В доме на берегу

Сразу стала, чуть дрогнув, крепка и тепла.
В сотнях месяцев собственных воспоминаний
Я такой, как сейчас, никогда не была.

«Она не оставит в покое…»

Она не оставит в покое
Меня. Под крахмальным шитьем
Жмет сердце как будто незлое,
И ты здесь уже ни при чем.

Твоя к ней любовь – в крошках хлеба,
Неубранная простыня —
Сейчас с распалившимся небом
Ползет и ползет на меня.

Я эту любовь ненавижу,
Мне страшно представить ее.
Не стать бы скелетом под крышей,
Обвитым веревкой с бельем.

Шаг, два по замшелым ступеням;
Пыль в туфле – от пятки к носку.
Не телом распухнувшим в Сене
Доплыть бы, прибившись к песку.

Твоя к ней любовь, как бродяга,
Трусящий за мной под дождем,
Гнетет все сильней с каждым шагом,
И ты здесь уже ни при чем.

«Я стала делать то, что не хочу…»

Я стала делать то, что не хочу,
Опять
И плачу поздно вечером чуть-чуть,
Чтоб не хотеть гулять.

А я гуляла в центре под дождем
С чужим зонтом в руке;
Мой город был совсем как люди в нем —
Угрюм и налегке.

Как в старом фильме, сверху фонари
Чуть тлели в дыме туч,
Карманы согревали и внутри
Лишь ключ.

Луна смотрела этот фильм сквозь дым,
Бела.
Тогда мой город не бывал цветным,
Я тоже не была.

«Снег лежит на траве вдоль тропы, невесомый…»

Снег лежит на траве вдоль тропы, невесомый, —
Молодая, как час, бирюза.
По хрустящему гравию следуя к дому,
Я без страха закрыла глаза.
Все в конверте с подплавленной бурой печатью
То, что помню, строка на строке:
Помню кедры и ветер, играющий платьем,
И в гостиной пронзительный скрип половицы,
Как дорожки в саду, мне знаком.
Расскажи же, когда ты решил поселиться
На одном этаже с мясником?
Нелегко перебить сожаленьем и элем
Привкус потроха и имбиря,
Так смахни резаком с потолка и постели
Прошлогоднюю пыль января.