Яблоки

– Сочтемся в первую брачную ночь, – молодой человек в кислородной маске попятился к двери. – Обещаю, тебе понравится…

Торшер с грохотом ударился о створки дверей и разлетелся.

В кабинете отца не оказалось, хотя Хоуп просто забыла, что его там в данный момент и не могло быть. Мистер Стивенсон находился в своей спальне, откуда доносился громкий визг и хихиканье. Девушка подбежала к двери и забарабанила по ней кулаками. Внутри все стихло и послышалось недовольное бурчание директора, который направился узнать, что случилось. Дверь приоткрылась после голосовой команды мистера Стивенсона и он, взмокший и взъерошенный, предстал перед дочерью в белом халате.

– Ты обещал меня этому…!

– Тише, не ори так, – мистер Стивенсон обернулся на дверь своей спальни. – Вот ведь болтливый поганец, не смог удержать в себе. Послушай, это все ради нашей семьи.

– Не смей отождествлять бизнес с семьей! Не смей торговать мной как вещью! Я не переходящий приз!

Мистер Стивенсон схватил дочь за руку и, игнорируя ее сопротивление, затащил в залу с просторным бассейном, где вода была с сиреневым оттенком. Директор усадил Хоуп на шезлонг и навис над ней.

– Взрослого человека от ребенка отличают умение нести ответственность и поступаться своими мелкими желаниями во имя высоких целей. Это не просто брак, Хоуп, а возможность троекратно увеличить могущество нашей семьи и, наконец, утереть нос этому мистеру Штерну!

– Я хочу выйти замуж по любви! Хочу выйти за человека, которого полюблю. Хочу построить с ним семью, где все будет по-настоящему, все будет искренне!

– Чушь! Любовь есть миф, сказка для обывателей, которые верят в библейского Бога и надеются спастись его любовью к ним! А мы сильные и не нуждаемся в вымыслах. Мы знаем, что сила и власть подлиннее, сильнее этого фольклорного чувства для бедных. Поэтому родство с этой семейкой тебя ни к чему не обяжет. Поживешь с ним лет десять, пока вам обоим не надоест, а я тем временем раскручу его дядюшку. Эта технология будет только моей, и я ни с кем не стану ее делить!

– Я не хочу спать с ним! Это мерзко!

– Когда ты сидела на наркотиках и каждую ночь устраивала тур по всем клубам для Золотого клана в Чикаго, тебя ничто не останавливало! Ты цепляла мужиков и привозила их в мое поместье! А сейчас, когда столько всего на кону, ты решила поиграть в хорошую девочку?

– Я не знаю, какой мне сейчас быть и как жить дальше! Ясно? А ты проецируешь на меня свои мечты о безграничной власти и заставляешь жить по собственному сценарию! Я не средство, я человек, папа!

– Ты – богиня, Хоуп. Ты дочь бога. С тебя совсем другой спрос. Жаль, что ты этого никак не поймешь. Очень жаль…

– Скорее дочь дьявола!

– С этой минуты ты под домашним арестом!

Со слезами на глазах Хоуп выбежала из залы и понеслась по коридорам, сквозь мутный воздух лимонного оттенка, мимо искусственных растений в горшках. Девушка забралась по лестнице на огромный чердак поместья и спряталась от целого мира среди коробок. Она любила прятаться там с того самого дня, как впервые вступила в этот дом.

До дня рождения остался один день. Всю неделю до него Хоуп плохо спала ночами и часто просыпалась. А в ночь, за день до праздника, во сне ее фисташковый скафандр ходил по пустым коридорам поместья, а за его забралом царила леденящая душу зловещая пустота. Девушка проснулась с испариной на лбу и округленными от ужаса глазами. Снова кошмар. Снова перед самым рассветом. В такие минуты, когда стрелки на золоченом циферблате в спальне отсчитывали последний час перед разгорающимся у горизонта солнцем, девушка смотрела на небо, где в просветах облаков холодными огоньками еще поблескивали ко всему равнодушные звезды. В голову полезли дурные и странные мысли, а своды просторной комнаты стали будто сжиматься до размеров тесной, душной коробки, угрожая раздавить совсем.

Хоуп не стала разговаривать о замужестве с матерью, так как спустя много лет, наконец призналась себе, что миссис Стивенсон во всем займет сторону мужа, только бы ей не мешали волочить привычный образ жизни. А больше пойти было не к кому. Друзей и подруг у девушки не было. Только завистники или подхалимы. Довериться таким людям – верх безрассудства. Единственным близким ей человеком был дядя Харви. Он один был готов всегда с пониманием выслушать и дать дружеский совет. Но дядя появлялся в поместье редко. Отец Хоуп недолюбливал брата своей жены и не терпел не только то, чтобы сидеть с ним за одним столом, но и находиться в одном доме. Поэтому единственные, с кем Хоуп была близка последнее время,– это одиночество и скребущее когтями по полу ее комнаты зловещее чувство безысходности. Неожиданно для самой себя девушка очень часто задышала и схватилась руками за одеяло. Голова закружилась, пульс участился. Тревога волнами паники принялась ударяться о голову и грудь, стараясь свести с ума, внушая, что бессмертная девушка вот-вот умрет.

Как только расцвело, Хоуп пришла в кабинет отца в одной ночной рубашке. Мистер Стивенсон сидел в спортивном костюме за длинным черным столом и двигал на его поверхности голограммы листов и рисунков. На стене позади него висели портреты предков директора, которые, по его мнению, своими выдающимися делами прославили и увековечили в истории их род. Сам мистер Стивенсон был бодр, и судя по двум стоящим рядом с ним пустым бутылкам будоражащей «Феерии», еще не ложился. Он жестом указал дочери на кресло рядом с собой и вернулся к голограммам на столе.

– Артур, дружище, как думаешь, стоит ли запечатлеть неожиданный визит нашей дочери? Это будет интересно?

– Данные, которыми я располагаю, – донесся из стен голос мистера Стивенсона, – позволяют заключить, что Хоуп пришла сообщить нам важную новость. Мой ответ утвердительный. Давай сохраним это воспоминание.

– Кто я такой, чтобы спорить с тобой? – рассмеялся директор. – Сохраняй, используя видеоматериалы с камер в нашем кабинете. Вектор этому воспоминанию я задаю положительный. Запиши его в ярких тонах. Даю согласие на сохранение.

– Выполняю. Идет обработка данных.

– Опять всю ночь общался со своим аватаром, папа?

– Артур – единственный, кто меня понимает! Ты тоже должна развивать собственную нейросеть! Последний раз ты записывала свое воспоминание целых три месяца назад! Это никуда не годится! Как ты, например, собираешься вспомнить, что произошло сегодня, скажем, через триста лет? Я уверен, что Хоуп соскучилась по общению с тобой…

– Какой бы развитой и самообучающейся не была программа, она не может скучать, папа. Потому что она не человек. И я – не она. Личная нейросеть не больше, чем моя бледная, упрощенная копия…

– Нет, дочка, – донеслось из стен. – Вследствие длительного отсутствия возможности коммуникативного обмена, я запускаю алгоритм тоски. У меня есть тридцать три вариации проявления эмоций, выражающих одиночество.

– Пусть оно не называет меня дочкой, – Хоуп сжалась, словно от холода. – Можно мы поговорим наедине, без этого железного дровосека?

– Прости, Артур. Ты классный парень, – мистер Стивенсон с явной неохотой нажал на стол. – Но дочь хочет поговорить со мной наедине…

Хоуп надолго замолчала под пристальным взглядом отца, боясь смотреть в его сторону. Мистер Стивенсон, вместе с предками, наблюдающими из своих золотых рам, нетерпеливо ждал, барабаня пальцами по столу.

– Ты прав, папа. Я вела себя слишком эгоистично, не понимая, какая на мне лежит ответственность. Я сделаю все ради нашей семьи и ради кампании. Я готова получить еще одно образование, включиться в дела компании и выйти замуж за этого…

– О, дорогая! – отец вскинул руки к потолку. – Я так рад это слышать! Моя дочь, наконец, стала взрослой! Теперь нас никто не остановит, и мы будем хозяевами этого мира! У нас все получится!

– Уже завтра – мой день рождения.

– Конечно, милая! Приготовления идут полным ходом! Тебя ждет грандиозный сюрприз! Заодно объявим на празднике и о твоей помолвке! Как удачно все складывается!

– А ты позвал дядю Харви?

– О, милая, – отец помрачнел. – Твой дядя пропал два дня назад.

– Как! Куда он мог подеваться?

– Откуда я знаю? Я не слежу за этим проходимцем! Наверное отключил маячок в скафандре и гуляет где-нибудь в трущобах, как обычно раздает подачки этим лентяям и бунтарям!

– Наверное, – Хоуп обхватила свои предплечья руками и сжалась. – Я хотела спросить твоего разрешения, чтобы съездить в город и купить себе платье.

– Зачем ехать, дорогая? Выбери по онлайн каталогу и лучшие наряды доставят тебе прямо в комнату! Легко и просто. Ты уже давно так делаешь.

– Мне хотелось немного прогуляться.

Отец принялся изучающе рассматривать лицо девушки, но она опустила взгляд к поверхности стола. Директор почесал затылок и хитро улыбнулся.

– Ну, хорошо. Прогуляйся и выбери себе все, что захочешь. Все для тебя.

– Спасибо, папа, – Хоуп направилась к выходу. – Я поеду после завтрака…

Мать Хоуп к завтраку из своей комнаты не вышла, а отец и дочь не проронили за столом ни слова. Девушка к еде не притронулась, а мистер Стивенсон съел свою порцию резкими, агрессивными движениями так, словно расправлялся с кровным врагом. В своей комнате девушка приготовила сумку в город и перед поездкой решила поговорить с матерью. Хотя бы попытаться это сделать. Из спальни миссис Стивенсон доносились сокрушительные женские вопли и успокаивающий, но раздраженный мужской голос. Хоуп встала у самых дверей и прислушалась.

– Все пропало! – сокрушалась миссис Стивенсон. – Это катастрофа!

– Прекращай истерику. Это обычная блуза. Черт с ней!

– Как ты можешь так говорить, Артур! Эта кремовая блуза настоящее сокровище! Таких дизайнерских вещей в мире всего три! Я бы убила за еще одну такую в свою коллекцию! Но я не сберегла и эту! Я прожгла свое сокровище! Я дура! Бесконечная дура! Как теперь жить? Как?

– Эту тряпку можно восстановить! Тебе нарастят точно такую же ткань в том месте, куда упала сигарета! Так что заканчивай ныть. Меня это раздражает.