Инквизиция

И хотя до возвращения Оросия у нас внезапно появилось время поговорить, никто из нас не мог ничего предложить. У нас будет только один шанс, и нам придется убить императора. На меньшее никто не соглашался. Возможно, с его смертью мы даже сможем отменить фетийский указ, но сначала мы должны найти способ его убить – способ, который он не сможет отразить одной только силой своей магии.

Мы знали, что планируем убийство – высший акт государственной измены, – но нам было уже все равно. Пусть Оросий был моим родным братом, но я ненавидел его теперь больше, чем Сферу. Ненавидел за то, что он сделал мне и Палатине, за то, что он сделает Фетии, и больше всего за то, что он сделал Равенне.

Но факт остается фактом: император сильнее, чем каждый из нас в отдельности; и все, что он должен сделать, чтобы обезвредить нашу магию – это физически нас разделить. И это если мы сперва не привлечем его внимания, избавляясь от браслетов, которые запирали нашу магию. Равенна не была уверена, что это получится.

Минута проходила за минутой, и мы все напряженнее ждали, когда за дверью раздадутся шаги Оросия. Но «Валдур», не сбавляя скорости, уносился все дальше и дальше от безопасного фарватера, манта Сферы держалась рядом, как котенок, следующий за своей мамашей.

Даже при огромных размерах флагмана мы начали ощущать неровности в его движении, небольшое рысканье, когда он слегка поворачивал из стороны в сторону. Второй корабль, казалось, борется, чтобы не отстать. Но он все больше и больше отставал.

– Манта Сферы вот-вот потеряет нас, – вмешалась в разговор Палатина. – Я ее едва вижу.

– Она недостаточно велика, – сказала Равенна. – И корабль сопровождения тоже, если это не линейный крейсер.

– Должно быть, Оросий думает, что «Пелей» где-то там, иначе мы не погружались бы все глубже и глубже.

Я вытянул шею, пытаясь разглядеть во мраке неясные очертания другой манты, от которой видны были только тусклые точки света из иллюминаторов. Пока я всматривался, исчезли и они, и не осталось ничего, кроме слабого красного свечения.

– Почему она красная? – заинтересовалась Палатина. – Раньше она не была красной. Сейчас она должна находиться от нас милях в трех-четырех, почему же мы ее видим?

– Не знаю.

Еще через минуту я увидел, как лицо Равенны вдруг перекосилось. Свечение по-прежнему было видно, но уже едва различимо – малиновое на черном.

– Катан, развяжи меня, быстрее!

– Зачем?

– Не спрашивай, развяжи! Пожалуйста, у нас всего несколько секунд.

Я толкнул себя назад, отчаянно тряся головой, чтобы прогнать внезапное головокружение, и завозился с ее веревками. Император не оставил Равенне никакой слабины, и она никак не могла освободиться сама, но я-то видел, что делаю. Я нашел узел и стал лихорадочно его дергать – не слишком научный подход.

– А в чем дело? – спросил я, мысленно проклиная свои пальцы за то, что онитакие неуклюжие, когда больше всего нужны.

– Магия Огня. Очень сильная – они что-то делают. Пожалуйста, скорее!

Я с силой дернул за свободный конец, как можно быстрее стащил с Равенны веревки и бережно опустил ее руки к бокам. Девушка покачнулась, но Палатина была рядом и не дала ей упасть. Равенна вскрикнула от боли, когда кровь снова хлынула в кисти рук.

– Катан, связь умов, быстрее!

Я неуклюже повернулся, схватил Равенну за руки, предоставив Палатине поддерживать ее, и освободил ум от всех мыслей. В моем уме имелась стена, поставленная браслетом, и она походила на ту, что я видел раньше в уме Палатины, когда моя кузина потеряла память.

Равенна до боли стиснула мне пальцы, и это напомнило о том, что я пытаюсь сделать. Внезапно все открылось, барьер растаял, и мы оба оказались вместе – объединенное сознание, Парящее в пустоте.

«Разбей браслеты.» Я потянулся к браслету, и на какую-то долю секунды наши умы слились. Мы как бы смотрели снаружи на самих себя, на серые очертания в полной темноте. Сначала мы сорвали мой браслет, потом ее, следя, как они падают на пол. Только потом я увидел шрамы, покрывающие все тело Равенны, черные и синевато-багровые на фоне иллюзорной серости. Боль в ее руках уже казалась незначительной.

Мой гнев отбросил нас друг от друга. Резко разрывая связь, я снова открыл глаза и выкрикнул имя императора, озираясь вокруг в тщетных поисках его. Притянув снаружи тени, я с силой метнул их в дверь каюты и увидел, как она распадается черным облаком подобно раненой рыбе, атакованной пираньями.

– Пожалуйста, не трать напрасно силу, – взмолилась Равенна, все еще стоя на коленях там, где я ее оставил. Я не помнил, как вскочил.

– Фетида, защити нас, – выдохнула Палатина, не отрывая глаз от окна.

Я обернулся и увидел огненный шар, который несся сквозь воду, направленный прямо под «Валдура». Во все стороны от шара валили пузыри. Ослепляющая боль пронзила мне голову, но я знал по прежнему опыту, что не должен ей поддаться, если мы хотим выжить.

– Прячьтесь под что-нибудь! – крикнул я. Я схватил Равенну и почти забросил ее под стол, проталкиваясь туда же вслед за ней. Палатина, сообразив, что я имею в виду, втиснулась под кресло. Я ударился рукой и ногой, но не обратил внимания ни на эту боль, ни на ту, что раскалывала мне череп. Успел еще порадоваться, что мы с Равенной достаточно худые, чтобы вдвоем уместиться под столом.

Я даже не успел помолиться, чтобы «Валдур» оказался достаточно крепок и уцелел, как корабль содрогнулся от сокрушительного удара, и нас швырнуло вверх, на нижнюю поверхность стола.

Изопровод вдоль стен взорвался, осыпая каюту искрами. Светильники погасли. Я почувствовал, что манта поднимается, и услышал истошный крик Равенны.

Глава 34

Это было в сто раз хуже, чем на «Призрачной Звезде» – этот кошмар хаоса и шума, когда «Валдура» бросило вверх. Как только оранжевые искры погасли, воцарилась полная темнота, но об этом будем беспокоиться потом. Палуба внезапно покачнулась и тошнотворно быстро накренилась вбок. Я снова упал, жестко приземлясь на ножки стола, а сверху, выбивая из меня дыхание, грохнулась Равенна, соскользнувшая вниз по палубе. Было больно даже шевелиться, и голову вновь пронзил жуткий скрежет сдавливаемого металла.

– Держитесь! – крикнула Палатина, когда слабое красное свечение заполнило каюту. Мы все еще поднимались, кренясь под сумасшедшим углом на правый борт, когда ударил второй заряд. Я слепо ухватился за Равенну, чтобы задержать ее падение, и тут еще один жуткий удар погнал корабль вниз. На этот раз я закричал, ударившись о ножку стола. Все мое тело сотряслось, раздался треск, и, на миг ослепленный ужасной болью, я подумал, что у меня сломана нога. Но это просто с треском оторвался от стены винный шкафчик.

Палуба стояла теперь почти вертикально, и шкафчик камнем полетел через каюту, бутылки вываливались из него каскадами разбитого стекла и водопадами вина. Прозвучал еще один мощный треск: деревянные обломки ударились о противоположную стену, пробили ее и с глухим грохотом покатились дальше. После этого отдельные шумы в окружающей нас какофонии стали неразличимы. Секунды тянулись вечно. Мы падали невероятно быстро, словно через воздух, а не через воду. За окнами мелькали пузыри, освещенные теперь оранжевыми отблесками пламени откуда-то из каюты.

Я жадно вдыхал воздух, молясь, чтобы стол выдержал. Теплая жидкость стекала по палубе, промачивая мне лицо и волосы. Кровь? У кого идет кровь? Я не мог поднять руку, чтобы проверить, нет ли у меня пореза на голове, но через минуту почувствовал запах алкоголя и понял, что эта «кровь» на самом деле – вино из разбитых бутылок.

Вода за окнами снова краснела, бросая зловещий отсвет на горящую каюту. «Только бы не еще одно попадание», – отчаянно взмолился я, ожидая удара, который наверняка сломает стол, и мы покатимся по палубе. Я слегка подвинул ноги, пытаясь облегчить боль. Затем я понял, что мы падаем, и потянулся к ближайшей ножке – слишком поздно. Теперь удар приняла на себя Равенна – к счастью, на плечи, не на голову. Но в этот раз я почувствовал на ее лице кровь, а не вино. Ножки стола выгнулись, но выдержали, Фетида знает как.

Однако думать было некогда. Массивный диван вырвался из своих скоб, пролетел через дальний угол, обрушивая остатки боковой стены, и с грохотом вывалился в коридор. Мы погружались теперь еще быстрее, красное свечение не исчезало, за окном видны были только пузыри. Что-то тяжелое покатилось вниз и рухнуло мне на ноги, мебель летела над нашими головами к носовой части корабля.

Палуба вздрогнула. Раздался еще один ужасный треск, пол в нескольких ярдах от нас вспучился, и что-то металлическое пробилось сквозь доски и ковер, словно их и не был. о.

Затем снаружи, прямо над нами, послышались страшные удары, и что-то огромное и темное промелькнуло за окном – хвост манты, отломившийся и падающий сам по себе. Новая волна ужаса охватила меня. Я представил, как манта опрокидывается вверх дном, мы переворачиваемся, и все упавшие предметы катятся обратно, чтобы нас раздавить.

Еще звуки, еще удары. Грохот предметов, оторвавшихся или не закрепленных, которые падали сейчас в кормовой колодец, проламывая переборку за переборкой, был оглушительным. Я слегка изменил положение и почувствовал острую боль, когда что-то вонзилось мне в бок. Я все еще цеплялся за Равенну, пытаясь заслонить ее от продолжающих метаться тяжелых предметов, и шепотом умолял стол не сломаться, кресло Палатины оставаться на месте. Пожар затухал, но я видел внизу новые языки пламени, мерцающие через разбитые вдребезги двери и стены. Едкий запах дыма огненного дерева пропитал воздух, смешиваясь с парами вина, впитывающегося в ковер у нас перед носом.

Падение манты замедлялось, я это чувствовал. Мне уже было почти все равно, что сейчас творится, одного хотелось: чтобы как-нибудь прекратилась эта пытка. Но палуба снова накренилась, швыряя нас на крышку стола, и я затаил дыхание, ожидая, что манта опрокинется, груда обломков снова изменит направление и завалит все, что еще уцелело на носу корабля.

Манта зависла в нерешительности на бесконечную долю секунды. Затем падение «Валдура» постепенно превратилось в плавный спуск, корабль выровнялся, сбавляя скорость, красное свечение за окнами полностью погасло. Как глубоко мы погрузились? Я не мог сказать, но, должно быть, уже очень глубоко.

Зазвучали зловещие стоны – содрогался и скрипел корабль. Где-то под нами что-то брякнуло, и послышалось потрескивание пламени палубой выше, но после грохота предыдущего безудержного погружения на корабле вдруг стало очень тихо. Меня уже не бросало между ножками и крышкой стола – я снова лежал на ковре. По всему телу пульсировала боль порезов и ушибов.

Но я был жив, и Равенна была жива, хотя дышала слабо и прерывисто. С трудом подняв руки, я уперся в стол. Он тотчас подался – подкосившиеся ножки сломались окончательно. Я сбросил его в сторону и он с глухим стуком упал на пол. Слишком избитый, чтобы шевелиться, я целую минуту лежал неподвижно, только отвернул голову Равенны в сторону, чтобы она больше не дышала винными парами.

– Палатина! – позвал я, и мой голос прозвучал очень тихо. Ответа не было. – Палатина, ты где?

– Здесь, – просипела она откуда-то. – Я вылезу, ты позаботься о Равенне.

Даже в отсвете пламени лицо Равенны казалось очень бледным, когда я оттаскивал ее от стола, пытаясь найти место, не усеянное кусками стекла и расколотого дерева. Такого места не было. Я как можно бережнее перевернул девушку, отодвигая с дороги все стеклянные осколки, но она все равно вскрикнула.

В нескольких футах от меня раздался лязг. Я поднял голову и увидел окровавленное лицо Палатины, появляющееся из-под одного из тяжелых кресел, оставшихся на месте; его спинку отломило, как веточку. Волосы кузины были растрепаны, на лбу темнел безобразный синяк. Она выползала очень медленно, каждое движение давалось с усилием. Я попытался встать, чтобы помочь ей, но нетвердо зашатался, и Палатина отмахнулась от меня.

– Обойдусь. Как она?

– Ничего, – очень тихо проговорила Равенна, еле двигая губами. Она зажмурилась, потом медленно открыла глаза, и в них отразились пляшущие языки пламени. – Жить буду.