АтакА & Исключительная

– Не пострадала?

– Он разбил окно водительской двери у меня на глазах – я только бежала к машине, так что он меня не тронул и даже не заметил. На него, как и на меня, не действовала Атака, – после этих слов она немного помолчала, а потом вдруг решила поинтересоваться: – Почему ты называешь происходящее Атакой? Нас кто-то атакует? Это война?

– Я не знаю, что это… Но я знаю, что нам нужны продукты. И лекарства. Значит, нам нужно в город…

– Отсюда три с лишним мили, назад три с лишним мили, плюс ещё намотаются мили по городу…

– Есть велосипеды?

– Есть вариант получше. Соседи, семья Агилера, занимаются коневодством: у них конюшня с дюжиной лошадей. Можем попробовать одолжить у них пару коней.

Больше десяти лет назад я с отцом каталась на лошадях этой фермы, так что я знала о её существовании, хотя с течением времени и позабыла о её обитателях. Уже в своём городе, на протяжении одного года – с четырнадцати до пятнадцати лет, – я занималась конной ездой, тогда бывшей доступной для меня только благодаря стараниям благотворительного фонда, спонсирующего занятия детей из малоимущих семьей, а повзрослев и собственноручно сколотив себе финансовую безопасность, пару раз в год я выбиралась на длительные конные прогулки, так что в седле я держусь более чем уверенно. Спрашивать Томирис о том, как себя в седле чувствует она, было не к чему: она утверждает, что умеет стрелять и, судя по тому, как она обращается с ружьём, это чистая правда, и она же сама предложила вариант с верховой ездой. Эта девчонка не пропадёт. По крайней мере, я очень на это надеюсь.

– Завтра с утра пораньше пойдём к соседям, – уверенным тоном заключила я. – Поставь будильник на шесть часов. И постарайся поспать. Нас ожидает сложный день.

Глава 12

И я, и Томирис проснулись ровно в шесть. У меня получилось заснуть до полуночи, Томирис призналась, что ворочалась до часа ночи – мы обе проспали меньше положенного, но при этом обе были настолько бодры, что после пробуждения совсем не испытывали сонливости. По очереди поспешно умывшись и почистив зубы, мы позавтракали остатками бутербродов и выпили по кружке чая, запасов которого в этом доме, к моему удивлению, оказалось предостаточно: целых пять упаковок по пятьдесят пакетиков, все разных сортов.

Закончив с завтраком, я зашла в спальню, чтобы проверить состояние Бриджит. Ночью она не корчилась от Атак и ни разу не просыпалась. Значит ли это, что Атаки случаются только днём? Или, быть может, вчера всё же была последняя волна…

Ей что-то снилось. Во сне она бормотала про свои уникальные скульптуры и, кажется, общалась с образом Пегги. Бедняжка Пегги, неужели её тело всё ещё лежит на газоне перед нашим домом, и никто не собирается хоть что-то сделать с этим?.. Выходя из спальни, я аккуратно прикрыла дверь. На часах было шесть тридцать – не самое удачное время для похода в гости. Так было прежде. Теперь же: чем раньше или чем позже – тем лучше, потому что безопаснее.

Направляясь к ферме семьи Агилера, мы с Томирис, не сговариваясь, двигались быстро, чуть ли не на полусогнутых ногах. Чтобы никого случайно не напугать, охотничье ружьё, вместе с холодным оружием, мы спрятали в подвале, в тайнике, встроенном в кирпичную кладку стены, а с собой взяли только малогабаритные пистолеты: на свой пояс я повесила привычное мне оружие, а Томирис отдала продвинутое. Я заметила, как она “на всякий случай” аккуратно припрятала один из охотничьих ножей под своей лёгкой чёрной толстовкой на молнии. Моя уверенность в том, что эта девчонка не пропадёт, продолжает прогрессировать.

Стоило нам завернуть за первый угол соседского дома, как мы сразу же наткнулись на серьёзную неприятность: труп молодого парня, лежащий прямо за крыльцом дома. Судя по тому, как поморщилась Томирис, обыкновенно предпочитающая сохранять хладнокровное выражение лица, она знала этого человека… В стороне, за небольшой горкой колотых дров, неподвижно лежал ещё один человек. На третьего указала Томирис, ткнув пальцем в сторону лошадиного загона, подле которого тот валялся.

– Это работники фермы, – констатировала она. – Не хозяева.

Мы стояли во дворе между домом и конюшней: в десяти шагах слева – крыльцо и вход в дом; в пяти шагах справа – незапертые ворота конюшни.

Томирис уже дернулась в сторону дома, когда я остановила её, резко вытянув перед ней руку таким образом, что девушка от неожиданности уперлась в нее. Встретившись со своей напарницей красноречиво серьёзным взглядом, я произнесла:

– Идём в конюшню.

– Но мы не можем взять без спроса…

– Мы вернём.

На сей раз она всё поняла. Когда она наконец согласно, хотя и с поджатыми губами, кивнула, я опустила свою руку и направилась в сторону приоткрытых ворот. Томирис без лишних слов последовала за мной.

Стоило нам перешагнуть порог конюшни, как в нос сразу же ударил терпкий запах навоза и лошадиного пота. Кони, увидев нас, сразу же взволнованно зафыркали. Я подошла к первому стойлу, но Томирис остановила меня:

– Погоди. Не того выбираешь. В первых стойлах лошади постарше. Нам нужны кони из последних стойл – они покрепче.

Дойдя до последних стойл, я взялась за красивого жеребца соловой масти, а Томирис взялась за вороного, стоящего напротив. Сняв амуницию со специально оборудованных стен внутри стойл, мы в полном молчании и с ощутимым нервным напряжением начали снаряжать выбранных лошадей. Я уже закрепляла седло, когда из стойла напротив вдруг донесся голос Томми:

– Их нужно похоронить.

Я резко затянула под животом жеребца ремень седла, в этот же момент представив, каково это – копать могильную яму собственными руками:

– Для начала давай начнём с Джерома, – наконец предложила я.

Молчание. Она осознаёт, что? нам предстоит…

– Может, для захоронения нужна судмедэкспертиза?

У нас даже нет гроба, не говоря уже о доступе к крематорию…

– Не думаю…

– А если нужна? – она упирается, потому что в полной мере осознаёт тот ужас, который нам предстоит пережить.

– Тогда откопают. Послушай, – упершись руками в бока, а глазами в пол, я тяжело выдохнула, чувствуя облегчение уже только оттого, что сейчас не вижу свою собеседницу, занятую снаряжением своего коня. – Лучше сделать это сейчас… – я осеклась, так как не имела в виду “прямо сейчас”. – Сегодня. Прежде чем тело подвергнется разложению, – а оно обязательно начнёт разлагаться, если уже не начало, при такой-то высокой температуре воздуха.

– В обращении по радиоволне ясно дали понять, что? делать с умершими, – неожиданно трезво заключила она, и сразу же перепрыгнула на не менее важную тему. – Нужно перегнать всех лошадей в уличный загон. Если они стоят здесь запертыми больше суток – это уже нехорошо. В загоне у них хотя бы есть трава, и вода автоматически подается в специально оборудованные поилки.

Об этом должны были позаботиться хозяева этих лошадей. Но они не позаботились, что сразу наводит на мысли о том, что они также уже могут быть мертвы. Томирис же говорила с осознанием двусторонней опасности: она опасалась участи этих животных в случае, в котором у нас не будет возможности вернуться, чтобы освободить их. В случае, в котором мы выпустим их, они хотя бы протянут до зимы – загон внушительных размеров, с миниатюрным прудом, так что травы и воды им должно хватить, – а с приходом зимы они, может, додумаются перепрыгнуть через ограждение или сломать его…

Через вторые ворота, противоположные входным, мы начали выводить лошадей в загон: десять спокойных животных, сразу же отправившихся к поилкам – очевидно, они и вправду были заперты со вчерашнего утра. Выведя последнюю пару в проход конюшни, мы поставили перед выбранными нами для поездки лошадьми по ведру овса и ведру воды, которые нашли в одном из свободных стойл. Лошади оказались голодными: и пили, и ели с заметной жаждой.

Совершенно неожиданно на улице раздался звучный собачий лай. Переглянувшись, мы сразу же решились проверить обстановку и украдкой вышли на улицу. Из будки, стоящей справа от задних ворот конюшни, появился крепкий и очень рослый кобель белого окраса, крупной породы алабай. Он выглядел весьма бодро и, увидев Томирис, сразу же радостно завилял хвостом.

– На животных, видимо, Атаки не влияют, – сдвинув брови, заметила Томми и, подойдя к псу впритык и присев напротив него на корточки, стала с силой гладить его массивную спину, на что пёс реагировал радостным поскуливанием. – Его тоже нужно отпустить. Ты не будешь против? Он не агрессивный. Его автоматическая кормушка установлена возле загона.

– Я не боюсь собак, – спокойно взмахнула рукой я.

Было время, когда со мной под одной крышей жило странное существо – помесь немецкого дога с ирландским волкодавом. Мне было всего восемь лет, когда Бриджит приволокла это чудище в наш дом: пёс был крупнее меня и при этом обладал крайне добрым нравом, но прожил с нами недолго, меньше четырех лет, после чего умер от старости. Бриджит слепила в честь него целую серию странных скульптур, ничем не передающих псовый образ.

Стоило Томирис отпустить пса с цепи, как тот сразу же рванул мимо нас, но отчего-то вдруг, миновав угол конюшни, резко остановился и, опустившись на задницу, довольно гавкнул, после чего гулко забил своим крупным хвостом по голой земле, тем самым поднимая в воздух вихри пыли.

Мы с Томирис в который раз за это утро красноречиво переглянулись и, не сговариваясь, решили проверить. До угла конюшни было всего десять шагов, миновав которые мы наконец увидели то, что привлекло внимание пса. Вернее, не то, а того… Это был ребёнок. Миловидная девочка лет десяти, метиской внешности – наверняка в её жилах присутствовала мексиканская кровь: смугловатая кожа, ровные чёрные волосы чуть ниже плеч, ровно очерченные брови-домики, большие чёрные глаза. Одета прилично – в чистые джинсы светлого цвета и розовую футболку, на шее красуются мелкие разноцветные бусы. Она стояла всего в трех шагах напротив нас, правой рукой держась за стену конюшни, и выглядела откровенно испуганной – явно пряталась здесь с целью подсматривания за нами… Я заметила, что взглядом она сразу же впилась в Томирис.

– Ты кто такая? – упершись руками в бока, не ходя вокруг да около, сразу решила выяснить я.

– Это Кайя Агилера, – вместо девочки ответ выдала Томми, – племянница владельцев фермы.

– Зачем вы отпустили лошадей и Тормуда? – явно сильно переживая, смотря на нас широко распахнутыми глазами, девочка одной рукой указала на выдавшего её пса.

– Ну, животным нужно есть, – ответив, поджала губы я, уже начиная предвкушать проблемы, которых я очень сильно хотела бы избежать. – Где твои родители?

– Мама в Оттаве. Она оставила меня у дяди и его жены на летние каникулы.

Вот ведь!.. Нехорошо. Оттава отсюда за тридевять земель.

Напряжение внутри меня продолжало уверенно нарастать: что может быть хуже, чем возиться с ребёнком во время развернувшегося вокруг тебя постапокалипсиса? Конечно же я знаю, что может быть хуже! Переживать за подверженную Атакам мать, страдающую биполярным расстройством! Ну и зачем мне собирать в кучу эти букеты неприятностей?..

– Что с твоими дядей и тётей? – я не спросила где они, я спросила именно что? с ними, потому что желала услышать слова о том, что с ними всё в полном порядке и они сейчас придут настучать мне с Томми по головам за их отпущенную живность, а заодно продолжат нести ответственность за этого ребёнка.