Из ворон в страусы и обратно

Нилка поискала глазами, чем бы защититься от нападения, увидела линейку, схватила ее и направила на противницу:

– Ну, давай, давай!– в голове мелькнуло: не хватает только фингалом обзавестись перед конкурсом.

Неожиданно ловко Наташка выкрутила из рук рахитичной врагини линейку и сильно толкнула:

– Гадина!

– Сама гадина!– не осталась в долгу Нилка и толкнула в ответ соперницу.

Этого было достаточно, чтобы девчонки сцепились и покатились по полу, натыкаясь на ножки кроватей, стола и стульев.

Эхо битвы разнеслось по общежитию.

Первым в комнату влетела Ирка – она жила за стенкой:

– Дуры! Вы что делаете?– больше Ирка сказать ничего не успела – дерущиеся фурии сбили ее с ног, получилась куча–мала.

Так их и застала комендантша Илона Валерьевна – субтильная дама бальзаковского возраста с жилистой шеей.

Наташке крупно не повезло, потому что к Неониле Кива комендантша питала самые теплые чувства: Нилка к 8–му Марта сшила ей романтическую блузку из молочного шифона.

Блузка была очень просто скроенной, единственным украшением стали три нежнейшие розочки, подсмотренные Нилкой в журнале «Burda» за 1989 год и скрученные ею собственноручно из той же ткани, что и блузка – из молочного шифона.

Давно пережившая свои лучшие годы, выцветшая комендантша в этой блузке так преобразилась, что плотник общежития Егорыч наконец–то обратил на нее внимание, и даже пригласил танцевать на вечере – вот, какие мысли вихрились в голове у Илоны Валерьевны, взиравшей на кучу–малу.

– Негодяйка!– комендантша бросилась оттаскивать красную, растрепанную Наташку от поверженной Нилки.– Креста на тебе нет. Сироту обижать. Быстро прекрати. И марш на свое место. Я докладную напишу на тебя, негодяйка.

– Да что вы ко мне привязались?– провыла Наташка уже со своего койко–места.– Я вот отцу скажу, и тогда посмотрю на вас с вашими докладными. Носитесь с этой дурой, а она мои эскизы испортила!

– Сама мои эскизы в сортире на гвоздь повесила, и еще жалуется!– ободренная присутствием защитницы, заорала в ответ Нилка.

– Расселю. Сейчас же расселю, – продолжала яростно трясти невинными кудряшками Илона Валерьевна.

Обещание свое комендантша сдержала только наполовину – написала докладную и на этом поставила точку, а жаль. Возможно, расселение уберегло бы ее любимицу, Неонилу Кива, от драматического поворота в судьбе.

При прочих равных, Наташке повезло больше: у нее оказались непьющие (или пьющие в меру) состоятельные родители.

Отец Бабич примчался в техникум, уединился сначала с завучем, потом с директором.

На следующий день к служебному входу учреждения подъехал фургон, и из него выпрыгнули два бравых униформиста.

Деловито выгрузив из фургона коробки с лейблом известного производителя компьютеров, униформисты еще некоторое время мелькали в коридорах техникума, после чего все стихло, и покатилась привычная жизнь, только вот Наташка совсем потеряла страх.

***

…Примерка, на которой Ниле не пришлось ничего исправлять и переметывать, прошла на одном дыхании. Чистые линии, ни одного неверного шва – Нилкин талант выглядывал из каждого стежка и выточки.

– Здорово,– восхитилась Эльза,– хоть сейчас на «Неделю моды в Москве» или на «Адмиралтейскую иглу».

– Спасибо,– с достоинством отозвалась Нилка,– это у меня от бабушки. Она закройщиком проработала всю жизнь. Мне нравилось смотреть, как она шьет.

Детские воспоминания неожиданно увлекли Нилку.

Бабушка перед началом шитья ставила свечку в церкви, и свято верила, что удачно сшитая вещь – подарок от Бога.

Так далеко Нилка в своей вере не заходила, но, по примеру бабушки, в рождении одежды тоже видела божественное начало.

Необъяснимым образом пальцы знали, как и что нужно делать, чтобы подарить миру еще одну вещь. И неважно, что это – блузка или юбка, пиджак или пижама – это была магия. Поэтому,– выстроила теорию Нилка,– в одних вещах тебе везет, в других – ты проходишь незамеченным по судьбе, в третьих – тебя постигают неудачи.

– Тебе бы в дом моды какой–нибудь,– донеслось до Нилки.

– Думаешь?– Нилка смотрела с жадной надеждой.

Эльза сбросила маску неприступности:

– Знаешь, у нас в городе я таких точных глаз и рук никогда не видела. Мы вечно телом закрываем амбразуру, я имею в виду ляпы модельеров–закройщиков. А нашу швейку хочется взорвать, чтобы ткани не переводила. Девчонки отказываются в ее показах участвовать. Больше позора, чем денег. Нет, правда,: фасоны – прощай молодость, расцветки – похоронные, размеры – просто атас, а качество шитья – вообще отстой. Руки обрывать за такое нужно.

– Зато есть бутики и магазины известных марок,– примирительно сказала Нила, в двадцатый раз одергивая и оправляя сарафан на фигуре Эльзы. Это было лишним – сидел сарафан идеально. Теперь главное – не спугнуть магию, не испортить строчкой.

– Ой, да ничего здесь нет. Сотни две бутиков и несколько магазинов модной одежды. Не Париж, одним словом.

Не Париж. Париж…

Знакомое слово, черт возьми. Нилка неожиданно осознала, что, став классным модельером–закройщиком, она может поехать в Париж и предложить себя какому–нибудь дому моды. Там нужны руки талантливых мастериц.

До Парижа далеко, а до конкурса – два дня. Если все будет хорошо (тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить), то она получит приз – швейную машинку «Зингер». Спонсор расщедрился.

***

…Это было уже слишком – чернильное пятно величиной с тарелку на подоле.

В голове у Нилки стало пусто до звона. Она пялилась на пятно и силилась сообразить, что это и как теперь быть, но ничего в голову не приходило, кроме дикого желания придушить Наташку.

– Слушай, кутюрье, кому, интересно, ты так насолила?– Тамара подняла надменную бровь.

Платье было испорчено непоправимо, и никакие пятновыводители, окажись они под рукой, не могли спасти положение – осталось полчаса до показа.

– Какая теперь разница,– всхлипнула Нилка, так ничего и не придумав. Глаза стали красными, как у кролика, даже надбровные дуги приобрели розовый оттенок. Pink. Новости одна хуже другой сыпались на Нилку с самого утра.

Начало положило известие о том, что Эльза подвернула ногу и в показе участвовать не будет. Значит, вся работа псу под хвост. Манекенщицы только с виду все на одну фигуру.

– Зачем только менялась с Плашко?– подлила масла в огонь старуха Варенцова.

Глаза у Нилки налились слезами:

– Откуда же я знала?

– Вот что, Кива: Тамара ведь не отказывается выйти в твоем платье, так что не разводи сырость, иди и работай.