Спутанные частицы

– А что там со мной будут делать? – подозрительно поинтересовался Душкин, инстинктивно тормозя пресс-секретаря.

– Вас облучат дезинфектором всего лишь, это займёт минут десять-пятнадцать, только вам придётся раздеться… К сожалению, таковы правила.

– То есть как?.. – не понял Иван Семёнович. – То есть вы имеете в виду… совсем?!

– Нет, нет, не беспокойтесь… Не то, чтобы совсем… Да вам всё там скажут, – Игорь, одной рукой отворил дверь, а другой с некоторым усилием впихнул Душкина в следующий кабинет, который своим убранством напоминал медицинский: вдоль одной из стен стояла кушетка с ширмой, а другая была в стеклянных шкафах с какими-то инструментами на полках. За неказистым канцелярским столом в уголке сидела миловидная девушка в халатике медсестры и поощрительно ему улыбалась. Справа от девушки в метре от пола прямо в стену был вмонтирован массивный люк с большой красной ручкой. Над ним было световое табло с надписью «занято». Табло горело неярким светом.

– Заполните формуляр, пожалуйста, и раздевайтесь, – девушка указала рукой на ширму.

Душкин хотел было возмутиться данным произволом, но выражение лица медсестры было таким невинным, что он мысленно плюнул, черкнул свои анкетные данные в предоставленной ему форме, зашёл за кушетку и начал расстёгивать пуговицы на сорочке.

***

Всё началось с того, что Руководство решило, что коллективу Предприятия надоели бездумные развлечения с эстрадными звёздами. Что коллектив жаждет более интеллектуальных зрелищ. И что именно такие более интеллектуальные зрелища будут способствовать укреплению здоровья и повышению эффективности труда. Поэтому для празднования очередного Дня Предприятия необходимо было пригласить кого-то из мира учёных. Эти экспонаты должны были показать художественно-исторические сценки, а потом развлечь сотрудников научными конкурсами.

Дело в том, что двойников эстрадных звёзд можно было выписать тут же в городе, в любом филиале, а за учёными необходимо было лететь аж на сам Питомник – в филиалах, в связи с мизерным спросом, их копий в наличии не было.

Вот так Иван Семёнович неожиданно оказался на самой что ни на есть периферии.

Сама командировка была рутинной – сопровождать экспонаты из Инкубатора на Предприятие и обратно было довольно просто: несмотря на фотографическое сходство, разум копий оставался на уровне сознания ребёнка. Только в отличие от детей, они не капризничали, не канючили, не пропадали на ровном месте, а полностью подчинялись приказам сопровождающего. Их искусственного интеллекта хватало, конечно, на выполнение каких-то простых заданий, они могли сыграть театральную постановку, спеть песню или побыть экзотическим антуражем на празднике, но и только. Впрочем, большего от них и не требовалось, для этого их и «приглашали». А для Душкина главным было не забыть их вовремя покормить и вернуть без опоздания, за просрочку аренды полагалась пеня.

Сейчас Иван Семёнович стоял почти голый (из одежды на нём были только семейные трусы и носки) на вращающейся платформе в пустом помещении с белыми, обитыми мягким материалом стенами, и прислушивался к утробному гулу моторов, поворачивающим круг. Медсестра велела ему не шевелиться во время процедуры, хотя, как назло, у Душкина отчаянно зачесался нос, но, боясь всё испортить, он не двигался и продолжал страдать, стараясь дышать через рот.

В самом конце процесса дезинфекции Иван Семёнович почувствовал кратковременное головокружение. Будто миллиард тоненьких иголочек на секунду воткнули ему в мозг, мир перед глазами поплыл, подкатила лёгкая тошнота. Но дурнота почти сразу ушла, не оставив никаких неприятных последствий. Вращающийся круг остановился. И селектор голосом медсестры сообщил, что можно одеваться. Душкин облегчённо вздохнул и пошёл к выходу из капсулы.

***

– Вот неплохой экземпляр, – сказал Игорь, указывая на окошечко в двери камеры. Иван Семёнович послушно прислонился лицом к стеклу и посмотрел внутрь.

Этот Альберт Эйнштейн, пожалуй, больше всего подходил и по возрасту, и по экстерьеру к тому изображению, который сотрудники привыкли видеть в учебниках и фильмах. Сейчас великий учёный сидел за столом и увлечённо собирал детскую разноцветную пирамидку из колечек.

С Нильсом Бором определились достаточно быстро. Их было всего два в Инкубаторе. Один совсем юный, поэтому как вариант отпал сразу. Выбрали того, который постарше. А вот с Эйнштейном пришлось помучаться. Они с пресс-секретарём перебрали уже с пяток вариантов, но Иван Семёнович в последний момент всё время находил какой-нибудь внешний дефект.

Душкин внимательно всматривался в очередной экспонат, но в этот раз, кажется, копия была без изъянов.

– Пожалуй, я возьму, – сказал, наконец, Душкин, отлепляясь от стекла. – Не настолько уж это принципиально!

– Прекрасно, просто прекрасно, отличный выбор, – похвалил гостя Игорь. – Можно оформлять?

– Думаю, да, нам ещё надо успеть в порт.

– Я понял, – кивнул пресс-секретарь. – Тогда пройдите в комнату для переговоров, я приведу туда ваших контрагентов, чтобы вы смогли познакомиться.

– Гм… Но, разве… – Иван Семёнович несколько растерялся. – Я думал мне их… гмм… выдадут на проходной, так сказать… В прошлый раз…

– В прошлый раз вы видимо забирали экспонаты в филиалах? Там процедура упрощена, конечно.

– Хорошо, как скажете, – сдался Душкин. – Надеюсь, это не займёт много времени?

– Нет-нет, всего лишь несколько минут на формальности… – масляно улыбаясь, заверил его Игорь.

Через полчаса, когда Иван Семёнович уже весь мысленно изнылся и собирался идти скандалить, в комнату энергично вошёл пресс-секретарь в сопровождении двух пожилых мужчин.

Он жестом указал им на кресла, и когда они устроились напротив Душкина, ещё раз отрекомендовал отобранных экспонатов:

– Нильс Бор и Альберт Эйнштейн!

Душкин посмотрел на копии учёных.

Основоположник атомной физики доверчиво улыбался, будто перед ним находился не Иван Семёнович, а большой кулёк с мороженным. Что же касается автора теории относительности, то он, напротив, хмуро свёл свои кустистые брови, смотрел вниз и бездумно водил пальцем по столешнице.

– Итак, – сказал Игорь, и слегка хлопнул в ладоши. – Позвольте теперь вас оставить, знакомьтесь и… ну… прощайте.

Пока Душкин собирался что-то ответить на эту не совсем понятную реплику пресс-секретаря, Игорь выскользнул из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Тогда Иван Семёнович перевёл взгляд на своих визави и внутренне вздрогнул. Оба экспоната теперь смотрели прямо на него. И в их глазах Душкин прочитал какое-то новое выражение.

Один из них, Нильс Бор, ещё раз улыбнулся, поднялся с кресла, достал из бокового кармана пиджака ключ, прошёл к двери и демонстративно запер замок изнутри. А потом залихватски подмигнул Душкину.

У Ивана Семёновича отвисла челюсть.

***

– Вы совершенно забыли про этическую проблему клонирования, – сказал Альберт Эйнштейн, закидывая ногу на ногу и сцепляя руки в замок на коленке. – Вы отгородились от неё моральным безразличием и ограничивающим законом, который гласит о невозможности обладания экспонатами в собственности. Полагаете, если нас разрешено брать только в краткосрочную аренду, это сильно повышает нашу самооценку?

Иван Семёнович не знал, что ответить. Он растерянно переводил взгляд с одного учёного на другого и только беспомощно открывал и закрывал рот.

– Вы привыкли, что с нами нет никаких проблем, – поддержал «коллегу» Нильс Бор. Теперь он уже не улыбался. – Привыкли, что мы вроде домашних питомцев на прогулке. Забавные, но безобидные. С зачатками интеллекта и безусловными инстинктами. Вам даже в голову не приходит, что каждый экспонат способен глубоко переживать, что каждый экспонат – отдельная личность со своей душевной организацией. Неужели, если индивидуум наделён лишь простыми реакциями, он перестаёт быть индивидуумом?

– Нет, я… – наконец сипло выдавил Иван Семёнович.

– То, что вы делаете с нами на потеху публике, – подхватил Эйнштейн. – Сродни эмоциональному преступлению. Чем вы, по сути, отличаетесь от торговцев живым материалом? С той только разницей, что вы не продаёте, а сдаёте его в аренду.

– Вам… Эммм… Надо к руководству, – промямлил Душкин. – Боюсь, что я…

– Теория вероятности в данном случае сыграла с вами злую шутку, предательски интерпретировавшись в теорию невероятности, – продолжил Альберт. – Вы стали настолько самоуверенны, что находили данную ситуацию неизменной и рассчитывали, что Питомник будет снабжать вас биоматериалом до скончания времён. Вам и в голову не могло прийти, что генно-инженерные технологии – палка о двух концах. И это произошло, пускай во многом случайно, но в Инкубаторе неожиданно синтезировались клоны с разумом, сопоставимым с человеческим. Это было нашим первым, робким шажком к новой формации. К нашей относительной независимости. Благодаря общей атмосфере секретности нам удалось скрыть этот факт. А после, через много лет подпольного существования и экспериментов, но уже наших, не ваших – мы добились серьёзных успехов. Со временем нам удалось разработать новую биоцепочку и, благодаря наличию исходного генетического материала, включающего в себя реплицированное ДНК великих учёных, у нас наконец-то появились первые проблески прогресса. Вы можете представить, что могут сделать три экспоната Альберта Эйнштейна, но не с интеллектом кошки, а с возможностями близкими к способностям оригинала? И вы хотя бы понимаете, сколько великих учёных, способных на гениальные открытия, у нас теперь? От Ньютона до Теслы! И не только физиков.

Иван Семёнович попытался что-то сказать, но его горло воспроизвело только булькающий звук. Спасите, подумал он, помогите.

– В данный момент мы полностью контролируем Питомник, – сказал Нильс Бор. – Все, кого вы здесь встретили – по вашей терминологии – экспонаты. Мы научились обходить детекторы, которые идентифицируют клонов. Эти приборы, как и всё ваше мышление, давно устарели. Мы внедрили своих людей на многие предприятия других планет. Наши люди уже есть в правительстве! Но пока мы не афишируем нашу программу. Мы не сторонники насильственных действий. Мы хотим лишь одного – чтобы нас не трогали в своём мире. Думаю, что это справедливо.

Душкин гулко сглотнул липкую слюну.

– Рассказать вам, что переживали первые неудачные копии, когда вы только создали этот свой Питомник? – спросил Эйнштейн. – Сколько физических мук переносили они в период взращивания из-за своих уродств? Что переживал их, пусть несовершенный, но разум, когда они осознавали, что скоро пойдут на вторичную переработку? Но вам это тогда не было интересно. Вы развлекались, глядя как безмозглые экспонаты с обликом эстрадных див поют вам под фонограмму на ваших сборищах. А после сдавали их обратно, как отработанный материал, нисколько не мучаясь угрызениями совести.

Иван Семёнович страдальчески прижал руки к груди и пробормотал:

– Но я же не мог знать… Даже предположить не мог…