Истории, рассказанные негромко…

– Самое большее – на расстоянии одного влюбленного взгляда. Если дальше, будет страдать, а этого тебе не простят.

– А как мне с ней на работу ходить? Она же маленькая совсем, испугается, шумно же на заводе.

– Забудь про завод, – Виджая протянул руку и легко поднял Николаса за шиворот, поставил на ноги, – теперь ты наш, человечек. И скажу тебе, что я даже рад, что не наступил на твою голову, как только вошел.

Механик покосился вниз – ноги Виджаи напоминали пару наковален.

– А чем я жить буду?

– Как чем? Тем же, что и раньше. – Джая махнула рукой, отсылая прочь директора «Тихой гавани», сунувшего нос в приоткрытую дверь. – Талантливый механик нигде не пропадет. Даже в Рое.

– Я ваши механизмы обслуживать не стану, – Николас вспомнил, что рассказывали о людях, доставшихся Рою, и его вновь замутило. – Лучше убейте.

Джая и Виджая захохотали.

– Да кто ж тебя к ним подпустит?! Может, со временем дослужишься, конечно… – Джая подтянула нитку из разошедшейся штопки на губах. – Ты и здесь нам пригодишься. И как механик, и как переводчик. А то мы иногда плохо понимаем людей. Ну так что, Николас Бром? Выбор я тебе предоставила. Или Хэли навсегда и работа на Рой – или Виджая. Твое слово.

Николас пошарил рукой за собой, оперся на стол – ноги его подкашивались, голова кружилась. Принимать одно решение из двух в боли и слабости тяжело; еще тяжелее, когда оба они суть зло, и попробуй определи, какое из них меньшее. Фея, снова оседлавшая плечо, почувствовала неладное, забеспокоилась, завозилась. Николас с трудом повернул голову и посмотрел на нее. Потом на Виджаю. Потом снова на фею. И решился.

– Хэли.

– Навсегда! – Пискляво заявила фея, скаля зубы в довольной улыбке. – Навсегда!

– Свидетельствую. – Джая приложила сложенные ладони ко лбу.

– Свидетельствую. – Виджая повторил этот жест.

Бестии переглянулись и в один голос произнесли:

– Шемхамфораш.

Время Роя: пора лихорадки, год от первого Воплощения 341

Время Людей: апрель, 1981 год

Урок истории

Николас Бром, механик, вот уже неделю лежал, не имея сил встать и сделать что-нибудь более осмысленное, чем поесть и снова лечь. Рядом с его кроватью стоял инкубатор для младенцев, это устройство в рекордно короткие сроки раздобыл директор санатория. За прозрачными стенками, в тепле, на подогреваемой подушке сладко посапывала фея, которая немедленно после заключения договора с Николасом отправилась досыпать до весны. И о ней, и о механике заботились так, будто они были любимыми внуками директора Прайса. Стоило Джае сказать Прайсу пару слов, как все вокруг забегали, засуетились… Николаса поселили в одном из гостевых домиков, приставили к нему личного врача, перевязки делали почти неощутимо, отменно кормили и даже пытались делать массаж. Фею устроили рядом, со всеми возможными удобствами.

Джая, заглянув к механику вечером того же дня, осталась вполне довольна.

– Неплохо устроился. Ты теперь с полмесяца никуда не годный, так что лежи тихо. На завод мы сами сообщим, на тебя пусть более не рассчитывают. Жить будешь здесь. Все, довольно на сегодня. Бывай, Николас Бром.

Весь следующий день и еще пять нескончаемых суток механик пролежал в кровати; температура подскочила до предела, все тело ломило – Николас горел заживо от слюны феи-кровохлебки. А она спокойненько дрыхла рядышком в инкубаторе, знай с боку на бок переворачивалась. Ее нареченный спутник в моменты, когда жар и боль становились невыносимыми, смотрел на нее с гневом и недоумением. «Ну и сопля, – думал он, – тоже мне, дитя Роя. Привалило счастье, ничего не скажешь. Знал бы, там бы в лесу и…» На этом месте он обрывал себя, поскольку не любил пустопорожних размышлений и сослагательного наклонения. Что случилось, то случилось, и если его судьба – сопящая в инкубаторе малютка-кровопийца, так тому и быть.

Тяжелее всего было по ночам; днем находились какие-никакие занятия: то повязку на шее придут сменить, то капельницу поставят, то попытаются накормить. Так себе, но развлечение. А вот ночью, когда «Тихая заводь» засыпала, Николас не знал, куда себя деть. Сон бежал от него; спал он урывками и все больше днем. Когда темнота сгущалась, механик с трудом вставал с постели, отодвигал штору и садился в кресло у окна. Неподалеку стоял еще один дом, побольше, в два этажа, окруженный живой изгородью; его-то Николас и рассматривал в долгие ночные часы. Сначала дом показался ему нежилым; все окна безучастно темнели, никто не выглядывал из них, не открывал изнутри. Вход был расположен с противоположной стороны, которой Николас не видел, поэтому он не мог с уверенностью сказать, что никто не входит в этот дом и не выходит из него. Может, дом держали для каких-то важных гостей, наезжающих изредка, кто его знает. Николас недолго задумывался об этом, он просто глядел на темный, тихий дом, возможно потому, что других зрелищ ему не предлагали.

Кажется, это случилось на седьмую ночь болезни. Одно из окон загорелось ровным светом. Николас удивился и даже обрадовался: хоть какое-то разнообразие. Вскоре засветились еще два окна: крайние слева и справа на первом этаже. Фея что-то неразборчиво пропищала сквозь сон из инкубатора; Николас подошел к ней, поглядел, работает ли терморегулятор, и вернулся на свое место.

Окна напротив все так же светились, а одно было открыто настежь в сырой холод мартовской ночи, и на подоконнике кто-то сидел, свесив ноги в подтаявший сугроб. Николасу был отчетливо виден его силуэт, словно вырезанный из черной бумаги. Через несколько минут механик понял, что не остался незамеченным – сидящий наклонился, зачерпнул снега и запустил им в окно Николаса. Стекло звякнуло, задрожало, прилипший комок медленно пополз вниз. Николас помахал рукой, неизвестный ответил тем же. А потом легко спрыгнул и зашагал к домику механика по рыхлому снегу, не оставляя за собой следов. Теперь Николас видел, что его сосед очень высок ростом, узок в плечах и у него длинные волосы; когда он подошел вплотную к окну, стало различимо и его лицо – скорее выразительное, чем красивое, и глаза – совершенно белые, похожие на пару очищенных вареных яиц, не имеющие даже намека на зрачок.

Незваный гость учтиво наклонил голову и вопросительно приподнял брови; Николас, приложив палец к губам, качнул головой в сторону спящей феи. Гость понимающе кивнул и потер ладонями плечи, изображая холод, затем он так же бесшумно зашагал в сторону входа в дом. Через минуту дверь в комнату отворилась, и Николас встал, приветствуя второго встреченного им выродка леса.

– Иероним, – негромко представился белоглаз и сел на стул напротив механика.

– Николас Бром. Чем обязан?

– А сами как думаете? У нас только и разговоров, что о вашей персоне. Сестричке очень повезло, ведь вы оказались именно там, где надо. Точное попадание, иначе не скажешь.

Николас промолчал, подумав, что его личное везение в этот момент, судя по последствиям, издохло.

– Вы неплохо держитесь, – белоглаз улыбнулся, – и, хотя сейчас вы совсем не склонны мне верить, я скажу, что дела ваши не так уж и плохи. Николас, что вы знаете о Рое?

Механик пожал плечами.

– Немного. То, что в школе рассказали. Я никогда не интересовался историей, какой толк в науке, которую переписывали сто раз. До правды все равно не докопаешься. То ли дело механика.

– И то верно. А как насчет личного опыта? Час воплощений вас не затронул, это очевидно, а семью?

– Было. – Николас взял с подоконника стакан с водой, отпил глоток. – У бабушки. Панические атаки, дурные сны, вот и удостоилась креатуры.

– Чего же так боялась ваша бабушка?

– Откуда мне знать. Вот креатуры она точно не боялась, шугала ее шваброй, даже прикрикнуть могла.

– Видимо, не очень страшная креатура была.

Николас хмыкнул.

– Если вам нравятся пауки размером с обеденный стол, то она была просто загляденье. Не кромешник, конечно, но напугать могла. – Николас поморщился; он качнул головой, и от этого рана на шее заныла.

– Болит? – Сочувственно спросил белоглаз. – Разрешите, я посмотрю?

– Это зачем? – Николас знал о детях Роя немного, но даже этого хватило, чтобы не доверять им.

– Медсестра могла неудачно наложить повязку, или рана воспалилась…

– Или вы попросту проголодались, – спокойно предположил механик.

– Исключено, – выставил перед собой раскрытые ладони белоглаз. – Во-первых, у вас есть хозяйка. Во-вторых, она мне родня. А в-третьих, я здесь не за тем, чтобы подкрепляться.

– Утешительно слышать. Но шею мою все-таки не стоит трогать. Могу я узнать, зачем вы пришли?

Иероним кивнул.

– Николас, в последнее время вы почти не спите.

– Откуда вы знаете?