Посадочные огни

У них с Юлькой отношения как раз были далеки от гармоничных. Если Адам домогался супруги, Юлька закрывала глаза и лежала, надменная и недоступная, как круизная яхта в одиночном плавании. А последний раз гадостей наговорила, до сих пор в ушах стоят.

– Импотенция косит наши ряды, – вставая с супружеского ложа, усмехнулась Юлька. В темноте матовым светились ягодицы – яблоко в разрезе, Адам зажмурился до кругов перед глазами, чтоб не сбить жену с ног и не взять силой.

Все пошло наперекосяк, но копаться в психологии семейных отношений Адам боялся и откладывал разговоры на потом в надежде, что «рассосется», само образуется.

Рудобельский отогнал видение, взглянул на часы, они показывали четверть одиннадцатого – время детское, таверна на берегу еще полтора часа будет распахивать безотказные двери перед посетителями.

Командир боевой части поставил на загаженную плиту чарку, поправил китель:

– Бывай, Микола, и давай того, осторожней. Сам знаешь, что будет, если старпом пронюхает.

Микола еще божился, что все будет тип-топ, а командир уже натягивал куртку, подбитую мехом.

Взбежал на верхнюю палубу, понюхал щекочущий ноздри морозный воздух и чуть не улетел за борт, подхваченный штормовым юго-восточным ветром.

Ругнулся, цепляясь за поручни, спустился на землю и побежал, тараня упрямым лбом пургу.

…В кафе с неземным названием «Морское» веселье только начиналось.

Дурные от самопальной водки клиенты в сизом сигаретном дыму и чаде корейской кухни цепляли друг друга, чужих девочек и официанток.

Адам прибился к столику судоремонтников, под одобрительный гул выставил две бутылки, купленные в баре.

– Адам, – пожимая чью-то ладонь, представился Рудобельский.

– Авель и Каин, – сострил кто-то.

Адам упер в остряка свинцовый взгляд, отбив желание зубоскалить на тему первых библейских конфликтов, исподлобья обвел взглядом помещение.

– За тех, кто в море, на вахте и на гауптвахте, – поднял рюмку, не чокаясь, опрокинул и опять огляделся.

В противоположном углу зала в компании подруги и двух мужчин вполоборота к Адаму сидела розовощекая и свежая, как садовая ромашка, молодая женщина. Круглая попа, обтянутая трикотажным платьем, тяжелая грудь – настоящая шампочка, то, что доктор прописал. Адам не терпел тощих девок с выпирающими ключицами, позвоночником и лопатками.

Женщина чему-то весело смеялась, откидывала на спинку стула роскошное тело, стреляла глазами по сторонам, разила наповал и наслаждалась произведенным эффектом.

Адам принял вызов, перехватил игривый взгляд, ответил очередью и прошил даму насквозь. Рудобельского не могли обмануть ленивые повороты головы и томное потягивание коктейля. Игра затягивалась, пора было действовать, брать инициативу на себя.

Стоило Рудобельскому поднять тренированное тело, красавица что-то быстро сказала на ухо подруге и, покачивая крутыми бедрами, направилась к цветастой засаленной шторке, за которой располагались туалеты.

Адам настиг девушку в узком коридоре-аппендиксе.

Красавица обхватила сигаретный фильтр полными яркими губами и, усмехаясь одними глазами, сканировала мужскую особь. Мысли особи были на поверхности, сомнений не вызывали. Ромашка поджала одну ногу, выставив круглое колено, наступила на стену каблуком.

– Огонька не найдется? – завела Ромашка светский разговор.

Не отрывая глаз от женских прелестей, Адам достал зажигалку в мельхиоровом корпусе – подарок командования ко дню Военно-морского флота.

– Ты с мужем? – Первое правило командира: самый неприятный вариант следует считать самым верным.

– Не-а, – протянула Ромашка.

– А с кем?

– Я сама по себе.

До прикуривания дело так и не дошло.

Рудобельский вернул зажигалку в карман, не суетясь, вынул из накрашенного, ожидающего рта сигарету и, придавив женщину к стене, приступил к неспешным поцелуям, ощущая ладонью податливость форм.

Чья-то тяжелая рука легла на плечо Адама, поцелуй пришлось прервать.

Моряк в бешенстве повернулся к обломщику. Им оказался обалдевший от наглости Рудобельского спутник Ромашки.

Адам еще надеялся провести остаток вечера с пользой для организма, поэтому, не тратя времени на разговоры, занял стойку и въехал парню левой, снизу вверх. Апперкот оказался эффективным – клацнули зубы, противник опрокинулся, налетел на стену и осел.

Тесный коридорчик в ту же секунду заполнили желающие помахать кулаками. Ромашка, из-за которой Рудобельский ввязался в драку, взвизгнув, исчезла, зато появился патруль.

Глава 4

…Лева Звенигородский с брезгливостью белого воротничка лавировал между пассажирами, скорчившимися на вещах, за ним с достоинством переступала совершенными ногами Маргарита. Узкая кость, длина ноги, поступь – вылитый арабский скакун сиглави, порода для парадных выездов.

Заторможенные пассажиры, увидев мужчину в форменном кителе, зашевелились, кучками стали подбираться к пилоту первого класса, взяли в кольцо.

– Скажите, – слышалось одновременно со всех сторон, – что там с погодой? Какой прогноз?

– По прогнозу завтра снегопада не будет, – информировал Лева, вынужденно останавливаясь, – почистят полосу и отправят сначала московский борт, потом остальных.

– Так полосу же не чистят, – заметил какой-то проницательный пассажир.

– Это вопрос к администрации порта, – развел руками Звенигородский.

Народ расступился, с недовольством выпуская пленников. К начальнику порта обращаться смысла не было: циклон признавал одну власть – небесную.

– Думаешь, полосу расчистят? – с замиранием сердца спросила Галкина, когда они вышли из душного зала в пургу.

Голос у Маргариты был низкий и певучий, навевал тоску о южных экзотических странах, теплых морях и райских птицах.

– А фиг их знает, – не стал лукавить Лева, хотел добавить какую-то грубость, поднял глаза на Маргариту и притих. Они уже подошли к служебной гостинице и стояли, стряхивая снег с одежды.

Снежинки ложились на цигейковый воротник форменного пальто бортпроводницы, на шапочку, на рыжие волосы и ресницы. Небольшие глаза светились в зимних сумерках холодным синим светом – Венера, вторая планета от Солнца, сияющая и таинственная. Лев Ефимович взгляда оторвать не мог.

Ветер выдохся, и снег уже не был таким тотальным. Запахло морем, островами и чужими странами.

– Лева, может, уж лучше остаться здесь? Завтра же Новый год. – Маргарита не заметила паралича Льва Ефимовича.

Звенигородский был так потрясен, что не расслышал Венеру, ей пришлось повторить вопрос. Лева вышел из ступора:

– Шутишь? У некоторых семьи есть, между прочим. А потом эти… – Лева кивнул на окна второго этажа, за которыми двое суток резались в покер второй пилот и штурман. – Ты забыла, как они на Восьмое марта перепились и нас задержали «из-за высокого содержания алкоголя в крови летного состава»? Нажрутся на Новый год, и будем до Рождества здесь торчать.