– Этот тайваньский коммерсант соображает, – сказал Хэ Жэньцзи. – Хочет встретиться с соответствующим человеком в правительстве.
– Нет, так не пойдет, – возразил я. – Он сотрудничает с нами, а мы сотрудничаем с властями. С властями мы поддерживали связь, а он – с нашей стороной. Только на таких условиях, и ни на каких больше, иначе никакого сотрудничества с ним не получится.
– С этим тайваньцем дело иметь не просто, шеф, без встречи с соответствующим человеком в правительстве, не видя подписанного нашей стороной договора с правительством, он с деньгами не расстанется.
Похоже, Хэ Жэньцзи тайваньца не обработал.
– Ты как хочешь, но обработать его нужно обязательно. Положение компании ты прекрасно представляешь, мы можем выставить миллион, и то, можно сказать, напрягая все силы. Тайванец должен вложить по меньшей мере миллионов шесть, а лучше все девять, чтобы нам не собирать там и сям. Набрать нужно десять миллионов, и выплатить такую сумму для любой фирмы дело неподъемное. На сегодня, похоже, ни одна частная компания нам не соперник, государственным при их теперешней структуре тоже тяжело конкурировать с нами. Помимо проблем с капиталом у них еще и с персоналом далеко не все гладко. Персонал тащить приходится, а бремя это слишком тяжелое. Захотят со мной побороться – ан нет, как говорится, близок локоть, да не укусишь. А для моего предприятия это просто блестящая возможность, это жизненно важно и впредь станет его основой. Эх, Хэ Жэньцзи, ты только представь! А мы тут переживаем из-за трудностей с сегодняшними активами! Банкротство так банкротство, со времени основания пятнадцать лет назад это уже второй серьезный кризис.
Первый был в тысяча девятьсот девяносто третьем, банковский, тогда мы его вместе преодолели. Ну а нынешний с первым и не сравнить, думаю, и на этот раз выдюжим.
– Шеф, я тут начал осуществлять план «ловушки с красавицей». Девочек из эскорта я тогда не нашел, да и, думаю, он таких повидал немало, для него это дело плевое, и нам эскортом цели не достичь. Я в тот день пригласил Сяо[20 - Сяо – зд. «малышка».] Чжан из ансамбля песни и пляски попить с ним чаю, так тайванец от ее чертовской фигуры и бледного с румянцем лица просто обалдел. Представляю ее – мол, первоклассная актриса общегосударственного уровня, высочайшая квалификация, и зову У Саньляна, чтобы присоединялся. Сяо Чжан красотой тайваньца обворожила, а У Саньлян своими сверхъестественными способностями себе подчинил. Ух, и талантище этот У Саньлян, суперсила какая-то! На наших глазах с помощью цигуна[21 - Цигун — древнекитайское искусство саморегуляции организма на основе жизненной энергии цщ часть практики китайских боевых искусств.] поджег тайваньцу носовой платок, а потом, взяв только что вынутые из упаковки серебряные палочки для еды, выжал из них воду. И вода эта – поразительное дело! – стекала по этим палочкам и капля за каплей падала тайваньцу на лицо. У Саньлян объяснил, что перемещает предметы мыслью, что это вода из священного источника в горах Линшань, так что тайванец был счастлив безмерно. Еще и не позволил тайваньцу вытереть лицо салфеткой, мол, вытрешь – все счастье сотрешь. Тот, похоже, поверил и все приговаривал с каплями воды на лице: «И впрямь из священного источника, так освежает».
– Что ж, для первого раза сойдет, – хмыкнул я. – Но тайванец так просто с деньгами не расстанется. Вот тебе два месяца сроку, чтобы все с ним уладил. А я позабочусь, чтобы власти приняли на этот счет твердое решение. Ты отвечаешь за тайваньца, другого пути нет у нас. Этот коммерсант пару раз сотрудничал с нашей ювелирной компанией и, по словам Ван Дунфана, в целом нам доверяет. Вот и славно, возможно, мы и добьемся успеха. Сяо Чжан должна показать все свое мастерство, а ты продумай хорошенько, как устроить так, чтобы она с ним амурничала. Если он попадется на крючок, ей тоже польза. Мы здесь ей тоже отстегнем двести тысяч, сперва пятьдесят тысяч задатку. Если зацепит его, не забывай: в кровать ни в коем случае не сразу. Надо переждать чуток, пусть раззадорится, а потом и в постель можно. Можешь ей сказать, мол, что мы можем подтвердить: СПИДа у него нет, так что она может спокойно и смело поднимать уровень разговоров о любви до самых захватывающих пределов.
– Шеф, но откуда нам знать, есть у него СПИД иди нет? Ведь такой скот похотливый, разъезжает по разным странам, поди узнай, намотал он что или нет, мы же гарантировать не можем, – распереживался Хэ Жэньцзи.
– А ты на словах от своего имени заверь. Слова, они слова и есть, чего бояться-то, у тебя ведь с ней отношений, наверное, не было! Выяснится, что СПИД есть, отступимся, найдем другой подход, а нет – так и будем действовать. Видеть ничего не видели, а бывает ли такая удача, что ей привалила, – это ж все равно что мертвому из могилы выкарабкаться, – стоит ей рисковать или не стоит – нас не касается. Мы на это дело поставили, авось и выгорит, выбора у нас нет. – И я похлопал его по плечу: – Хэ Жэньцзи, женщин вокруг полно, смотри не втюрься.
– Такого нет, шеф, с Сяо Чжан лишь познакомился, и все. Все устрою, не беспокойся. – Увидев, что я вон уже как заговорил, он понял, что и ему отступать некуда.
Вопрос вроде обсудили до конца. Но Хэ Жэньцзи, похоже, ушел с тяжелым сердцем. Видать, что-то с Сяо Чжан у него было, но по сравнению с тем, будет ли процветать или нет компания, эти отношения сущий пустяк. Когда я об этом подумал, как раз позвонил Хэ Жэньцзи:
– Шеф, вот еще что: этот эксперт-геолог Фан Ян уже уехал в командировку, говорит, сначала проконсультируется во Всекитайском управлении земельных угодий и добычи полезных ископаемых. Слышал от человека, с которым проводил геологические изыскания в Тибете, что тот находил подобные камни, когда работал в Цинхае[22 - Цинхай – провинция на северо-западе Китая, главный город – Синин.]. Сегодня Фан Ян уже улетел в Чэнду[23 - Чэнду – главный город провинции Сычуань.], а завтра летит в Синин. Будут новости, срочно передаст.
Наверное, Хэ Жэньцзи еще в лифте, сигнал не совсем четкий. Почему он не вернулся, чтобы сказать об этом? Скорее всего, это еще одно доказательство, что с Сяо Чжан у него и впрямь что-то было. Ну и славно! Пусть помучается! Муки муками, а дело делом. Этим Хэ Жэньцзи и отличается. Это я очень ценю.
Через двадцать минут снова позвонил, уже встретился с начальником уезда и партсекретарем уезда А. На своем джипе «мицубиси» проехался по нескольким городкам уезда. Условия не сказать чтобы хорошие, но руководители уезда заявили, что, если компания инвестирует средства, будет осуществляться всемерная координация. По общенациональной классификации уезд считается бедным, на этом основании они специально создали управление по привлечению инвестиций и якобы могут использовать наши будущие вложения по данному проекту для обращения за кредитом в государственный фонд борьбы с бедностью. Обязуются передать на выбор земли тридцати населенных пунктов уезда.
Лишний раз убедился, что у Хэ Жэньцзи с Сяо Чжан что-то было. Иначе разве он уехал бы из главного офиса, когда мы еще не все обговорили? Про себя я тоже переживал. Однажды видел Сяо Чжан, когда она приходила в компанию. Хэ Жэньцзи весь сиял, представляя ее, мол, прима ансамбля песни и пляски. Тогда я понятия не имел, кто она такая, а про себя подумал: «Мало ли прим в ансамблях песни и пляски?». Красивая – да, особенно фигура, просто обольстительница. Осиная талия, зад вздымается, круглый, пышный, на Востоке женщины с такой фигурой редкость. Я тогда даже засомневался: не полукровка ли она? С таким милым лицом, ну прямо молодая уйгурская красавица из Синьцзяна – просто природная красота. В таких влюбляются с первого взгляда. Эх, Хэ Жэньцзи, мучаешь ты себя, даже немного жалко стало.
Этого начальника уезда А я видел, зовут его вроде бы Се Цзялу. Тридцать с небольшим, из тех, у кого руки чешутся что-нибудь сделать. Партсекретаря зовут Ли Те, он постарше, лет пятьдесят. Говорят, стреляный воробей, с ним так просто не поладишь. К счастью, он земляк моего однополчанина Гун Цичжи, теперешнего замначальника городского управления общественной безопасности. Однажды, наведавшись в уездный город, Гун Цичжи закатил ему банкет, в общем, пообщались. Хоть уезд А и считается бедным, по сравнению с остальными уездами подобной классификации за последние несколько лет дела у них идут довольно неплохо. Начальник уезда с партсекретарем действуют сплоченно, и после нескольких лет хозяйствования, как ни странно, покончили с нищетой. В прошлом году в провинции собирались вывести уезд из числа бедных, об этом мне нечаянно проговорился заместитель секретаря провинциального правительства Лу Дэ. Новость чрезвычайно важная, я тут же сообщил об этом по телефону уездному партсекретарю, и сразу же забыл про эту мимолетную услугу. Совершенно не думал – на пользу это или нет. Кто знал, что через год придется реализовывать у них проект по развитию базы экологически чистых продуктов. Ведь как удачно, похоже, постоянно оказывать мимолетные услуги – штука полезная: а ну как попадешь в самую точку? Когда имеется такая основа, с первых слов возникает взаимное доверие. По раскрытой мной информации он уже понял, что я здесь не случайно, и прощупывать меня не нужно. Но и для уезда А эта информация чрезвычайно важна: шутка ли, не станет же бедный уезд упускать такую льготную политику! Недавно на собрании руководства уезда они приняли решение направить Се Цзялу в провинциальный центр. Ведь нельзя допустить, чтобы с уезда сняли ярлык бедного. По крайней мере, участники этого заседания посчитали, что так не годится. Еще им хотелось, чтобы о них, как о бедном уезде, побольше писали в газетах. Се Цзялу несколько месяцев обивал пороги в провинциальном центре и в конце концов добился отсрочки снятия этого статуса. Конечно, я тоже наставлял его, что и как делать. Для уезда это было грандиозное событие, а раз грандиозное событие, значит, нужно отметить, и если бы руководство уезда отметило это в своем кругу, все было бы шито-крыто. Но кто бы мог подумать, что этот паршивец Се Цзялу станет выпячивать свои заслуги? На общем собрании руководства и кадровых работников всего уезда он заявил, взволнованно размахивая руками: «Хочу сообщить всем хорошую новость: мы остаемся бедным уездом».
Не стань эти слова достоянием многих, на этом все бы и закончилось, но слова разнесли, да еще как есть. «Хочу сообщить всем хорошую новость: мы остаемся бедным уездом» – эти слова вынесла в заголовок одна гуанчжоуская газета, выходящая немалым тиражом.
Вопрос раздули, ладно, если бы дело ограничилось наказанием на уровне уезда или провинции. Так нет, постепенно материалы об этом появились во влиятельных газетах других провинций, а это все равно что разворошить осиное гнездо.
Снять ярлык бедного уезда – дело хорошее, и руководители уезда это признавали. Но уезд оставался бедным, и уездное начальство продолжало рассчитывать на это как на фундамент для возведения многоэтажного здания – для всего уезда это было выгодно. В этом вопросе нужно было лишь понимание друг друга без слов. А как все разошлось да появилось в газетах, народ стал вопрошать: а почему этот уезд считается бедным? Они не стыдятся, наоборот, гордятся этим. Невысок идейный уровень у тамошнего начальника, если он смеет нагло заявлять во всеуслышание, что мы, мол, остаемся бедным уездом. Как будто можно этим гордиться! Если в стране все уездные начальники до такого докатятся, будет не государство, а одно название. Если сразу не воспользоваться отзывами о руководстве уезда А, которые звучат со всех сторон, возможно, не представится случая изменить неприемлемую позицию постоянного комитета уезда. По сути дела, члены постоянного комитета понимают, что это тайные козни не входящего в комитет заместителя начальника уезда, но тут уж ничего не попишешь. При теперешней структуре занимающий должность того же уровня не может снять заместителя, это возможно лишь после обращения на уровень выше. Таким образом, вполне вероятны поступки, не соответствующие статусу настоящих заместителей, это может выражаться в том, что заместители перестанут подчиняться начальнику, даже будут поступать вопреки его указаниям, и если у тебя, у начальника, нет возможности с ним справиться, как тут надеяться, что он вмиг станет вести себя надлежащим образом?
В расстроенных чувствах начальник уезда Се Цзялу приехал в провинциальный центр и напился с горя в моем ресторане «Цилисян». Там он встретил Ду Цзюаньхун. Она подкинула ему одну идею, у него тут же будто пелена с глаз спала, и он стал действовать, как велено. Прошло немного времени, и все крупные средства массовой информации провинции сообщили, что в сплоченной тяжелой борьбе руководство уезда А навело порядок в этом бедном уезде. Сразу посыпались сообщения, очерки, эксклюзивные интервью, репортажи, а так как шуму от основных местных СМИ было, конечно, больше, чем от провинциальных, вскоре это дело, почитай, было закрыто.
7
Не дождавшись звонка в условленное время, Наньлань примчалась ко мне в офис, но в кабинет ее не пустила Ду Цзюаньхун. Из-за неплотно прикрытой двери в мой кабинет председателя совета директоров было слышно, о чем они говорили.
– Мне нужен Сяо Цзыбэй, – заявила Наньлань.
Думаю, когда она произносила это имя, ее лицо наверняка дышало высокомерием. Она хоть и видела Ду Цзюаньхун пару раз, но знала, что ее на кривой не объедешь, а еще ей было известно с моих слов, что та – моя правая рука. Знала Наньлань и то, что Ду Цзюаньхун никогда ее не видела, так что могла без обиняков, на равных выражать желание увидеть Сяо Цзыбэя. Она хотела видеть не председателя совета директоров Сяо или начальника Сяо, одно это говорило об ее особенном статусе. Значит, она или родственница, или жена, или одна из однополчан, или старая подруга.
Ду Цзюаньхун тут же прикинула: во-первых, не родственница, во-вторых, не жена и не из однополчан. Старинная подруга? По возрасту не очень-то подходит. Даже если в какой-то степени допустить, что их связывает нечто особенное. Ведь может быть нечто особенное у нее самой, Ду Цзюаньхун. Она и жила рядом столько лет, и отношения у них братские, опять же их отношения начальника и подчиненного – как ни крути, все посолиднее, чем у этой стоящей перед ней женщины. Поэтому Ду Цзюаньхун вовсе не собиралась считаться с посетительницей.
– Начальника нет на месте, – повысила она голос. – Если у вас к нему дело, можете позвонить и записаться на прием. Пожалуйста, оставьте ваше имя, телефон. – И собралась выпроводить Нань-лань.
Похоже, та плюхнулась на диван для посетителей в приемной и затеяла холодную войну с Ду Цзюаньхун. Довольно долго не было слышно ни звука, и я подумал: «Ду Цзюаньхун тоже девочка крутая, хоть и оставила Наньлань в покое, а дело свое знает».
«Надо бы выйти», – мелькнула мысль. Кто знает, какие неприятности могут стоять за этим их кратковременным молчанием. Настроение было паршивое. «Вот ведь паразитка! – злился я. – Сколько раз предупреждал: не надо заходить за мной прямо в офис, а она возьми и заявись». Выходить я вовсе не собирался, еще немного, и Ду Цзюаньхун может вызвать полицию, чтобы ее увели. Но если подумать, такое, конечно, не годится. Ведь Ду Цзюаньхун знает, что я слышу, о чем они говорят, а если она на время замолчала, то только чтобы узнать мою реакцию. Если никакой реакции не последует, она поймет, что я не хочу видеть этого посетителя, и через какое-то время может предложить ей уйти. «И подобный итог обернется для меня целой грозой, – думал я. – От грозы любовницы насквозь не промокнешь и не простудишься, но дискомфорт ощутишь, и кому это надо?» Кроме того, Наньлань несколько раз звонила на мобильный, я был плотно занят и не дал согласия встретиться. Если она примчалась в компанию, повод должен быть важным. С этими мыслями я вышел, изобразив, как удивлен, встретив человека после долгой разлуки.
– О, давненько не виделись, каким ветром тебя занесло? – обратился я к Наньлань. И, не дожидаясь ответа, подошел, взял за руку и потряс, как старой приятельнице. А потом представил ее Ду Цзюаньхун: – Это госпожа Наньлань, солистка городского ансамбля песни и пляски, поет – заслушаешься, очень хорошо, очень.
– A-а, госпожа Наньлань! – улыбнулась Ду Цзюаньхун. – Имя незнакомое, а вот лицо очень знакомое, очень.
Услышав славословия Ду Цзюаньхун в свой адрес, Наньлань радостно разулыбалась, встала с дивана, пожала ей руку и тоже стала осыпать комплиментами:
– Барышня Ду – человек больших способностей, давно уже слышала это от вашего начальника Сяо, слышала, да…
Мы все трое с особым ударением произнесли последние слова и повторяли их раз за разом. Это казалось как бы естественным, но на самом деле ничего естественного в этом не было. Наньлань знай себе твердила «слышала, слышала». Говорила она от всей души, а послушать мои «очень хорошо, очень», так сразу чувствуешь фальшь. Только вот Наньлань этого не уловила, а Ду Цзюаньхун почувствовала наверняка. Ее «лицо очень знакомое, очень» было сказано совсем не затем, чтобы засвидетельствовать частое появление Наньлань на артистических подмостках. Она имела в виду другое: ничего особенного в таких смазливых личиках нет. А если нет ничего особенного, значит, и природных качеств немного. Таких лиц в этом мире пруд пруди, особенно в телесериалах, как гласит поговорка: «Много пьес не наберется, а красотка подвернется». Но эти красотки как появятся – все почти на одно лицо, никакой изюминки, так что и пьеса не пьеса.
А Наньлань если действительно не услышала этого, то чего тогда радостно улыбаться? Произнося это свое «лицо очень знакомое, очень», Ду Цзюаньхун еще сощурилась в мою сторону, величественно, как статуя, и кольнула мою подругу высокомерно-снисходительным взглядом: надо же – моя подруга. Я понимал, что сейчас она еще не осознает, что перед ней моя любовница. Понимай она это, она не стала бы злиться, а тут же отвезла бы меня к ней.
«Пора эту комедию заканчивать», – подумал я. И сказал:
– Слушай, Наньлань! О твоем деле я не забыл, давай позвоню руководителю труппы.
– Начальник Сяо, дело срочное! – заявила она. – Нужно сейчас же поехать со мной, речь о выезде за границу на гастроли, только на тебя и надежда.
«Вот паразитка, умеет переигрывать на ходу!».
– Ладно-ладно! – согласился я. – Сейчас съездим к твоему руководителю. – И, будто в страшной спешке, уехал из офиса.
Конечно, ни к какому руководителю ансамбля песни и пляски мы не поехали. Наньлань давно уже ушла оттуда, теперешнего руководителя она знать не знала, а я тем паче. Так что я отвез ее на «мерседесе» на загородную дачу. По дороге она не сказала ни слова, я тоже молчал, оба сидели надувшись и ожидая скандала, который разразится, как только мы переступим порог.
Мы вошли в дом, но никакого скандала не произошло. Наньлань скинула туфли на высоком каблуке и, не переодеваясь, плюхнулась на диван в гостиной. Это было непохоже на нее, потому что каждый раз, когда мы с ней приезжали, она всегда снимала тщательно подобранный в цвет плащ и надевала свободную будничную одежду. Я, конечно, тоже не стал снимать костюм, чтобы не расслабляться и не терять время. Ведь потом опять придется одеваться.
Наньлань сидела на диване, и на лице у нее было написано возмущение:
– Какой ты бессовестный, зачем ты направил на это дело Чжан Хун!
– Чжан Хун? – удивился я. – На какое такое дело? Кто это вообще?
Наньлань вскочила и хотела царапнуть меня. Не знаю почему ее рука застыла в воздухе. Может, заметила у меня на тыльной стороне ладони следы ее ногтей, оставленные в прошлый раз?
– Чжан Хун, – продолжала она, усевшись обратно, – это ведущая танцовщица нашего ансамбля, в последние годы ситуация в труппе не ах, но и вы не должны так тиранить людей.
Только после этих слов я вспомнил, кто такая Чжан Хун. Не та ли это Сяо Чжан, с помощью которой мы с Хэ Жэньцзи готовим «ловушку с красавицей»?
– Это дела компании, и тебе туда соваться не следует. И у нас вообще-то с самого начала существует соглашение.
– Я не могу не соваться, ведь это я познакомила ее с начальником Хэ, – взволнованно заявила Наньлань. – И только договорив, осознала, что посвятила меня в то, чего мне знать не следовало, и продолжать не посмела.