцев любовалась на витрине элитных бутиков, или поужинать в ресторане, куда обычные люди дороги не знали. Хотелось прикоснуться к иному миру: богатому, красивому и очень впечатляющему, прикоснуться заслуженно, наслаждаясь тем, что за все это очарование она может заплатить сама. Хотя бы и всего раз в год или того реже.

Антон, кажется, не понял ее. Для него посещение подобных мест было само собой разумеющимся делом, и он был вполне рад пригласить девушку в незнакомые для нее рестораны. Но эффект оказался совсем другим: она не испытала даже части той радости, которую переживала прежде, попадая в такие заведения как королева, а не как золушка в сопровождении доброго принца.

Хотелось быть равной ему. Не просто девушкой, которую он готов облагодетельствовать, а кем-то намного ближе, роднее, слиться мыслями и желаниями. А получалось почти всегда лишь последнее…

На очередной сеанс Антон явился с огромным пакетом … апельсинов. Сочных, солнечных и таких удивительно ароматных, что Женя растерялась от собственной реакции. Ей понравилось. Во всяком случае, это точно было оригинальней цветов и конфет. И странно дернуло внутренность мыслью о том, как однажды она призналась о своей привычке пить по утрам апельсиновый сок. Не мог мужчина это запомнить: даже когда они жили вместе, ему не приходило в голову купить что-то подобное. Дать денег – пожалуйста: выбирай сама, чего душа жаждет. Так чаще всего и происходило: он предпочитал ждать ее в машине возле торгового центра, с трудом выдерживая походы за покупками.

Потому и предположить, что спустя шесть лет Антон случайно вспомнил о ее вкусах, было довольно трудно. Женя решила ограничиться мыслями о том, что это совпадение. Пусть приятное, но не более того.

Сдержанно поблагодарила, унося пакет в свой кабинет. Пока Антон раздевается, у нее есть несколько минут – попробовать сочный подарок, всегда потрясающе снимающий усталость. Она только взялась за нож, как горячий шепот обжег кожу на шее:

– Угостишь меня?

И когда он успел подкрасться?! От неожиданности дернулась и в тот же миг ощутила острую, пронзительную боль в руке: нож соскочил с упругой кожицы плода.

Последний раз что-то подобное случалось, наверное, еще в детстве, когда Женя только училась готовить. Тогда рядом была мама, умело и быстро справляющаяся с порезами, так что дочка почти ничего не ощущала. Теперь же, вскрикнув от перемешанной с болью растерянности, машинально дернула руку ко рту. По бледно- голубой ткани костюма расползлись багровые пятна.

Антон, глухо выругавшись, обхватил ее за запястье. Сжал, добавляя боли, набрасывая на порез полотенце.

– Прости…

Ткань пропиталась мгновенно.