В преддверии Храма

Это высокое наименование «Алмазной Души» принадлежит той душе, поднявшейся над другими, через которую свет Логоса льется беспрепятственно, – так чист, так совершенен алмаз. К этой душе мы обращаем взоры в минуты нашего высочайшего вдохновения. Одного соприкосновения с ее красотой и огнем достаточно для нашего подъема, ибо душа тянется к своему идеалу, как цветок к свету; то, что влечет ее вверх, это – лучи, исходящие из Алмазной Души, которая изливает силу свою на то, что ей родственно, хотя бы это был только слабый росток, и привлекает его с божественной силой к слиянию с собой. Ученик начинает понимать, что означает Алмазная Душа; он понимает, что она должна быть воплощена в нем самом: «Взгляни на себя, ты – Будда!»

Он понимает, что и ум его, и тело – лишь орудия служения, что они лишь постольку ценны, поскольку творчество их достойно подниматься до высшего. Силою любви струны ума настраиваются душой, и ум делается музыкальным инструментом, достойным прикосновения Учителя, – инструментом, на котором могут прозвучать все мелодии неба и земли. Стоя на пороге, ученик понимает, что он нашел свое высшее Я, что душа устремляет свои взоры на нечто более высокое, с чем ему суждено слиться воедино. Но самое слияние происходит уже внутри Храма. На пороге он лишь слил свое величие со своим преходящим «я», душу с умом. И тогда начинается его истинная молитва, которая выражается как отождествление с Высшим. Он узнает, что в своей ежедневной жизни душа всегда может молиться, чем бы ни были заняты ум и тело его. Он понимает, что жизнь ученика есть непрерывное поклонение Высшему, непрерывное созерцание Алмазной Души. В то время, как душа человека трудится в Храме, тело и ум его работают в Преддверии для помощи миру, ибо тело и ум могут служить беспрерывно, пока человек жив; они его посланники и работники на земле, а дух его может пребывать в высших мирах. И тогда ему раскрывается значение слов: «На небе ангелы всегда лицезреют Отца», ибо видение Отца-Души есть непрерывное видение; никакое облако не может его затуманить, никакая работа на земле не может набросить тени на него. Душа постоянно зрит его в то время, как ум и тело ее работают. Когда душа этом достигла, порог перейден и душа вступает в Храм самом Господа.

Глава III. Созидание характера

Приступая к третьей лекции, я хочу прежде всего напомнить вам, что положение ученика в Преддверии очень разнится от положения обыкновенного доброго и религиозного человека, не видевшего еще конечной цели, не имеющего еще представления о величии своей задачи. Говоря о необходимых ученику качествах, я говорю с точки зрения сознательного развития для определенной признанной цели. Но творя об этих качествах, я не предполагаю, чтобы они были приобретены уже в совершенстве. Пока человек стоит в Преддверии Храма, он только еще приступает к созиданию своего характера. Поняв, чем он должен быть, он старается с большим или меньшим успехом осуществить свой идеал. Полное очищение, совершенное управление мыслями, совершенное творчество характера, полное преображение низшего в высшее, все это не может еще быть закончено на пороге Храма; в Преддверии он как бы набрасывает план здания и тщательно вырисовывает схему с надеждой ее осуществить в совершенстве. Разработка этой схемы, строительство стен и увенчание здания совершаются в самом Храме, когда глаза уже открылись, а не в то время, когда зрение еще частью затуманено; но важно знать, что схема уже готова и признана и что ученик твердо поставил перед собой задачу веков.

Как ни величава эта схема, но она принимается уже в Преддверии; как бы ни были несовершенны начинания настоящего, но они делаются основаниями для славного строительства будущего. Повторяю это так пространно, потому что некоторые мои слушатели могли бы испугаться такого широкого плана; следует ясно понять, что первое начинание есть начало работы и что за порогом нас ждут еще многие жизни, в течение которых эти начинания будут доведены до совершенства; план же архитектора служит основой для всего здания…

Перейдем теперь к созданию характера, которое является определенной задачей учеников в Преддверии. В прошлых жизнях он был уже праведным, т. е. он вполне понимал, что он не должен допускать ничего порочного в себе и что, если в нем остались какие-нибудь семена зла, он должен их неизбежно искоренить. В Преддверии не может быть компромиссов со злом, не может быть вопроса о сознательном уклонении от добра и правды. Могут быть неудачи в достижении добра, но ученик уже не в состоянии спокойно продолжать делать зло; от этого он уже давно отошел, ибо более грубая часть его природы была окончательно побеждена, а первоначальная стадия внутренней борьбы закончена. Совершенно неотесанные камни не могут быть внесены в Храм; обтесывание должно было происходить в течение многих жизней, много труда должно было быть положено на созидание характера, прежде чем он стал годным для строительства в Преддверии Храма. Следовательно, грубое обтесывание характера уже совершилось, и мы имеем теперь дело с созданием положительных добродетелей, высоких и благородных качеств, не только тех, которые признаются необходимыми в мире, но и тех, которые ученик стремится приобрести, чтобы сделаться одним из помощников и спасителей мира; тех свойств, которые делают человека одним из пионеров по пути к сверхчеловечеству.

В этой работе Преддверия прежде всего поражает стройность и определенность труда: здесь мы имеем дело не с порывами и стремлениями, не с прерывающимся строительством, при котором человек бросается налево и направо, ища цели; ибо здесь цель вполне установлена и известна. Строительство совершается сознательно человеком, который знает, что у него есть время и что ничто в природе не теряется. Строительство начинается над готовым материалом, причем человек спокойно констатирует свою силу и свои слабости, принимаясь за усовершенствование первой и исправление последних. Это строительство можно уподобить ваянию статуи, для которой уже есть материал и образец. Первое, что отмечает ученик в Преддверии, это определенность цели и сознательность поступков. Человек знает, что он доведет до конца всякое дело, за которое примется, что он перенесет из жизни в жизнь накопленные сокровища; что если он и найдет недочеты, которые ему удастся заполнить только отчасти, то все же часть работы можно считать выполненной; что если он создаст себе силу, то эта сила будет принадлежать ему навсегда как неотъемлемая собственность, претворенная в самую суть жизни.

Признав Закон, лежащий за всеми явлениями природы, он строит с тем усердием, которое имеет свой корень в знании. Признав незыблемость этого Закона, которому можно вполне довериться, он с полной верой обращается к нему. В нем нет ни тени колебаний или сомнений; он отдает то, что должно принести ему жатву; он сеет с абсолютной уверенностью, что каждое семя принесет определенный, себе подобный плод, что оно вернется ему в будущем именно таким, а не другим. В его работе нет торопливости или нетерпения; если плод не созрел, если семя не взошло, он может подождать. Он знает, что Закон, которому он отдал себя, – благой и незыблемый закон; все придет в свое время, и это время будет лучшим для него и для мира.

Он начинает с тем материалом, который у него есть, и не ищет другого, потому что это то, что Закон принес ему из прошлого. С ним, а ни с чем другим он должен начать свою работу, и он начинает, каков бы ни был этот материал, обильный или скудный, бедный или богатый, малый или большой. Материал может быть беден, но нет границ его росту; если он мал сегодня, то в будущем он может вырасти бесконечно. Он знает, что он должен иметь успех. Это не просто вероятность, а полная уверенность, что перед ним не мечта, а определенная реальность. Закон должен вернуть ему ровно столько, сколько он сам дает, и если он дает мало, то и это малое вернется ему, и из него он создаст будущее, прибавляя постепенно к накопленному успеху и с каждым усовершенствованием поднимаясь выше и выше.

Он начал с правильного мышления, научился владеть своими мыслями, выбирая хорошие и отбрасывая дурные. Настойчиво работая над управлением мыслью, понимая законы, согласно которым мысли рождаются, влияют на мир и обратно воздействуют на их творца, он действует определенно в сфере мысли для созидания своего характера.

На первых ступенях Преддверия он уже должен владеть своим мышлением, главным образом потому, что его мысли влияют на других, и те, которые стремятся в Храм, ставят на первый план интересы других. Выбирая хорошие мысли, он это делает не столько для себя, как для тех, на кого он может влиять. Ибо вся его энергия устремлена на помощь миру, и он постоянно вопрошает себя, насколько его мысли помогают миру подняться и очиститься. Зная, каким образом исходящий из его сознания поток мыслей действует на окружающих, он позволяет зарождаться в себе только полезным мыслям. Он также помнит о влиянии мыслей на собственный характер, он знает, что мысли его имеют жизненное значение, будучи орудием созидания характера; с одной стороны – они реагируют непосредственно на его характер, с другой – они делают из него магнит, притягивающий другие мысли. Зная, что человек обращается в фокус, притягивающий высокие и благородные мысли или дурные и вредные, ученик волевым актом делает из своего сознания магнит для всего доброго, так что злое умирает, соприкасаясь с ним, а все доброе вливается в него, получая новую пищу и новую силу; чужие мысли исходят из него преображенные, и он делается источником помощи для всех, не только тем, что постоянно рождает высокого качества мысли, но и тем, что преображает и оживляет те добрые мысли, которые приходят. Все эти мысли воздействуют на его характер, и потому с самого начала ученик постоянно следит за своими мыслями, тщательно в них разбирается, чтобы не впустить в святилище свое то, что могло бы оскорбить его. Если он не будет следить за этим, то двери откроются для врага, ибо его мысль – и крепость и врата.

Работая таким образом над своим характером, он учится следить и за своей речью. Прежде всего речь должна быть правдива, совершенно и до точности правдива, не условною правдивостью мира, но той настоящей и строгой правдивостью, которая совершенно необходима для оккультиста и в которую входят: верное наблюдение, точная передача, честная мысль, правдивая речь, праведное действие. Там, где нет этого искания правды и этого серьезного стремления быть честным, там оккультизм может принести с собой только опасность падения, и это падение будет тем глубже и страшнее, чем выше поднялся ученик.

Для оккультиста качество правдивости есть и руководитель и щит. Оно руководит им, помогая отличать верное от ложного, правый путь от левого; оно прикрывает его как бы щитом, ограждающим его от искушений и обманов тех планов, через которые он проходит безопасно. Упражнение в правдивости мысли, речи и действия рождает то внутреннее прозрение, которое проникает через все пелены иллюзии и против которой ложь ничего не может сделать. Мир иллюзий полон обманчивых покровов, но духовное зрение неизменно видит истину сквозь все эти пелены. Развитие же этого духовного прозрения всецело зависит от того, насколько правдивость живет в нашем характере, культивируется нашим интеллектом и растет в нашем сознании; без правдивости нас ожидают только ошибки и неудачи.

Итак, прежде всего речь наша должна быть правдивой, а затем она должна быть кроткой. Правдивость и кротость не находятся в противоречии, как это часто думают, и речь ничего не теряет в правдивости от того, что делается совершенной в своей кротости, сострадании и утонченной внимательности. Чем правдивее речь, тем она должна быть более кроткой, ибо в самом сердце всех вещей пребывают правда и сострадание; речь, которая должна отражать самую суть явления, не может наносить беспричинно боль кому бы то ни было и в ней не может быть даже тени лжи.

Правдивой, кроткой и бережной должна быть речь. Такова дисциплина речи, подвиг и жертва, приносимые учеником. От правдивой речи и правдивой мысли неизбежно рождается надлежащая деятельность, ибо волны подобны своему источнику. Поступки являются лишь внешним выражением внутренней жизни, и там, где мысль чиста и речь правдива, там неизбежно благородны и поступки. Как из чистого источника могут родиться только чистые воды, так и из очищенного сердца и просветленного сознания неизбежно рождаются благие поступки. Это та тройная струя, которая связывает неофита с человечеством и Учителем; в некоторых религиях эта струна символизирует совершенное самообладание; управление мыслями, речью и поступками составляет ту тройную нить, которая приводит человека к совершенству служения, привлекая ученика к стопам Учителя. Эту струну трудно порвать.

Постигнув все это, ученик начинает свою работу над характером и прежде всего ставит перед собой известный идеал. Попытаемся выяснить себе значение слова «идеал». Углубленной работой ум созидает внутренний образ, складывающийся из того, что ум ученика черпает из внешнего мира, но хотя материал берется извне, образ есть результат внутреннем воздействия ума на материал. Высокая идея есть вещь отвлеченная, поняв ее образование в мозговом сознании, мы вполне постигнем, что такое идеал. Возьмем, например, древнюю иллюстрацию треугольника. Идея треугольника может явиться в мозговом сознании дитяти вследствие изучения многих форм, которые оно узнает под именем треугольников. Оно замечает, что они очень различны по форме, что их линии идут по разным направлениям. И сначала оно примет их за разные фигуры, не замечая их основного единства, дающего им право на одно и то же название; но постепенно оно видит, что под этим представлением о треугольнике есть целый ряд определенных истин: всегда три линии, не больше; всегда три угла, не больше; сумма этих трех углов всегда одна и та же, и эти три линии, именуемые сторонами треугольника, находятся в определенных соотношениях. Ко всем этим различным представлениям он постепенно приходит и черпает из них отвлеченную идею треугольника, не имеющего никакой определенной формы, никакого определенного размера и никаких различных углов. Работа ума над многочисленными конкретными формами приводит к этой отвлеченной идее. Я не буду касаться здесь той великой идеи, которая отражается в идее треугольника; а рассматриваю лишь процесс образования отвлеченных идей, не имеющих цвета, формы и характерных особенностей и соединяющих в себе все, что приводит к единству все разнообразные формы треугольника. Создавая идеал, мы образуем именно такого рода отвлеченную идею; это – творческая работа ума, извлекающего из различных идей о добре суть того, что прекрасно, истинно, гармонично, сострадательно и что во всех отношениях удовлетворяет все стремления ума и сердца. Из всех этих идей, постигнутых в своем ограниченном проявлении, извлечена самая суть, а затем ум вырисовывает очертания великой героической фигуры, в которой все доведено до совершенства, все нашло свое высочайшее и полнейшее выражение. Созерцая этот образ, душа соприкасается не с тем, что истинно, а с самой Истиной, не с тем, что прекрасно, а с самой Красотой, не с тем, что сильно, а с самой Силой, нес тем, что любит, а с самой Любовью, т. е. совершенный образ, могущественный и гармоничный, соответствующий по величию тому, что лишь в редкие минуты вдохновения рисовал себе дух. Ученик, таким образом, ставит перед собой самый совершенный идеал, который он только в состоянии себе представить, зная, что самая совершенная его мечта только слабая тень той реальности, из которой родилось это отражение. Ибо в мире реального, в его ярком свете живет то, что он видит здесь лишь в слабом отражении и что пребывает в небесах, высоко над снежными вершинами человеческого вдохновения. Его идеал все еще несовершенен – иначе и быть не может, – тем не менее характер уже строится по этому идеалу.

Но к чему строить идеал? Постигший силу мысли знает, почему идеал необходим. Возьмем два изречения – одно из индусских Священных Писаний, другое из христианских, и мы увидим, что, несмотря на все различие языков и цивилизаций, посвященные говорят об одних и тех же фактах. В Чхандогье, в одной из самых мистических упанишад, написано: «Человек есть создание отражения; о чем он размышляет, тем он и становится, и потому думай о Брамане».[4 - III, iv, 1.] Несколько тысячелетий спустя другой великий Учитель, один из созидателей христианства, выразил совершенно ту же мысль иными словами: «А мы все открыты лицом, как в зеркале, взирая на славу Господню, в тот же образ преображаемся от славы в славу так, как надлежит Духом Господним».[5 - 2 Посл. к Коринф., 3:18.]

Взирая, «как в зеркале», потому что ум есть зеркало, которое отражает являющиеся образы, душа, созерцающая в этом зеркале славу Господню, преображается в этот самый образ от славы к славе. В словах индуса или христианина, в писаниях индусской или западной мудрости, мы имеем дело с учением одного и того же великого Братства. Человек должен поставить перед собой идеал, чтобы отражать его, и тогда он неизбежно становится тем, о чем постоянно думает. Как же будет идти это строительство? Оно будет совершаться путем созерцания. Определенно, сознательно в известное время, день за днем ученик, желающий дисциплинировать свой характер, будет созерцать идеал, который он себе поставил. Он сосредоточит свой ум на нем и постоянно будет отражать его в своем сознании. Ежедневно он будет рисовать его себе, мысленно в нем жить, и от созерцания его в нем родится то благоговение, которое обращается в поклонение, та великая сила, которая преображает человека в то, чему он поклоняется. Во время его созерцания лучи божественного Идеала озарят его, а стремление вверх раскроет настежь окна его души навстречу свету, так что внутреннее озарение будет изливаться из него и освещать путь, по которому он должен ступать. Для созерцания он должен воспитать в себе способность к сосредоточенности. Ум не должен метаться. Мы должны учиться собранности и работу эту вести непрестанно, применяя ее ко всем обыденным вещам жизни, делая в данное время только одно дело с той сконцентрированной энергией, которая сосредоточивает весь ум в одной точке. Приходится много делать обыденных вещей, но дело не в них, а в том, как их делать. Для самовоспитания, ведущего к ученичеству, важна не та или иная работа в мире, но способ, которым она совершается, настроение, с которым она ведется, урок, который из нее извлекается. Безразлично, какую жизнь приходится вести; как бы малоинтересна ни была работа, в данный момент можно ею воспользоваться как почвой для воспитания ума, который мало-помалу приучается сосредоточиваться на одной точке, на одном деле. Овладев этой способностью, можно свободно выбрать цель и направить ум на то, что поставлено перед ним. Работая над маленькими вещами, можно так же глубоко овладеть умом, как работая и над большими; в сущности даже лучше, потому что нас ежедневно окружают мелочи жизни, а крупные события встречаются редко. Когда приходит нечто большое, вся душа встает вооруженная навстречу ему; большое захватывает все внимание человека, всю его энергию, и человек оказывается в силах хорошо справиться с большой задачей. Но истинная ценность души испытывается больше в малых вещах, которые не захватывают внимания, не льстят нашему самолюбию. Человек, сознательно работающий для достижения избранной цели, пользуется всем окружающим, чтобы дисциплинировать себя. Самовоспитание (самодисциплина) есть ключ ко всей работе.

Следует составить известный план жизни, известные правила и строго придерживаться их, меняя их, если нужно, вполне сознательно. Возьмем такую простую вещь, как определенное правило утреннего вставания. тело также требует контроля, поэтому следует назначить наилучшее время для своей работы и для домашних обязанностей и соблюдать эти правила. Нельзя позволять своему телу самому выбирать свой час вставания, нужно воспитать его так, чтобы оно, как покорный слуга, мгновенно и автоматически повиновалось велению воли. Если через некоторое время будет заметно, что час плохо выбран, следует изменить его: не следует во имя упражнения воли терять гибкость, но менять свои решения нужно вполне сознательно и по своему собственному почину, а не под влиянием страсти, желания или эмоции. Низшая природа должна быть дисциплинированна, но регулируя нашу жизнь, мы ни в каком случае не должны мешать окружающим нас.

Когда весь этот путь к созиданию характера усвоен, человек приступает к изучению самого характера, ибо работать нужно с раскрытыми глазами и со знанием, а не в слепоте.

Мудро взять себе в образец план, по которому работали великие люди, и с такой помощью двигаться к вратам Храма. Хорошо, например, взять для этой цели XVI беседу из Бхагавадгиты, в которой Шри Кришна подробно описывает Арджуне необходимые качества для созидания божественного характера. Это дает план, по которому человек сам может постепенно развить эти качества. В этой XVI беседе – целый список качеств, которые могли бы стать предметом постоянной мысли и настроения ученика; только надо помнить, что характер строится сперва созерцанием добродетели, а затем уже выработкой этой добродетели, сделавшейся частью души и выливающейся в речь и в деятельность обыденной жизни ученика. Список большой, но у ученика есть время его выполнить: «Бесстрашие, чистота сердца, постоянство в йоге Мудрости, дела милосердия, самообуздание, жертва, изучение Шастр[6 - Священные Писания], подвиги, прямота, незлобивость (неспособность делать кому-нибудь больно), правдивость, отсутствие гнева, отречение, миролюбие, отсутствие злословия, сострадание ко всему живому, отсутствие жадности, кротость, скромность, отсутствие легкомыслия, мужество, всепрощение, великодушие, прямодушие, приветливость, отсутствие гордости – таковы свойства того, который родился с божественными качествами». Ученик не сразу овладевает этими качествами, но приобретает их по мере того, как строится его характер. При внимательном чтении видно, что их можно сгруппировать по нескольким разрядам и затем ежедневно упражняться в них, вначале несовершенно, но не прерывая усилий, не печалясь при неудачах, а радуясь, что каждый шаг приближает нас к поставленной цели. Эти качества проникнуты, с одной стороны, чувствами самоотречения, любви и кротости, а с другой – отличаются мужеством, силой и терпением; из сочетания тех и других является уравновешенность, и характер становится сильным, нежным, самостоятельным, сострадательным, полным преданности и кротости, в высшей степени дисциплинированным и гармоничным.

Предположим, что до известной степени такой идеал принят для руководства в практической жизни и начинает осуществляться. Остановимся на одной стороне этой работы, которая часто бывает совершенно непонята. Для европейского слуха странно звучит слово «бесстрастие», которое выражается как безразличие к радости и горю, к холоду и теплу, к осуждению и похвале, к желанию и отвращению и т. д. Что означает это качество? Оно означает, что жизнь человека, понявшего хотя бы только на одну минуту различие между преходящим и реальным, должна проникнуться чувством меры; все мимолетное в жизни должно занять свое настоящее место в целом. Когда ученик осознал, сколько жизней было уже прожито и сколько жизней еще перед ним, когда ему выяснилась вся глубина его задачи, все величие тех возможностей, которые раскрылись перед ним, тогда он поймет, что все, случающееся в одной мимолетной жизни, вполне ничтожно по сравнению с его вечной жизнью, и горе и забота не будут больше занимать его внимание, как это было, когда он сознавал лишь одну земную жизнь, ибо он стал понимать, что он переживал всевозможные заботы и что те сила и спокойствие, которыми он владеет в настоящем, выросли именно из них. И когда к нему приходит радость, он знает, что он ее уже много раз переживал и что все ее дары преходящи. Таким образом, приходят ли к нему радость или горе, он будет знать их настоящее место, их истинное значение в Великом Плане Жизни. Развиваясь в сторону бесстрастия, он не делается менее чувствительным: наоборот, он все более и более сильно чувствует каждый трепет мира вне себя и в себе, ибо он научился звучать в гармонии со всем и сделался более отзывчивым на каждый оттенок мировой жизни, но эти вибрации потеряли власть над ним и не могут изменить его; они не могут нарушить его ясность или набросить тень на его мир. Он твердо стоит там, где нет ни бури, ни перемены, и хотя он будет их чувствовать, но они не будут иметь власти над ним; они заняли соответствующее им место, приобрели тот размер, который им подобает по отношению к душе. Как же достигается это спокойствие, это истинное бесстрастие, которое означает силу?

Прежде всего, оно достигается ежедневным размышлением над его значением и разработкой всех его деталей, а затем применением его в ежедневной жизни. Но проводить это качество в жизнь следует бережно, не ожесточая себя и не строя вокруг себя стены, а делаясь все более и более отзывчивым и поддерживая непоколебимое внутреннее равновесие, несмотря на все внешние потрясения. Этот урок не труден, но он приносит так много надежды, радости и такое углубление жизни, что стоит потрудиться. По мере того как душа вырастает настолько, что уже не колеблется и вместе с тем воспринимает каждую вибрацию, она обретает чувство расширяющейся жизни, более полной гармонии, углубляющегося сознания и растущего единства с Целым, которого она есть часть. Чувство одиночества постепенно тает и заменяется той радостью, которая пребывает в сердце вселенной; даже то, что для обыкновенного человека мучительно, теряет свою болезненность для ученика, ибо для него оно есть лишь часть мировой жизни, лишь буква в великой летописи. Он в состоянии без скорби в сердце изучать все его значение, ибо над ним витает мир, вырастающий из раскрывшегося знания и меняющий все его отношение к внешнему миру, к тому, что люди называют страданием и лишением. Таким образом, размышляя и работая, ученик почувствует в себе растущее сознание тишины, силы и ясности. Какая бы буря ни бушевала во внешнем мире, он будет ощущать тишину; буря не будет его потрясать, хотя он сознает и чувствует ее. Этот мир есть первый плод духовной жизни, проявляющейся прежде всего чувством мира и чувством радости и превращающий всю жизнь ученика в движение вверх и вглубь к Тому, что есть Сердце Любви. Отсюда развивается чувство самообладания, уверенность, что внутреннее «Я» сильнее внешних перемен; оно не теряет свою отзывчивость, но перестает меняться под влиянием внешних соприкосновений. От самообладания и бесстрастия рождается та сила, которая погашает ненависть, та сила, которая является непременным условием созидания характера человека, стремящегося стать учеником. Все должно быть введено в круг любви, как бы оно ни было отталкивающе и враждебно. В сердце вселенной пребывают Радость и Любовь, и потому ученик ничего не может выкинуть из круга своего сострадания; он должен сделаться другом всего живущего, и любовь его должна охватить все, что живет и чувствует.

Вкладывая эти камни в постройку своего характера, ученик делается бесстрашным: он ничего не ненавидит, и потому ничто не может нанести ему страдания. Внешняя обида есть лишь реакция на внутреннюю вражду. Люди делаются нашими врагами, потому что мы их враги. Мы несем в мир страдания, и потому все живое доставляет нам страдание. Вместо того, чтобы приходить с глубокой любовью, мы вступаем в мир как разрушители, как деспоты и ненавистники, стараясь не воспитывать младших, а завладевать ими, а между тем, наша обязанность их вести вверх путем нежного внимания и милосердия. Мы эксплуатируем все, что слабее нас, мы слишком часто измеряем свою силу беспомощностью слабых и тем злом, которое можем нанести им, а затем мы удивляемся, почему все живое бежит от нас и почему нас встречает страх слабых и ненависть сильных. В своем ослеплении мы не видим, что вся ненависть внешнего мира есть лишь отражение зла, пребывающего внутри нас, и что для сердца, исполненного любви, нет ничего ненавистного и, следовательно, ничего страшного. Человек, исполненный любви, может безопасно входить в джунгли и в берлоги кровожадных зверей. Он может взять в руки змею, ибо ничто враждебное не может проникнуть в обитель любви. Любовь, изливающаяся на мир, привлекают любовь, а не вражду; так тигр дружески ложится к ногам йога, и дикие звери приносят своих детенышей к ногам Святого, прося его защиты и помощи. Все живое подходит к любящему, ибо все живое – чадо Божье; Бог есть любовь, и как только в человеке любовь совершенна, все начинает устремляться к нему.

Так мы постепенно научаемся бесстрашно шествовать в мире; многое еще может нанести нам страдание, но мы знаем, что, страдая, мы уплачиваем долг прошлого, а каждый уплаченный долг погашает часть кармической летописи природы. Знание делает нас бесстрашными. Страх же рождается столько же от сомнения, сколько и от ненависти. Познавший закон преодолевает сомнения и потому идет твердою поступью. Он вступает на твердую почву, на пути его нет пропастей. Из этого сознания вырастает твердая непоколебимая воля, которая приобретает уверенность через любовь.

Проходя через Преддверие, ученик растет в силе, и его характер принимает определенные и ясные очертания, указывающие на то, что душа его зреет. Тогда отпадают постепенно все желания, привязывающие нас к низшему миру, все вожделения, неудовлетворенные в предыдущей жизни, все оковы, связывающие нас с землей; одновременно с этим отпадением личных желаний совершается отождествление с Целым. Ученик не может быть связан земными узами; люди возвращаются на землю, потому что желания привязывают их к колесу рождений и смертей, но ученик должен быть свободен, он должен разбить оковы желаний; и тогда лишь одно может связать его и вернуть к земле – это любовь к ближним и желание им служить. Он более не привязан к колесу, он свободен, но он может вернуться и повернуть еще раз колесо ради тех, кто еще привязан к нему и кого он не хочет покинуть.

Освобождаясь, он научается совершенному самоотречению и узнает, что благо всех есть и его благо, что помощь всем есть его единственная цель. Он приобретает доверие к себе. Идя к свету, он научается быть сильным и полагается на то «Я», которое одно для всех и с которым он постепенно отождествляет себя.

Но есть еще одно испытание и, может быть, самое тяжелое в Преддверии. Вступая сюда, он познал неизреченную радость, и ему было легко отвернуться от всего того, что дает счастье людям, но в Преддверии его ожидает такое время, когда душа как бы спускается в пропасть; среди окружающего его мрака он не чувствует прикосновения дружеской руки и не ощущает твердой почвы, на которую могли бы опереться его ноги. Душа проходит через такой период роста, когда ничего не осталось на земле, что могло бы удовлетворить или наполнить ее жизнь, когда прежние дружеские отношения утеряли свою прелесть, когда земные радости поблекли, а рук, протянутых к ней, душа не чувствует, и ей кажется, что она находится в пустом пространстве без единой точки опоры. На душу как бы наброшено густое покрывало иллюзий, и ей кажется, что она брошена без помощи. Это та пропасть, которая ожидает каждого ученика и через которую он должен переступить. Когда эта пропасть разверзается, темная и безбрежная, перед душой, душа в ужасе отступает, но ей не следует бояться. Погрузитесь в самую глубь бездны, и вы найдете ее заполненной. Бросьтесь во мрак и вы почувствуете под ногами скалу. Опустите руки, удерживающие вас, и другие более могучие руки схватят вас, поведут вас и никогда больше не покинут. Земные узы иногда порываются, рука вашего друга может выронить вашу, но невидимые друзья никогда не покидают, как бы мир ни изменялся. Смело вступайте во мрак одиночества, и вы увидите, что одиночество только кажущееся, и мрак обратится в неугасимый свет. Когда это испытание пережито, оно является иллюзией и ученик, решившийся погрузиться в бездну, оказывается на другом берегу.

Так идет созидание характера, которое будет продолжаться много жизней, с каждым шагом, с каждым воплощением облагораживаясь и обретая новую силу. Предыдущим анализом мы только положили основание зданию, и если работа кажется такой исполинской, то только потому, что в уме архитектора, набрасывающего план, уже стоит все законченное здание, по образцу которого он и строит.

Какова же конечная цель? Словами трудно передать конец этой работы. Кисть художника, облеченная в бледные краски земли, не в состоянии передать и тени той красоты совершенного идеала, до которого, мы знаем, нам суждено подняться. Но не было ли у вас мгновенного прозрения минуты тишины, не видали ли вы отражения этой красоты, когда и земля и небо затихали? Не озарял ли вас хоть на мгновение образ Тех, которые хотя и продолжают жить в нашем мире, уже вступили на ступень сверхчеловечества? Таким будет каждый человек, когда он вступит в святилище Храма. Если у вас когда-либо в тихие минуты было такое мгновенное видение, то вам не нужно слов. Вы знаете, каким состраданием веет от такого Существа, сияющего божественным совершенством, какая удивительная нежность исходит от Него, когда Он обращается и к самому низкому, и к самому высокому творению, признавая самые слабые усилия наряду с самым великим подвигом, – Он даже нежнее к слабому, чем к сильному, потому что слабый более нуждается в непреходящей любви, любви, которая кажется не божественной лишь потому, что она так удивительно человечна, и в такой любви мы понимаем, что человек и Бог одно. За этой нежностью скрывается сила, которую ничто не может потрясти, сила, на которой строится вселенная, сила, соединенная с безграничным состраданием. Как могут эти свойства быть в одном существе и сочетаться в таком абсолютном совершенстве? От этого видения излучается сияние той радости, что победила и желала бы со всеми разделить свое счастье, солнечное сияние, не знающее тени, слава победы, убежденная в том, что все победит; это радость очей, видящих дальше печали, знающих, что за скорбью пребывают нежность, сила, радость и глубочайший мир без малейшего облака, ясность, которую ничто не может затуманить. Таково божественное видение, таково прозрение того идеала, который вам суждено осуществить.

Мы осмеливаемся поднять так высоко свой взор потому, что Учителя еще ступают по нашей земле. Они высоко поднялись над нами и все же стоят около своих братьев. Если Они нас так далеко опередили, все же Они нас не оставили: все человечество пребывает в сердце Учителя, а мы – дети этого человечества и потому имеем право мечтать, что и мы пребываем в Его сердце.

Глава IV. Духовная алхимия

Мы рассмотрели те душевные состояния, при которых ученик работает одновременно над очищением своих мыслей и создает свой характер, или вернее – закладывает его фундамент. Мы видели, что вступающий в Преддверие и поставивший перед собою такую великую задачу, не переходит от одной работы к другой, а скорее трудится одновременно над всей своей природой, чтобы обуздать ее, воспитать и направить к поставленной цели.

Теперь представим себе, что ученик обратился к другой части своей великой задачи – к духовной алхимии. Употребляя это выражение, я имела ввиду процесс превращения, трансмутации, наподобие того процесса, посредством которого алхимик малоценный металл превращает в более дорогой, например, медь в золото. Этот процесс происходит до известной степени в душе и в жизни каждого вдумчивого и религиозного человека. Но у ученика этот процесс делается вполне сознательным и определенным. Процесс духовной алхимии можно было бы определить как превращение сил. Каждый человек имеет в себе жизнь, энергию и силу воли. Над этими силами он должен работать, через них он должен достигнуть своей цели. Процессом, который с полной справедливостью можно назвать алхимическим, он низшие и более грубые силы превращает в более тонкие и одухотворенные. Он не только изменяет их направление, он переделывает и очищает их, но, не касаясь их сущности, точно так же, как алхимик проводил грубую руду через процесс очищения; он не ограничивался удалением шлаков, но подвергал металл дальнейшему очищению, которое доводило его до более тонкого, исключительного состояния, из которого алхимик мог получить более благородный и высокий тип металла. Точно также духовный алхимик обращается к силам своей природы, признает их нужными и необходимыми, но сознательно изменяет, очищает и утончает их. Для нас особенно интересен метод утончения, метод, которым может быть осуществлена задача алхимика.

Но цель духовной алхимии не только это преображение сил. Желание привязывает душу к земной жизни, к колесу рождений и смертей. Его сковывает неведение, стремление к земным наслаждениям, к обособленным радостям. Если душа постоянно занята действиями, то эти действия, будут ли они сами по себе хороши или дурны, полезны или вредны, связывают душу, ибо в обыкновенном человеке действие рождается от желания, а желание накладывает оковы, но пока человек остается в мире, он должен продолжать действовать, иначе прекратилось бы само проявление. По мере того, как человек делается более благородным, мудрым и сильным, его деятельность становится все более и более важным фактором в мировом процессе. Если бы величайшие из представителей человечества перестали действовать, тогда остановился бы прогресс всей расы и эволюция была бы неизбежно замедлена.

Каким же образом душа, продолжая действовать, может стать свободной? Здесь мы опять имеем дело с духовной алхимией, посредством которой самый великий человек может быть и самым деятельным в служении: служение уже не. будет связывать его, и таким образом оправдывается парадокс, что служение и полнейшая свобода могут совмещаться. Выражение «духовная алхимия», как путь к самой свободе, есть только намек на основной Закон Жертвы, тот великий закон, который лежит в основе всей проявленной вселенной и который постоянно выражается в столь разнообразных формах и так сложно, что легко впасть в ошибку. Легче всего ошибиться в выражениях, потому что многогранную истину человеческий ум видит в различных аспектах; в особенности она двойственна в зависимости от того, смотрим ли мы на нее сверху или снизу. Закону Жертвы, который управляет вселенной, подчиняется каждый атом, ибо он есть выражение проявленной божественной жизни. И тому, кто в речи своей касается этого закона, и тому, кто слушает речь, чрезвычайно трудно представить его себе во всей его полноте. Истина может проявиться или со стороны материи, или со стороны духа. Мы можем взглянуть на нее как бы изнутри или извне и потому можем нечто утерять. По отношению к такому великому вопросу, как Закон Жертвы, это особенно сильно чувствуется.

Прежде всего возьмем низший аспект этого закона, проявляющийся во всех мирах. Он выражается в проявленной природе, как бы запечатленный в Космосе; он действует в мирах физическом, астральном, ментальном и т. д.; он создает известную связь между всем живущим, не только между всеми земными существами, но также между ними и всем живым в окружающих нас мирах. Поняв этот низший аспект закона, мы можем вынести чрезвычайно полезный урок, который озарит нашу работу в Преддверии.

Довольно правильно будет сравнить жертву в низших мирах с процессом обоюдного служения или обмена, постоянного вращения колеса жизни, при котором каждый и берет и дает. Никто не может избегнуть брать и потому не должен отказываться давать. В этом неустанном вращении колеса жизни участвует сознательно или бессознательно все живущее; чем более развито существо, тем сознательнее его участие. Может быть, нигде так ярко не выясняется это участие, как в Священном индусском Писании – Песне Господней, в котором разбирается вопрос о жертве, в связи с деятельностью. Великий Учитель говорит: «Мир скован всеми действиями, кроме совершенных жертвы ради; ради жертвы свободно и ты выполняй свои действия, о сын Кунти!»,[7 - Бхагавадгита, III песнь.] а затем, возвращаясь к прошлому, чтобы совершенно выяснить великий круг взаимного служения, Учитель говорит: «Вначале актом жертвы были созданы люди и Господь сказал: „Жертвой размножайтесь; да будет она источником желаний. Ею питайте Светозарных, и да питают Они вас! Питая друг друга, вы достигнете высшего блага. Питаемые жертвой, Лучезарные ниспошлют вам желанное. Воистину тот вор, кто на дары не отвечает дарами… От пищи создаются твари, от дождя происходит пища; дождь возникает от жертвы; жертва рождается от действия. Знай, что от Брахмы происходит действие, а Брахман – от Вечного. Потому вездесущий Брахман вечно пребывает в жертве. Тот, кто здесь не следует вращению колеса, живя в грехе и наслаждаясь чувственно, тот живет напрасно, о Партха!“

В основе всех религий мы находим это колесо жизни, и чем чище и благороднее религия, тем чище и благороднее идея жертвы в ней. Заметьте, как в приведенном Священном Писании ясно приводится алхимическая идея неустанного превращения; пища превращается в существа, но для того, чтобы была пища, дождь должен превратиться в пищу; для того, чтобы пал дождь, должна быть принесена жертва, а боги питают нас. Эти мысли мы постоянно встречаем в древних религиях. Так, например, брахман бросает свою жертву в огонь, ибо уста богов суть огонь (агни), и в древние дни бросание жертвы в огонь сопровождалось пением мантр. Их произносили люди, знающие, что они делают, и мантры действовали как слова силы на низшие силы природы. Такая жертва регулировала многие силы природы, дающие людям питание. Хотя деяние само по себе было символ, то, что выражалось символом, было реально, и сила, исходившая из уст очищенного и просветленного человека, была также реальная сила. Цель символа была указать народу на это колесо жизни, заставить его понять, что деяние по сути своей есть жертва и должно совершаться как жертва. Оно должно совершаться как долг, потому что оно справедливо, а не по каким-либо иным мотивам; оно должно совершаться, чтобы человек был в гармонии с законом, ибо его ответ этому закону – участие в общей работе. В этом учении о жертве – узел единения, золотая нить, связывающая все сущее в этом проявленном мире. Так как корень жертвы есть действие, а действие исходит от проявленного Бога – Он есть то, что проявляется, – то в Священном Писании говорится, что каждая жертва проникнута Брахманом и что каждое действие может совершаться в мире как долг, без желания личных плодов, без желания какой бы то ни было корыстной цели. Позже является та низшая эгоистичная точка зрения, с которой со временем была связана идея жертвы. Сущность алхимии, преображающей деяния в жертву, Сжигающей вновь желания и освобождающей мудрого, состоит в этом акте вращения колеса, в исполнении долга ради долга. Сгорая в огне мудрости, деяние теряет свою порабощающую силу над душою; душа становится сотрудницей божественного закона природы, и каждое деяние, возложенное на алтарь долга, становится силой, вращающей колесо жизни, но не имеющей власти над душой.

Этот постоянный обмен, это обоюдное служение есть форма великого закона жертвы; происходит такое преображение, что деяние, совершенное как долг, становится частью вселенской гармонии, двигает вперед эволюцию, помогает подниматься человечеству. В Преддверии ученик должен научиться все свои поступки выполнять в этом духе жертвы, не требуя ничего для себя, не ища ничего, не надеясь на плоды, не ожидая награды, совершая деяние только потому, что оно должно быть исполнено. Тот, кто это делает, действительно совершает работу духовной алхимии, в которой деяние очищается огнем мудрости. Он находится в сознательной гармонии с божественной волею в проявленной вселенной, становится силой для эволюции, и вся раса пожинает плоды его поступков, которые могли бы принести награду только ему одному, связав его душу. Так действует Закон Жертвы в своем низшем аспекте.

Теперь перейдем к высшему аспекту и попытаемся понять, что в сущности означает жертва в своей сокровенной сути. С той точки зрения, с которой мы все более и более будем смотреть на нее, по мере того как будем подниматься к божественной жизни, жертва есть давание или излияние, она родится из желания давать. Суть ее в том, что обладающий чем-либо ценным желает поделиться этим с другими, на помощь и на радость им. С внутренней стороны жертва есть дар, излияние души ради счастья других, и потому по своему существу она радостна, а не скорбна. Самое сердце жертвы есть свободный дар, предлагаемый душою, стремящейся излиться, разделить свое блаженство, отдать себя другим, так, чтобы радость ее и их была общая. Почему радость? Вернемся к самому сердцу Проявления. Божественный акт жертвы был самоограничением единого Бытия, из которого родился проявленный Логос. Об этом акте иногда говорится как об «агонии Логоса». Но что такое Логос? Это есть проявленный Брахман, а природа Брахмана – блаженство, как говорят нам древние Священные Писания. Основною нотой самой древней арийской религии было блаженство Брахмана; по пути своего восхождения к Брахману душа, сбрасывая одну за другою все свои оболочки, остается наконец облеченной в последнюю, именуемую «одеждой блаженства». В индусской раджа-йоге изучаемые проводники, через которые душа проявляет себя в мирах, показывают, как постепенно душа сбрасывает с себя телесную оболочку, затем более тонкое тело, затем тело желания и тело ума. Приближаясь к Брахману, которому она подобна, она в конце концов от него отделяется лишь самой тонкой оболочкой, которая сохраняет ее индивидуальность со всей жатвой истекших веков. Эта оболочка и называется «оболочкой блаженства», потому что по пути йоги, в слиянии с божественным, душа освобождается от всего и испытывает одно блаженство. На этих вершинах не может быть жертвы, которая не была бы актом радости. От этого божественного источника, который есть блаженство, родилась вселенная; из этого Бытия, которое себя ограничило, изошел сам Логос. Целью этого самоограничения было – излить блаженство своей Сущности так, чтобы по завершении всего цикла жизни было бы много индивидов лучезарных и радостных, которые могли бы участвовать в этом совершенном, все растущем блаженстве, страдание заключается только в отдалении от него вследствие окутывающего душу неведения.

Итак, Закон Жертвы имеет божественное начало, основывается на божественной природе. Вселенная родилась из акта любви, и потому корень жертвы есть радость, соединение многих с собою, и конец всего будет мир неизреченный; следовательно, нам легко понять двойственный аспект Закона Жертвы, аспект давания, который есть радость, и аспект лишения себя, который есть скорбь для низшей природы, желающей схватить, а не давать. Такова великая тайна жертвы: самая высокая радость есть акт давания, потому что его суть та же, что и божественной природы. По мере того как человек становится самим собою, он в своем самосознании делается божественным, все больше и больше радостным и все более способным передавать радость другим. По мере того, как высшая природа развивается, растет блаженство. Страдание возникает только от борьбы низшей природы, борьбы опутанного неведением и заблуждением «я». Следовательно, цель страдания – освободить нас от неведения. Весь процесс роста и эволюции есть освобождение от неведения; наша низшая природа ощущает этот процесс как страдание и борьбу, но по мере того, как в нас развивается настоящий человек, сознательно деятельный и способный дать себе выражение к в низшей природе, он будет все больше и больше сознавать, что суть его нравственных усилий заключается в том, чтобы проявлением радости и мира помочь скорбному миру. Постепенно он заставит низшую природу проникнуться его убеждением, и, постепенно очищаясь от неведения, она становится способной воспринять вместо иллюзии реальность.

Почему же постоянно связывают идею страдания с жертвой? Почему их так отождествили мысленно, что самое слово «жертва» вызывает в уме представление о мучительной агонии? Корень этой ошибки лежит в низшей природе. Вся ее первоначальная деятельность направлена только на то, чтобы хватать, брать, хранить для себя одной. Когда человек с неразвитым еще высшим «Я» приходит в этот мир для собирания опыта, он имеет еще очень мало влияния на свою низшую природу, и она погружается в мир ощущений, хватаясь за все, что ей кажется привлекательным, ничего не зная о природе вещей, увлеченная просто внешним видом их, совершенно не ведая, что скрыто под обманчивой поверхностью. Эти ранние и долго повторяемые опыты низшей природы заключаются в постоянной погоне за призрачными наслаждениями и в постоянном разочаровании при открытии, что эти радости не приносят все то удовлетворение, о котором человек мечтал. Страдая, человек постигает природу закона, постигает временную природу желаний и призрачность удовлетворения животной природы. Таким образом, и страдание, и радость ведут к познанию. Испытывая обе эти стороны проявленной природы, душа обретает познание о реальности, лежащей в основе вещей. Опыт бывает скорбный, но он преображается в знание, а знание преображается в мудрость, которая делается руководителем души. Раскрывающееся «я» человека начинает понимать свою сущность, и понимание это, преображенное в мудрость, делается источником чистой и невозмутимой радости. Мудрость его растет, потому что растут зрение, ясность и сила; то, что тяжело низшей природе, встречается спокойно как приносящее опыт, и каждый раз, когда страстно желанное наслаждение принесло истинному человеку разочарование и усталость, он этот опыт претворяет в мудрость. С этой точки зрения само страдание имеет свою радостную сторону, ибо в опыте человек видит не временное страдание низшей природы, а обретение знания высшею. Он понимает, что этот опыт обусловливает его рост в знании и силе; он его принимает радостно и сознательно, зная цель, зная, что золото выходит из огня.

Но если мы обратимся к обыкновенному человеку, ослепленному неведением в низшем мире, неустанно учащемуся суровым и тяжелым урокам, ищущему животного удовлетворения, пренебрегающему благом других, не думающему о страдании, наносимом другим, шагающего беспечно через других ради своего личного удовлетворения; несомненно, такой человек, видя, как неизбежно разбивается его наслаждение, чувствует прежде всего острую боль, горькое разочарование, печаль и усталость. С точки зрения такого человека, опыт несомненно есть нечто скорбное; с высшей же – опыт стоит страдания, ибо несет мудрость, глубокое проникновение в природу и познание закона. Низшая и высшая природа находятся в конфликте; высшая должна работать через низшую, а низшая не понимает цели высшей. Без помощи низшей природы высшая не может достигнуть цели, и потому происходит взаимная борьба: высшая природа пытается насильно двинуть низшую или сдержать ее, а низшая это ощущает как насилие над собой, как отнятие у нее желанного. Но по мере того, как высшая природа воздействует на низшую, последняя начинает понимать, что все хорошо, что опыт стоит страдания, ибо путем этих скорбных усилий человек обретает силу и преходящее страдание теряется в радости осуществления. Таким образом, когда душа развилась, в ней происходит двойственная работа ума; ученик добровольно и сознательно выбирает трудную вещь, потому что сознает всю ее желательность, но он должен пожертвовать некоторыми низшими желаниями, и он их сжигает в огне познания. Тогда он видит, что сжигая эти низшие желания, он сжигает и связывающие его оковы и задерживающие его слабости, он понимает, что мучительное прикосновение огня есть не что иное, как сжигание его цепей. Тогда он радостно принимает свободу, и с каждым повторяющимся опытом он все больше ощущает свободу и все меньше страдание. Внутренним проникновением страдание преображается в радость; снова действует божественная алхимия; изливаясь на низшее, высшее делит с ним свою радость, свое чувство непреходящего и все возрастающего блаженства. При приближении к Храму душа постигает, что в сущности это – процесс освобождения от всех тех ограничений, которые мешают ей чувствовать свое единство со своими братьями и с «божественным Я». Когда таким образом истинный, духовный человек проявляется, то сжиганием оков постигается божественная радость: страдание оказывается вопросом обособления, имевшим свой корень в неведении; с прекращением неведения кончается и страдание. Познав, что ограничения призрачны и не имеют места в мире, где пребывает истинный человек, ученик сознательно начинает преображать способности низшей природы и алхимическим процессом все более утончает и облагораживает их.

Для примера возьмем два случая. Сперва возьмем один из величайших источников страдания в низшем мире: искание личной своей радости без внимания к желаниям и чувствам других, желание обособленного наслаждения в маленьком кружке, охраняемом от всего мира для этого ограниченного наслаждения низшего «я». Как справится душа с этим инстинктивным исканием наслаждения? И нет ли в нем чего-либо такого, что в огне способно превратиться в ценность? Действительно, приводящее к страданию искание удовольствия может преобразиться в способность распространять радость, в которой все могут участвовать. Это преображение душа совершает тем, что в своем искании радости, она постепенно отбрасывает элементы отчуждения, непрестанно борясь с желанием обособиться, разрушая неведением воздвигнутую стену и сжигая ее дотла так, чтобы она больше не отделяла душу от других «я». Когда же обретается радость, о которой мечтала душа, человек спешит поделиться ею со всеми своими братьями. Воистину душа обретает радость в искании послушания; ибо в мире, где все закон, гармония с законом должна всегда приносить мир и счастье, а душевный разлад есть показатель нарушения гармонии с законом. Растущая душа, достигнув известной духовной силы и знания истины, будет воспитывать себя в убеждении, что радость обладания лежит не в захвате, а в давании; она знает, что должна сломить все стены, воздвигнутые кругом себя в дни неведения, и излить свою радость на весь мир. Так инстинкт искания личных радостей превращается в способность распространять радость; то, что давало прежде удовольствие в отчуждении, превратилось в радость общую и стало ясным, что нет ничего ценного кроме того, что можно отдать. Эта радость давания и есть истинная суть жертвы как изливание того, что утеряло бы всякую цену в границах обособленного «я».

Возьмем другой пример духовной алхимии: эгоистическую любовь. Это нечто выше инстинктивного искания удовольствия, ибо само слово любовь уже указывает на некоторый акт давания, иначе это не была бы любовь. Но это все же может быть еще очень эгоистичная любовь, любовь, которая пытается не столько давать, сколько получить, и являет собой потому некрасивые придатки исключительности, ревности, желания исключить других и хранить любимый предмет для одного себя, как бы ограничить солнце, чтобы удержать его сияние только для себя, так чтобы никто другой не пользовался его лучами.

Но как может измениться эгоистическая любовь? Не уменьшением любви, как это ошибочно думают некоторые люди, не делая ее холоднее или жестче, если вообще возможно, чтобы любовь была холодной или жесткой, а приветствуя любовь, пытаясь сознательно освободить ее от унижающих ее элементов. Внимательно следя за низшим «я», душа мгновенно разрушает стену исключительности, которую это «я» пытается воздвигнуть; она спешит поделиться с другими тем, что хотела бы сохранить только для себя как особенно ценное, и, когда это «я» пытается вырвать любимое у других, душа его отдает, чтобы другие могли также участвовать в ее радости. Душа должна понять, что все прекрасное и радостное должно быть отдано всем, чтобы все имели бы счастье прикоснуться к этой радости, и тогда все грубые элементы постепенно исчезнут. Когда возникнет эгоистичное чувство, оно будет сознательно отброшено; если явится ревность, то она будет сразу изгнана, и настроение, которое сказывалось как «останемся одни и будем наслаждаться» преобразится в настроение «пойдем вместе в мир, чтобы поделиться с другими той радостью, которую мы вместе обрели». Таким процессом алхимии любовь станет божественным состраданием и распространится на весь мир, и прежняя радость получать от любимого станет наслаждением давать. Любовь, которая когда-то была эгоистичной любовью одного мужчины к одной женщине, расширилась затем на круг домашних, на жизнь общины, на жизнь нации, на жизнь расы; наконец она расширится так, что будет заключать в себе все, что живет во вселенной. Такая любовь ничего не утеряла в глубине, силе и беззаветности, она только распространила на вселенную то, что отдавала одному-единственному сердцу и стала океаном сострадания, обнимающим собою все, что чувствует и живет. Такова алхимия любви.

Так можно перебрать и разобрать качества низшей природы, и мы увидим, что весь алхимический процесс состоит в освобождении от обособленности; в сознательном, волею и знанием направленном сжигании этой обособленности, и как мало еще не понимает иногда ослепленное «я», но для истинного человека весь этот процесс дает только радость. Раз это постигнуто, страдание теряет свой характер страдания и становится радостью; даже при ясном ощущении того, что обыкновенно есть скорбь, радость берет верх и побеждает страдание, ибо душа уже видит, и низшая природа начинает постигать конечную цель своей работы.

Углубляясь в этот анализ, мы понимаем, что это преображение может совершаться еще иным путем: по мере того, как огонь мудрости и любви, которые составляют божественную природу человека, все больше проникает в низшую, сжигая ее ограничения и преображая их по своему подобию, также освобождается и духовная энергия, духовная мощь. Чудесным процессом алхимии «высшее Я» обретает способность проявить себя в низшей природе, к человек являет новые способности и силы; своим огнем любви и мудрости душа освобождает новую энергию, сжигая низшее, она дает волю высшим силам. Результатом является раскрытие духовной жизни, освобождение того, что было сковано и не могло проявиться и что теперь после сожжения внешней оболочки получило простор для работы в мире.

Вместе с восхождением души на высшие планы и с сознанием тождества и единства всего сущего, мы начинаем смутно постигать великую истину: в силу своего единства с другими душами человек может делиться с ними и помогать им; отказавшись от своей радости, он испытывает счастье, ибо он и мир одно. Все, что может быть названо наградой духовного совершенствования, возможностью духовного отдыха, блаженства и роста, все, чем нельзя поделиться с другими, все это может сделаться предметом радостного отречения в силу потребности души все обретенное отдать на помощь всей человеческой эволюции. Так ученики отказываются от девачана и архаты, отказываются от нирваны; это значит, что они достигли той точки самоотождествления себя с братьями, когда для них делается божественной потребностью поделиться обретенным с другими: настоящая их награда состоит не в блаженстве девачана и нирваны, а в радости отказаться от достигнутого наслаждения во имя всех ради помощи общей эволюции, ради подъема человеческого рода, которого они составляют часть.