Нас освободили без применения силы, но когда мы вышли из трапезной в святилище и проходили мимо вечного огня храма, я вспомнил выражение в глазах инквизиторов и никакого облегчения не почувствовал. Любому из нас, кто снова попадет в их руки, придется туго, и Мидий услышит об этом, как только инквизиторам удастся доставить ему послание. Апелагов Мидий уже ненавидит, а этот эпизод не внушит ему любви и к Фетии.
Запах ладана из святилища потянулся за нами, когда мы вышли на воздух, окруженные ухмыляющимися фетийскими солдатами, которые были только рады, что им не приказали вмешаться. Гвардия Итиена оказалась здесь не единственной. Каждый из консулов привел с собой отряд, хотя только морпехи губернатора носили доспехи. Интересно, умеют ли люди Итиена сражаться, или их доспехи и шлемы годятся только для парадов? – Я ожидал увидеть толпу зевак, но ее не было, однако прохожие, немало удивленные при виде всех девяти фракций, собравшихся вместе, с любопытством уставились на большую группу фетийцев.
– И от фетийцев есть польза, не правда ли, кузен? – улыбаясь, сказала Палатина. Она впервые назвала меня так, и это казалось немного неуместным. А может быть, и нет. Я счастливо кивнул, радуясь, что выскользнул из рук Сферы, но прежде, чем я успел что-нибудь ответить, кто-то из менее дисциплинированных фетийцев изумленно вскрикнул, и вокруг Палатины внезапно собралась толпа.
– Палатина! – Представитель Кантени выглядел ошеломленным, словно только что увидел привидение. – Ты жива! Мне показалось, я узнал тебя в храме, но я не хотел ничего говорить при этих черных стервятниках, чтобы не навредить тебе ненароком.
– Я очень даже жива, – ответила Палатина на апелагос. Затем разговор перешел на фетийский. Однако действия остальных говорили сами за себя, потому что через минуту консул Кантени, высокий мужчина на несколько лет старше Палатины, шагнул вперед и обнял ее. Это послужило сигналом для потока возбужденной речи, неверящие консулы забрасывали ее вопросами.
Мы с Равенной стояли сзади и смотрели. Тяжело было ощущать себя забытыми в такой явно радостный момент. Казалось, все фетийцы очень рады видеть Палатину, но если одни – толстяк-салассанец, представитель консулов, женщина с острым лицом и еще два пожилых консула – просто испытывали удовольствие, что их коллега, которую они считали мертвой, жива, другие восприняли это иначе.
Для Кантени и трех молодых консулов Палатина была не просто фетийской аристократкой, восставшей из мертвых. Серьезная, рассудительная консул Полинскарнов восторженно обняла ее, а высокий мужчина в наряде цвета морской волны вел себя с ней, как с давно потерянной сестрой.
Еще поразительнее была та любезность, с какой обращался с Палатиной высокомерный, властный Итиен. Ни к кому другому он такой любезности не проявлял. Палатина ответила тем же, что меня удицило. Я вспомнил, как она обращалась в Цитадели с Микасом Рафелом, весьма похожим на Итиена, – это был поразительный контраст. Однако, глядя, как они приветствуют друг друга, я понял, что они не просто знакомые. Должно быть, Итиен был одним из ее друзей в Фетии. Я увидел, как он спросил Палатину о чем-то, и заметил на ее лице притворное негодование. Затем я стал свидетелем того, чего никогда раньше не видел. Палатина позволила Итиену поцеловать себя.
Он сделал это очень официально, но я в первый раз увидел, что моя кузина подпустила кого-нибудь так близко. Возможно, дело было в том, что для нее это в некотором роде было возвращение домой. Но я никогда не встречал более сдержанного человека, чем Палатина, и такое событие показалось мне небывалым.
Это был краткий, трогательный момент. Затем солдаты начали двигаться, и нас увлекло вместе с потоком. Я не знал, куда мы направлялись, и не хотел спрашивать. Мы будем там довольно скоро.
– Палатина сказала мне, что у тебя в багаже, – сообщил Мауриз, внезапно появляясь возле меня. – О нем позаботятся.
– Почему они так ведут себя с Палатиной? – спросила Равенна. Она не хотела говорить со Скартарисом, но никого другого под рукой не оказалось.
Мауриз бросил на нее острый взгляд.
– После своей предполагаемой смерти Палатина стала для республиканцев почти мученицей. А до того она была чем-то вроде иконы, благодаря своему отцу. Но мне кажется, Палатина значит для нас больше, чем значил в свое время Рейнхард. На этот раз императору придется дважды подумать, прежде чем нападать на нее.
Затем Мауриз снова исчез, и через пару минут я увидел его говорящим с распутного вида пожилым консулом; я не знал этот клан, я даже не знал, какие из многочисленных цветов в его одежде были официальными. Все эти пожилые консулы, кроме женщины с острым лицом, выглядели бонвиванами. Больше похожими на мое представление о фетийцах, чем Итиен или Мауриз.
Когда мы плелись за фетийцами, я впервые почувствовал 1ебя лишним. Эти консулы принадлежали другому миру, миру, который Палатина хорошо знала, но ни я, ни Равенна никогда к нему не принадлежали.
Мы перешли рыночную площадь, следуя за Мауризом, как самым заметным из знакомых нам людей, и плывущий из лавки аромат жареного мяса пробудил во мне голод. Инквизитор неплохо питался на корабле, но что касается еды послушников, которую давали нам… неудивительно, что младшие инквизиторы так стараются показать свое рвение и получить какой-нибудь чин, дающий власть и положение. Они нарочно дают послушникам такую отвратительную еду, чтобы злее были? Мауризу лучше посадить нас за стол вместе со всеми, когда мы будем есть в консульстве, мрачно подумал я. Мне осточертело быть слугой.
Однако сейчас мы шли не в консульство. Прямо впереди, за открытым пространством с фонтаном – не то площадью, не то просто выпуклостью на дороге – стоял губернаторский дворец. Он был меньше дворца в Рал Тамаре, и ему недоставало огромных ворот и укреплений. Скорее он напоминал большое консульство.
Итиен и несколько консулов остановились у фонтана, о чем-то беседуя. Здесь их стало меньше, чем было в храме, и сопровождавших их солдат тоже поубавилось. Исчезла женщина с острым лицом и, кажется, еще двое. Палатина увлеченно разговаривала с Итиеном, вернувшись в свой старый мир, словно никогда его не покидала.
Когда мы остановились, беспорядочная процессия распалась на части. Консулы прощались с губернатором и уходили вместе со своим эскортом, пока не остались только Палатина, Итиен, Мауриз и Телеста. Отряд морпехов Итиена стоял вольно чуть поодаль перед дверью губернаторского дворца.
Палатина огляделась, увидела нас и с покаянным видом поманила к фонтану.
– Простите, мне не следовало вас оставлять, но меня унесло потоком. Идите к нам. Итиен, это Равенна Юлфада, она на самом деле калатарка, и Катан Тауро из Океании, он на самом деле фетиец.
– Рад с вами познакомиться. – Итиен вполне вежливо окинул нас взглядом. Несмотря на высокомерие, манеры у него были безупречны. – А почему вы изменили внешность? – полюбопытствовал он с улыбкой.
Наша маскировка не обманула Итиена – часть краски смылась, или он просто очень проницателен?
– У нас были небольшие разногласия с инквизиторами, – правдиво ответил я. – Это была идея Мауриза.
– Любой, кто не соглашается с этими паразитами, мой друг, – заявил Итиен. – Входите.
Мы последовали за этим странным, безрассудно уверенным в себе человеком в губернаторский дворец, очень похожий внутри на консульство Скартарисов в Рал Тамаре. Более просторный, подумал я, озираясь, и арки колоннады украшены более затейливо. Запах зелени и журчание воды доносились из сада во дворе, где из фонтана в виде резных стилизованных листьев били три тонкие струи, и падающие капли искрились на свету.
Когда дверь за нами закрылась, отрезая уличный шум, я вновь испытал то странное ощущение, которое возникло у меня в консульстве Скартарисов – ощущение, что я перенесся в другой мир. Стены покрывали традиционные фетийские фрески, и где-то во дворе тихо щелкали ножницы: садовник подстригал кусты. Это место существовало отдельно от внешнего мира, пребывая в другой, более расслабленной плоскости бытия.
– Илтис довольно сонный город, – извиняющимся тоном заметил Итиен. – Довольно оживленный для Архипелага, но никакого сравнения с Рал Тамаром или даже более маленьким фетийским городом вроде Соммура. Или Монс Ферраниса, хотя это странное место.
– В каком смысле? – спросила Равенна.
– В Монс Ферранисе – особая атмосфера, которая отличает его от любого города Архипелага, – пояснил губернатор. – Говорят, он похож на Танет, только более цивилизованный.
Во всяком случае, с фетийской точки зрения. Это неудивительно, поскольку монсферранцы не состоят в родстве с апелагами или кэмбрессцами.
Однако Итиен не задержался на теме Монс Ферраниса.
– Катан, Равенна, нет необходимости носить эти тряпки для слуг, пока вы здесь. Я велю моей домоправительнице найти вам что-нибудь шелковое. Не слишком показное, чтобы не привлекать внимание инквизитора, но лучше того, что надето на вас сейчас. Мауриз, ты не будешь против, если я одену их поприличнее? Привилегия губернатора.
Казалось, он берет нас под свое покровительство, хотя формально за нас отвечал Мауриз.
Немного погодя, когда мы уже чувствовали себя значительно комфортнее, нас провели через задние комнаты дворца в обнесенный стеной сад. Вода сбегала по уступам, высеченным в рукотворном холме, с мягким плеском перетекая из одной маленькой чаши в другую. Высокая живая изгородь, высаженная полукругом у самой нижней чаши, частично скрывала каменные скамьи, где сидели четверо фетийцев. Слуга уже принес поднос с голубым вином в высоких тонких бокалах, и Итиен провозгласил тост за Палатину. Затем я откинулся на живую изгородь, слегка погружаясь в колючие ветки, и расслабился в первый раз с того утра – больше недели назад, – когда инквизиторы высадились в Рал Тамаре.
– Мауриз, – заговорил Итиен тоном старшего, – я думаю, ты мог бы объяснить, зачем ты устроил всю эту катавасию и зачем, во имя Рантаеа, ты ехал в Калатар.
Мауриз рассказал, и когда он закончил, Итиен задумчиво оглядел меня.
– Да, сходство есть и даже большое, если цвет его волос был такой, как надо. Выходит, все те истории, что мы слышали о ночи рождения императора, были правдой. В таком случае предполагаемый заговор главного казначея предстает в совершенно новом свете, раз он действительно украл младенца.
– Вы имеете в виду главного казначея Бителена? – неуверенно спросил я.
– Ты об этом знаешь? – Выразительные брови Итиена взлетели вверх. – Ты знаешь, что с тобой случилось?
– Мой отец-океанин забрал меня у Бителена, когда тот умер в Рал Тамаре.
– Много лет ходили слухи, что тогдашний главный казначей, Бителен Саласса, готовил заговор с императрицей, – объяснил Мауриз Равенне. – Его якобы убили в ночь после рождения Катана, но не все верили тем слухам. В то же самое время пропала Дельфинья корона, и даже после того, как она опять появилась, люди думали, что главный казначей зачем-то ее украл. Мы всегда считали это вымыслом, слухом из тех, что не имеют под собой никаких оснований. Но, очевидно, это не так.
– Это далеко не все, – заметил Итиен. – Бителен не мог сделать это в одиночку. Ему должны были помогать, а значит, в заговоре участвовал по крайней мере еще один из императорских сановников. И зачем они это сделали? – Он помолчал. – Ты его близнец, не так ли, Катан?
Я кивнул.
– А мы все думали, что эта история с близнецами закончилось, когда Валдур захватил власть. – Он посмотрел на остальных фетийцев. – А что случилось со всеми прочими близнецами? Должно быть, все императоры после Валдура имели братьев, но все они бесследно исчезли.
– Важнее другое, – вмешалась Телеста, – был ли у Катана еще один дядя? Подумайте об этом: у Этия Пятого, деда Катана, было трое детей, о которых мы знаем: Валентин, Персей и Нептуния. Валентин должен был стать наследником, но погиб при несчастном случае, поэтому наследовал Персей. Нептуния – это, конечно, мать Палатины. По всем правилам Валентин должен был иметь брата-близнеца.
– Это уже дело прошлого, Телеста, – отмахнулся Мауриз.
– Нет, не прошлого, – настаивала женщина. – Если бы Валентина не убили, ему было бы сейчас немного за пятьдесят. И если у него был брат, возможно, он до сих пор жив.
– Надо это разузнать, – согласилась Палатина. – Но если он существует, он всю свою жизнь скрывался и для нас бесполезен. Важно другое: сейчас у нас есть шанс, шанс устранить Оросия. Второй такой возможности не будет.