– Выдыхая из лёгких пламя и вдыхая лёд,
я смотрю на механизмы правил – и всё делаю наоборот.
Даже если в спину толкнут с криком: “Шагай вперёд!”, -
не шагну, пока не увижу свой путь и свой поворот.
И не надо потом на кого-то пенять,
будто этот кто-то не смог управлять
моим шагом, мыслью и взглядом назад-вбок-вперёд.
Я не тот, кто уступает свои мысли в долг.
Так что руки свои от моих действий прочь.
Я не тишины сын и не покорности дочь.
Даже если в итоге меня моя доброта или честность убьёт -
не отступлюсь.
Должен быть в мире кто-то, кто против ветра рискнёт пойти
и дойдёт.
– Как же я этого ждал! – неожиданно громогласно воскликнул Титан.
Я резко остановилась и, обернувшись через плечо, посмотрела на него:
– Чего ждал?
– Поэзию. Твоя фишка. Я часто ею заслушивался, пока ты излагала её в Паддоке и Конкуре.
Совершенно неожиданно его слова меня так сильно смутили, что мне стало откровенно не по себе. Поспешно отведя взгляд, я ускорила свой шаг, опасаясь прилива краски к лицу.
Спустя минуту он снова решил нарушить тишину:
– Почитаешь ещё что-нибудь?
– Нет.
– А если я скажу “пожалуйста”?
– Нет.
– Какая жёсткая.
– Отстань.
– И холодная.
– Тебе следовало бы, Тристан, сразу понять, что лезть в моё личное пространство – одна из самых провальных идей в твоей жизни.
Как только я договорила эти слова, меня совершенно внезапно и пугающе резко одернуло назад. Лишь спустя секунду я поняла, что причина неожиданной смены моего физического положения заключалась в том, что Титан схватил меня за локоть – он буквально развернул всё моё тело на сто восемьдесят градусов, таким образом обратив меня лицом к себе.
– Как ты только что назвала меня?
– Титан, – широко распахнула глаза я, растерянно смотря на него снизу вверх.
– Нет, ты назвала меня не Титаном.
– Я не…
Он до боли сжал свои пальцы чуть выше моего локтя, так, что я даже слегка пригнулась вправо.
– Ты назвала меня по имени. Никто за пределами Рудника не слышал моего настоящего имени. Оно не произносилось вслух уже многие годы. Кто ты?
Глава 7.
Я не отвечала. Поэтому он решил повторить свой вопрос:
– Кто ты? Я уже задавался этим вопросом прежде, и озвучивал его прямо тебе в лицо, на балу. Тогда ты мне так и не ответила. Но сейчас ответишь, – он сжал мой локоть ещё чуть сильнее, на что я отреагировала ещё большим сжатием зубов. – Кто же ты такая? Я не помню твоего миленького личика в Руднике.
– Конечно не помнишь, придурок, – зашипела от боли в локте я. – Десять лет ведь прошло! Имя Тринидад тебе не о чём не говорит? Отпусти мою руку, мне больно!
Он так резко выпустил мой локоть, что я слегка покачнулась.
– Тебя зовут Тринидад?! – в его глазах разлилось удивление такого масштаба, что это просто не могло не принести мне удовольствие. Стало очевидно, что до сих пор он не знал моего настоящего имени. Я только теперь поняла, что в его присутствии все ко мне обращались исключительно как к Дикой, а на тех записях из Паддока и Конкура, которые попадали в его руки, моё реальное имя также могло ни разу не прозвучать, либо он мог пропустить какие-то записи. – Я знал только одну Тринидад.
– Что ж, больше не знаешь ни одной. Ты знаком с Дикой, а той Тринидад, что ты знал прежде, больше нет.
– И что же с ней произошло?
– Выросла.
Развернувшись на низких каблуках своих удобных ботинок, я зашагала дальше по мосту.
– Подожди… – он как всегда с неестественной легкостью, уже почти ставшей мне привычной, нагнал меня. – В Парадизаре твоя биография заключалась в том, что ты якобы была из бродяжек: шаталась по пустоши, где тебя и схватили парадизарцы.
– В Паддоке и Конкуре периодически звучало моё настоящее имя. А ты утверждал, что следил за мной, когда я была там.
– Я не сидел у экрана двадцать четыре часа в сутки. По большей части, особенно в Паддоке, за вами наблюдал Фло. Плюс ко всему камеры там были не вездесущими, и прямых трансляций не было – только часто затёртые записи. Я даже наверняка не знал о том, что ты из Рудника – у меня были только серьёзные подозрения. Не хмурься так. Я не смог бы тебя узнать даже имея прямые подсказки. Ты так сильно выросла… Даже странно тебя видеть такой, – он ухмыльнулся.
– Какой? – резко затормозив, я впилась в него взглядом.
– Ты больше не ребёнок, – неожиданно запнулся он.