В координатах мифа

и серый дождик подгулявший
всплакнет по мне…

Навстречу птицам, осенью на север…

Навстречу птицам —
осенью на север
я снова следую природе вопреки.
Опять не спится.
Чаем сон рассеяв,
твердят соседи мне, что люди – дураки.

К чему я еду,
снова возвращаясь,
чего не видела? Мой дом уже не тот…
Истлевшим пледом
да остывшим чаем
меня обыденность заплесневело ждет.

Как странно: память
душу мне не греет,
и от грядущего я радости не жду,
но это ранит
осенью острее,
как будто времени печальней нет в году.

И небо низкой
облачностью хмуро
глядит слезливо поезду вослед.
Перрон так близко,
я и вправду дура,
и лишь наивные считают, что поэт.

Клен. Из мужского альбома

Вновь улетело лето, птичьи стаи
готовятся растаять в небесах,
листва желтеет, выжжена местами,
и всех стихов уже не написать…
Сады расшиты бисером черемух:
что было белым, кажется черней.

Немного грустно выходить из дома,
немного пусто в доме и во сне,
немного странно жить в начале века,
в котором предречен конец времен,
немного больно с сердцем человека
тому, кто был Любовью ослеплен,
немного страшно без любви остаться,
грешно немного оставаться с ней,
смешно немного выглядеть паяцем,
немного пошло злиться и краснеть
от горьких слов одной из тех немногих,
в которую немного был влюблен…

Немного поздно вспоминать о Боге,
когда ты сам – давно опавший клен.

Укусила себя за хвост…

Я Уроборос, я голый Феникс, я обгоревший
бескрылый птах, бог-богоборец, vagina-penis,
орел и решка…

В чужих устах я так устал от пустых проклятий в
набитых мною несытых ртах, что на глиста стал
похож я статью, и харкать гноем на тень Христа в
тени креста я устал не меньше, но что поделаешь —
смерти нет, есть только дети мужчин и женщин, да
семь наделов чужих планет, да звон монет – чешуей
по коже, да поминальный протяжный звон… Да,
смерти нет. Но ведь жизни – тоже. Так что же с нами?
Неужто сон?

Я Уроборос, я бесконечен, и хвост – все то, что не
голова, и перьев поросль болит, как печень, и в осень
пошло летят слова… И целовать этот хвост противно,
и укусить его западло, и мне бы в ад давно уползти,
но на небеси возлюбили зло. И сам себя я люблю
и плачу, и снова плачу и хохочу, в своих объятьях
себя же трачу на бред собачий и перья чувств. Они
потеряны всеми, всюду и сожжены на хвосте времен,
а вместе с перьями вера в чудо, с ней иже ны… И
приговорен я грызть сей хвост обгорелый, горький
и помнить вечно, башку обвив, о брызгах звезд на
тарелках гор и о бесконечной большой Любви…

Я Уроборос, я память предков, я амнезия, я тьма и
свет, костер и хворост…
…возврат каретки…

Плевать на зиму мне. Смерти нет.

Подражание Шекспиру 85

Как трудно вознести Тебе хвалу,
влача свою Судьбу, как я влачу.
Как трудно прочитать молитву вслух
и уберечь дыханием свечу,
и, обжигая воском пальцы рук,