Её предложение прозвучало так, словно у нее в гардеробе имелось как минимум десять костюмов, хотя на самом деле их было всего два и, причем, не самых фешенебельных: серый (её любимый) и коричневый. Если серьезно, я даже расчувствовалась, так как Эми редко бывала такой щедрой. Наверное, сегодняшняя её щедрость была напрямую связана с её уверенностью в том, что у меня ничего не получится и таким образом она пыталась меня подбодрить.
– Не нужно, правда. Я так пойду. Не хочу запачкать твой костюм, – попыталась как можно более вежливо отказаться я, чтобы не задеть самых нежных сестринских чувств.
На самом деле Эмилия была всего на один размер крупнее меня, но эта единица много значила. К тому же, её одежда катастрофически не подходила мне по фасону. И если с бедрами я еще могла смириться, то за грудь было всё же немного обидно.
Доев свой тост и поправив элегантно заколотые на макушке, пышные волосы, ради которых я встала в семь утра, чтобы их вымыть, высушить и придать им “достойный” объем, я, наконец, переступила порог родительского дома под бурные, не лишенные сарказма овации и пожелания со стороны родни, в частности отца, вроде: “Облажайся красиво” или “Пусть узнают, где раки зимуют!”.
Я поднялась вверх по улице, села на тридцать седьмой автобус и к холму, на котором расположилось около двух десятков элитных домов. Выйдя на нужной остановке, я проводила взглядом автобус, завернувший влево от величественных и нагнетающих, в этой ситуации домов, расположившихся на вершине холма, которые словно давили на наш маленький городок, высокомерно смотря на него сверху вниз. До начала Б***-стрит оставалось около двухсот пятидесяти метров мимо яблоневого сада по правую сторону от меня и просторного поля слева, зеленеющего весенней свежестью. Подобным пейзажем можно было бы насладиться, если бы не подступающий к моему горлу комок необоснованного страха.
Пройдя большую часть пути, я машинально посмотрела на старые часы, которые мама одолжила мне на время собеседования. Они были позолоченными, и вся наша семья считала их едва ли ни самой роскошной вещью под крышей нашего дома, за исключением обручальных колец родителей, но мне вдруг показалось, что они выглядят смешно, по сравнению с ручкой садовой калитки особняка, который я только что успешно миновала. Судорожно подумав о том, что дешевую одежду мне еще смогут простить, но дешевую подделку часов, марка которых была очень популярна еще пять лет назад, минимум высмеют, я сняла их и положила в свой маленький черный клатч из искусственной кожи.
Дойдя до нужного дома, который оказался последним на улице, я громко выдохнула и еще раз поправила пальто из серой плащевки, которое всё-таки согласилась занять у Эмилии на время собеседования. Пальто мне было почти впору, поэтому я не чувствовала себя в нём недоросшей младшей сестрой, которой достается одежда в наследство от старших детей, или переросшим хоббитом-лепреконом, нашедшим шмотку по пути к сказочному замку. Посмотрев на роскошное, двухэтажное поместье, я попыталась представить его хозяина. Не знаю почему, но я была уверена в том, что этот дом принадлежит именно хозяину, а не хозяйке. Наверное потому, что обычно хозяйки подобных поместий обожают усаживать свои палисадники душно пахнущими розами, буквально заставляющими лёгкие сжиматься от приступов удушья. Идя по этой странной улице, олицетворяющей иную, роскошную сторону медали нашего города, я не смогла не обратить внимания на несколько таких домов, хозяйки которых буквально утопили свои особняки в розах, не смотря на то, что сейчас был далеко не сезон их цветения.
Я была уверена в том, что как только достаточно потеплеет, прелестные дары флоры буквально начнут душить Б***-стрит своими терпкими ароматами. Палисадник же этого дома был практически пуст, по крайней мере сейчас, в прохладном апреле этого года. Справа, чуть поодаль от входа в странно-пустующий палисадник расположилась шикарная терраса внушительных размеров, рядом с которой стоял небольшой, трехступенчатый, посеревший от частых дождей и северных ветров, фонтан из белого мрамора. Зрелище было даже слегка унылым, отчего я не сомневалась в том, что здесь проживает именно представитель сильного пола. По устоявшимся стереотипам, я сразу же представила пожилого, плотного мужчину, с сигарой в правой руке и яйцом Фаберже в левой. Он наверняка провел разгульную молодость и завел нескольких незаконнорожденных детей от разных женщин. Естественно детей он либо признал и теперь ежемесячно платит их матерям огромные суммы алиментов, если дети еще несовершеннолетние, либо отказался от них и сделал всё возможное, чтобы вычеркнуть их из своей жизни, а вместе с тем и из завещания, составленного на молодую любовницу. В свои сорок он решил остепениться и женился на двадцатилетней дочери какого-нибудь начинающего депутата, который жаждал добиться успеха на своем поприще. Его молодая жена, недалекая красавица, родила ему законного наследника и либо отказалась больше рожать, так как мужа она не любит и фигуру из-за него портить не собирается, либо вообще развелась со стариком, отобрав у него половину его имущества. Ну или хотя бы сорок пять процентов, ведь подобные девушки берут дорого за вынашивание и рождение именно законного ребенка. И теперь он переехал из столицы сюда, в свою резиденцию, чтобы отойти от потрясения, и сейчас, в тишине пустых комнат, вынашивает новый план, как в очередной раз обанкротить какую-нибудь слабую фирму и заработать на этом неплохие проценты. Вокруг него кружат молоденькие служанки, предлагающие ему фуа-гра, лобстеров и кое-что другое, от чего он наверняка не отказывается. О, ужас! Неужели рабочее место мне предлагает старик-извращенец?! Загнав себя в тупик подобным развитием собственных безумных мыслей, я резко нажала на дверной звонок, пытаясь развеять бред, навеянный паническим состоянием, нависшим над моим здравомыслием.
Глава 4
Мне открыли даже не поинтересовавшись, кто именно соизволил трезвонить в их отполированную дверь. Наверняка у них есть камеры, которые засняли, как долго я тупила, думая о старикашке-извращенце. Если они это видели – я уже не принята на работу. Кто захочет нанимать ненормальную, способную с минуту смотреть «в никуда» ошарашенным взглядом? Правильно – только старик-извращенец. Моя черепная коробка была настолько мелкой, что как только в ней появилась мысль об извращенце – она моментально вытеснила из моей головы всё то немногое, что в ней помещалось прежде: неуверенность в себе и своем плаще, который я передала встречавшему меня швейцару, мысль о забытом дома амулете удачи и навязчивую идею о потребности организма успокоиться при помощи чашки горячего кофе. И всё же… В запросе не было указано, на какую именно должность я претендую.
Подтянутый, пожилой швейцар сопроводил меня налево от входа по короткому коридору и оставил у стульев обитых бархатом, на которых уже расположились семнадцать женщин разных возрастов и мастей. Пожалуй, это единственная вакансия в моём многострадальном опыте, на которую конкурс оказался настолько большим. Идя по коридору вслед за швейцаром, я мельком заглянула в приоткрытую слева дверь и поняла, что за ней расположился шикарный кабинет с большой библиотекой и мебелью из красного дерева. За столом, в высоком, обитом черной кожей кресле, повернувшись спиной к выходу, кто-то сидел. Я не смогла различить фигуры человека, но была уверена, что в кресле находился именно хозяин дома. Задумавшись о тайной личности, я чуть не врезалась в вытянутую спину старика-швейцара, который вдруг обернулся ко мне и, движением руки, указал на крайний бархатный стул. Поблагодарив его, я присела рядом с женщиной лет пятидесяти, после чего сделала глубокий вдох.
Спустя минуту, осмотрев ожидающих, я признала своё поражение. Мама была права – стоило одеть что-то более серое и строгое, в стиле Эмилии. Все присутствующие женщины были в возрасте от тридцати до сорока лет, за исключением моей пятидесятилетней соседки и меня, и абсолютно все были в строгих костюмах. Казалось, будто вязаная синяя шаль сидящей рядом женщины и моя алая блузка автоматически определяли нас в папку с ярлыком “Невпопад”. Я слегка расстроилась подобному раскладу, а вот моя соседка приободрилась, явно радуясь тому факту, что теперь она была не одинока – в её команду белых ворон, прежде состоящую из одного человека, прилетела еще одна редкая птица. Из-за разницы в росте я смотрела на нее сверху вниз, отчего могла с уверенностью утверждать, что она была слишком низкой. Её густые, коротко стриженые волосы были выкрашены в карамельный блонд. Для своего роста она была достаточно плотной женщиной, с веселым и одновременно умным, слегка застенчивым взглядом. Не стану скрывать, она располагала к себе. Если бы я была нанимателем, я бы выбрала доброжелательную тётушку в возрасте, нежели напряженную и вытянутую в струнку девчонку. Хо-о-отя… Если бы я была стариком-извращенцем…
На этой моей мысли дверь справа от нас открылась и из нее вышла тридцатилетняя женщина в строгом костюме цвета индиго. Было видно, что она подготовилась к этому собеседованию лучше многих из здесь присутствующих и сейчас была вполне довольна своим результатом. По её удовлетворенному выражению лица было ясно, что она сделала всё от себя зависящее, чтобы прибрать в свои белые ручонки это шоколадное место.
Очередь быстро таяла и, спустя час, нас осталось всего пятеро: я, моя соседка, и еще три молодые красотки, пришедшие сразу после меня. Отлично, если нас нанимает извращенец, мне даже не придется придумывать отговорку, чтобы отказаться от этого места – он определенно выберет пышногрудую блондинку или девушку в короткой юбке, окрашенную в ярко-черный цвет.
Швейцар, только что зашедший и немедленно вышедший из кабинета, в котором проводились собеседования, направился в сторону кабинета, который, по моим предположениям, принадлежал хозяину дома. Мои догадки о том, что собеседование проводит не хозяин поместья, полчаса назад подтвердил шепот одной из женщин, давно просидевшей в очереди. Она что-то говорила рядом сидящей девушке о высоком хозяине дома, который единожды выходил из кабинета чуть более часа назад, но больше из этого кудахтанья я толком ничего не смогла расслышать. Но если собеседует не хозяин, тогда кто? Три варианта: жена, любовница или всё-таки домоправитель… Ница. Домоправительница.
– Как до сих пор не выбрала?! – раздался раздраженный, мужской голос из кабинета, в который только что вошел швейцар. – Третий день подряд, пять десятков женщин и до сих пор ни одной? Она что там, порно-актрису выбирает?
“Всё-таки извращенец. Хотя, судя по голосу, определенно не старик”, – подумала я как раз в момент, когда в коридор вышел молодой мужчина, лет двадцати шести, и уверенным шагом направился в нашу сторону. Он был хорошо сложенным, статным, высоким брюнетом с аккуратной укладкой густых волос, не затронутых страшно-модными стрижками – это всё, что я успела заметить прежде, чем он мгновенно промелькнул мимо нас, уверенно распахнув дверь, в которую только что вошла пышногрудая блондинка с V-образным декольте.
“Ну, всё, – пронеслось у меня в голове, – место точно отойдет этой порно-актрисе”.
За дверью впервые раздались достаточно громкие голоса мужчины и женщины, отзвук которых можно было расслышать даже с моего крайнего в очереди места, после чего дверь снова распахнулась.
– Дамы, прошу вас, – произнес молодой человек, тем самым приглашая нас войти внутрь.
Мы все одновременно оторвали свои пятые точки от бархата, но вошли в дверь строго по одной, словно представительницы разных пород куриц, солидарно пропуская друг друга вперед. Парень казался рассерженным, поэтому на сей раз я отличилась сверх учтивостью и пропустила сразу всех своих соперниц, зайдя самой последней. На всякий случай я даже не до конца закрыла дверь, чтобы не вызывать дополнительных раздражителей посредством лишних хлопков и щелчков, на которые этот мужчина мог бы случайно неправильно отреагировать, после чего встала позади остальных кандидаток.
– Пожалуйста, встаньте в ряд, – достаточно учтиво попросил молодой человек. Я встала крайней слева и снова оказалась рядом с моей соседкой, с которой мы негласно успели поладить, пару раз мимолетно улыбнувшись друг другу сидя на бархатных стульях.
– Раз ты не смогла выбрать из пятидесяти женщин за три дня, мы выберем из пяти за пару минут, – обратился парень к шикарной блондинке, сидящей за столом из красного дерева, в кожаном кресле без подлокотников. На ней была блузка из натурального шелка, с которой не шла ни в какое сравнение моя дешевая мулета* (*Кусок ярко-красной ткани, которой во время корриды дразнят быка). Всем своим видом эта молодая женщина демонстрировала социальное превосходство над нами и умеренное недовольство мужчиной, ворвавшимся в процесс собеседования. Девица скрестила руки на своей миниатюрной груди, которая была минимум на два размера меньше моей, что меня изрядно порадовало. Не всем же иметь и грудь, и деньги одновременно. Мне хоть за мою бедность идеальные формы достались.
– Итак, представьтесь и расскажите, чем вы занимались до прихода в этот дом.
Присутствующие начали представляться.
Пышногрудой Эбби было двадцать пять лет, до прихода на собеседование она работала учителем французского языка в старших классах. Выкрашенная в колоритный черный, двадцатидевятилетняя Карен работала гоу-гоу танцовщицей в одном из элитных клубов столицы. Двадцатисемилетняя Люси, буквально характеризующая своей внешностью выражение “серая мышка”, прежде работала парикмахером. Моя соседка по стулу и построению, пятидесятипятилетняя Доротея, ранее трудилась библиотекарем.
Парень смотрел на каждую из говорящих с таким пристальным вниманием, что почти каждой становилось не по себе от его пронзительного взгляда – только танцовщицу гоу-гоу это подзадоривало. Не удивительно, что когда очередь дошла до меня, я невольно запнулась. Мысленно заставив себя не сгорбиться под тяжестью его энергетики и не опустить глаза, я достаточно четко произнесла, чем позже сильно гордилась:
– Меня зовут Глория Пейдж, мне двадцать два и я бывшая студентка ***– университета.
Взгляд слушающего требовал от меня еще чего-то. Наверное, он ожидал услышать что-то яркое из моей жизни, что могло бы автоматически зачислить меня на службу, вроде истории Эбби о её несостоявшемся романе со своим учеником, но у меня подобного туза в рукаве не было. В итоге, быстро моргнув, я добавила:
– Временно приостановила своё обучение на терапевтическом факультете на четвертом году.
Глава 5
Идя домой под теплым солнышком мимо яблоневого сада, я вдыхала свежий аромат весенних трав и мысленно прокручивала последние полчаса.
“Здесь и думать нечего, – пронеслось у меня в голове сразу после краткого “обзора” кандидаток. – Возьмет пышногрудую учительницу французского или длинноногую гоу-гоу танцовщицу”.
– Здесь и думать нечего, – словно эхом отозвался молодой человек, обращаясь к оскорбленной блондинке, всё еще сидевшей с кислой миной за столом, после чего снова обернулся к нам. – Беру самую пожилую и самую молодую.
Услышав эти слова, я машинально попыталась убедить себя в том, что действительно являюсь самой молодой из претенденток, глядя на стоящую рядом со мной, улыбающуюся девушку в короткой юбке, которая наверняка была уверена и в своем возрасте, и в своей победе.
– Но ведь тебе нужна была всего одна женщина, – заметила блондинка, наблюдая за выходящими из кабинета отклоненными кандидатурами. – Я хотела подобрать идеальную работницу, в которой будут все необходимые качества.
Всё-таки решив, что довольно улыбающаяся до ушей девушка с длинными ногами от тех же ушей, моложе меня, я отправилась к выходу.
– Что ж, я выбрал сразу двух кандидаток, которые в сумме представляют идеальный вариант. С чем не справится одна из них – справится вторая. Пусть страхуют друг друга. Девушка… Эм-м-м… Глория, Вы куда?
– М? – резко остановившись и обернувшись, откликнулась я.
– Вы и миссис Аддингтон приняты на работу, – встретившись со мной взглядом, произнес парень. От услышанного у меня вдруг закололо в области сердца, и я едва не схватилась за него, наблюдая за тем, как признавшая своё поражение девушка в короткой юбке проходит мимо меня в расстроенных чувствах.
– Извиняюсь, а в чем заключается суть работы? – неожиданно спросила Доротея.
– Интересно… Вы пришли на собеседование, не зная, на какую должность претендуете? – поинтересовался молодой человек, скорее обращаясь к блондинке, сидящей за столом, нежели к самой Доротее.
– Роланд, ты готов на меня сегодня спустить всех своих цепных псов? – изогнув бровь, начала полуоправдываться, полуобижаться блондинка. Однако мужчина решил не развивать эту тему, явно будучи недовольным сложившейся ситуацией. Повернувшись к нам, он сдержанно начал говорить:
– Всё что Вы должны узнать от меня – это то, что Вы, мисс Пейдж, будете работать восемь часов – с девяти утра до шести вечера, а Вы, миссис Аддингтон, приняты на вечернее время, на четыре часа с шести до десяти часов. Работать придется и на выходных, рабочее время которых вы спокойно можете согласовывать между собой. Ваша ставка – двадцать фунтов в час.
Двадцать фунтов в час! Я чуть не рехнулась от удивления, счастья и страха, слившихся воедино. Мысль о том, что в нас видят потенциальных любовниц, отпала вместе с вышедшей из кабинета гоу-гоу танцовщицей, но как только парень озвучил сумму нашего заработка, я невольно представила шест и с подозрением покосилась на старушку, миловидно улыбающуюся работодателю. Я не собиралась следовать её примеру и мило улыбаться, пока мне не станут известны мельчайшие подробности вакансии, на которую меня с такой сказочной легкостью зачислили. Может, нас берут электромонтерами?
После сказанного, Роланд вышел из кабинета, оставив нас наедине с гремучей блондинкой, которая с первой же секунды начала нас презирать то ли как людей среднего класса, то ли из-за того, что мы являлись следствием не её выбора. Однако деваться было некуда ни ей, ни нам – ей нужно было ввести нас в курс дела, а нам жизненно необходимо было выслушать её презрительную лекцию.
– Двадцать фунтов в час?! – буквально выкрикнул мне в лицо отец, как только я сообщила ему о результате своего собеседования. – Не для того я растил свою дочь, чтобы она протирала шест своей попой. Твоя пятая точка всегда была развитой, но только в сфере поисков неприятностей.
– Пап, прекрати так остро радоваться успехам моей пятой точки, – самодовольно улыбнулась я, выхватив из рук отца бутерброд с сыром и ветчиной, которым он частенько промышлял за маминой спиной, после чего откусила от него большой кусок.
– Что за шум? – поинтересовалась мама, быстрым шагом спустившись по лестнице и сиюсекундно очутившись на кухне между мной и отцом. – Дерек, ты снова ешь бутерброды перед обедом?
– Это не я, – демонстрируя свои пустые ладони, начал оправдываться отец. – Это всё твоя дочь.