Призраки Сталинграда

Дорогой сталинской к победам он шёл отважно с юных лет. Родному Сталину он предан, его доверием согрет

Такой головокружительной карьеры, как у Жукова, русская история, пожалуй, не знает. И дело вовсе не в том, что простой подмастерье смог выбиться в высшее политическое руководство страны, а в том, что дважды сброшенный «со скалы», Георгий Константинович каждый раз умудрялся восстать из пепла и вернуться обратно в элиту.

Первый раз Жукову прилетело в 1946 году – за «бонапартизм» и «противопоставление себя партии». По меркам 1937 года представленных обвинений хватило бы на два расстрела, но времена были нынче совсем другие.

И дело даже не в том, что Жукова знал весь мир, любили и уважали в Красной Армии, а в том, что маршал был очень нужен Сталину.

Если бы с Жуковым действительно хотели расправиться, то поступили бы проще и жестче. Вряд ли бы в этом случае стали городить огород с Военным Советом, где разрешили дискуссию генералов по оценке «бонапартизма» Георгия Константиновича. Скорее всего, позиция советских маршалов по отношению к этому вопросу была просчитана Сталиным заранее. Так что, Жукова все таки хотели нейтрализовать, а не убить.

Если бы хотели уничтожить, то с ним поступили бы также, как с Соломоном Михоэлсом – председателем Еврейского Антифашистского Комитета. Михоэлса, в 1948 году, как слишком заметную фигуру, ликвидировали в рамках спецоперации МГБ, обыграв это, как автокатастрофу. С другой стороны, можно вспомнить печальную судьбу генерала Гордова, заместителя командующего Сталинградским Фронтом в августе-сентябре 1942 года. В 1947 году Гордова арестовали, вменив ему, по сути то, же самое, что и Жукову. И расстреляли без всяких сантиментов.

Однако Сталин готовился к очередной войне и раскидываться маршалами не собирался – слишком уж хорошо помнил 1941 год. Он лишь хотел припугнуть высший генералитет – поставить на место военную элиту, которая за время сражений Второй Мировой чересчур «расправила крылья».

В итоге, была принята осуждающая резолюция, но без фатальных последствий для обвиняемого. В нашем же контексте показателен тот факт, что в итоговом документе[12 - Приказ министра Вооруженных Сил СССР И. В. Сталина об освобождении Г. К. Жукова от должности главнокомандующего Сухопутными войсками. 9 июня 1946 г. // Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского (1957 г.) Пленума ЦК КПСС и другие документы. С. 16—17.] о «бонапартизме» Жукова упоминается Сталинград!

Было установлено далее, что к плану ликвидации сталинградской группы немецких войск и проведению этого плана, которые приписывает себе маршал Жуков, он не имел отношения: как известно, план ликвидации немецких войск был выработан и сама ликвидация была начата зимой 1942 г., когда маршал Жуков находился на другом фронте, вдали от Сталинграда.

По сути, именно этот фрагмент из официального текста приказа проговаривает Сталин в художественном фильме «Сталинградская Битва», когда объясняет отсутствие Жукова на совещании по разработке плана Уран.

Удивительно, но даже художники, которые писали картины на военную тематику, были в курсе, что Жуков никакого отношения к Урану не имеет! Рассмотрим классический рисунок «Заседание Ставки ВГК», за который художник получил сталинскую премию.

Мы видим перед собой совещание по разработке плана Уран, где есть Рокоссовский, есть «гражданские» Щербаков и Молотов, но нет Жукова! То есть художнику дали четкую установку, что Георгию Константиновичу здесь не место. Примечательно также, что на рисунке изображен Рокоссовский, который к разработке Урана имел весьма косвенное отношение, в отличие от того же Еременко. Соответственно, была команда исключить и Еременко.

Впоследствии на основе этого рисунка была написана картина, где художник «внезапно» вспомнил, что в 1942 году была форма другого образца. Рокоссовский исчез с картины так же неожиданно, как и появился, вот только Жукова, как не было, так и нет.

Разработка плана Уран (версия №1)

Разработка плана Уран (версия №2)

В итоге, Георгий Константинович все понял, покаялся и поехал в ссылку – командовать Одесским военным округом. Однако Одесса оказалась лишь разминкой – в 1948 году опальный маршал пошел уже по «трофейному делу».

На этот раз Жукову вменили мародерство и формально ничего не мешало возбудить уголовное дело – доказательств было выше крыши. Например, по тому же делу, генералу Крюкову дали 25 лет, а его жене, известной певице Лидии Руслановой – десять.

В ожидании неминуемого ареста Жуков свалился с инфарктом. Видимо, это стало неким звоночком для Сталина, который решил, что пока достаточно. Действительно, певиц у нас в стране много, а маршал Победы один.

Его отправляют в очередную ссылку, теперь уже в Свердловск, подальше от государственной границы. Вместе с тем, репрессии против военной элиты нарастали и вполне возможно началась бы третья волна арестов, но тут, на счастье многих генералов, разгорается конфликт в Корее. Это событие становится переломным моментом в судьбе Жукова.

Корейский конфликт мог в любой момент перерасти в Третью Мировую войну, причем с применением ядерного оружия. Пожар разрастался и в этой ситуации советский генералитет вновь ощутил себя «на коне».

В начале 1950 года Жукова выбирают в Верховный Совет СССР (хотя изначально он в предвыборных списках не значился), потом в ЦК КПСС, возобновились официальные визиты за границу. Опала так же внезапно закончилась, как и началась.

21 сентября 1953 г. Совмин СССР отменил решение Высшего военного совета от 1 июня 1946 г. и постановление Совмина СССР от 3 июня 1946 г., «поскольку материалы, на основе которых были приняты указанные постановления, были преступно сфальсифицированы бывшим министром государственной безопасности Абакумовым».

Ожидаемо, карьера маршала пошла по нарастающей. Сначала он получил должность зам. министра обороны СССР, где даже успел послужить вместе с Леонидом Ильичом Брежневым[13 - Л. И. Брежнев с мая 1953 г. по февраль 1954 г. служил заместителем начальника Политического Управления МО СССР], а вскоре стал полновластным министром. В 1957 году Жуков становится членом Президиума ЦК КПСС – это высшая ступень в советской властной иерархии.

Столь высокая должность стала наградой за разгром «антипартийной группы» Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова. Однако очень скоро выяснилось, что это была пиррова победа, ибо Жукова испугалась не только «банда Маленкова», но и команда Хрущева.

От триумфа до падения – один шаг

Всего через три месяца после совместной победы, в октябре 1957 года, Никита Сергеич собирает очередной Пленум, где объявляют «антипартийным» уже самого Жукова.

На трибуну выходили прославленные маршалы и все, как один, клеймили Жукова. Никто за него не заступился, причем некоторые открестились не только устно, но и письменно. Конев, например, написал письмо следующего содержания:

Товарищ Микоян в своем выступлении назвал меня другом Жукова. Это не соответствует действительности. Наши отношения с т. Жуковым были только служебно-деловыми, не больше. Насчет дружбы вам известно, Никита Сергеевич[14 - Записка Конева Хрущеву 29.10.1957 // РГАНИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 261. Лл. 40, 42, 157—175]

Рокоссовский с трибуны в деталях рассказывал, как Жуков орал на него матом и угрожал расстрелом, причем надо отметить, что звучало это очень правдоподобно. Однако привычные на войне мат и расстрелы – это вовсе не те обвинения, которых ждали от Константина Константиновича. Правда другие маршалы не подкачали.

Маршал Чуйков первым прошелся по особо больному месту – переписыванию истории. Его реплики явно указывают на несправедливость послевоенного «распределения» полководческих заслуг в пользу старой гвардии:

Вы хотели, товарищ Жуков, увековечить свой культ. Вы поручили написать историю Великой Отечественной войны Курасову. А кто такой Курасов, генерал, командир? Может ли он написать справедливую историю Отечественной войны? Несомненно, он возвеличит Жукова до предела, в 10 раз, но народ, партия будут вычеркнуты.

Читаешь стенограмму и волосы встают дыбом. Представьте себе, Пленум ЦК КПСС, в зале сидит триста человек, высших руководителей ядерной державы. Формальная повестка дня – вопросы текущей партийной работы в Советской Армии, но Хрущев, почему-то начинает вспоминать Сталинградскую Битву!

Никита Сергеевич на повышенных тонах начинает указывать Жукову на то, что его не было в Сталинграде, то есть заявляет буквально следующее:

Вот сейчас Василевский говорит, что они с Жуковым разработали эту операцию. А помнишь, тов. Жуков, ты один раз приезжал в Сталинград. Мы с командиром полка тебя видели и больше ты не появлялся в Сталинграде. Василевский приезжал один раз, приезжал с Маленковым один раз. Не один я говорю об этом…

И такой вот фантастический монолог на несколько страниц. Причем с репликами из зала не в пользу «обвиняемых». Поэтому, когда Хрущев объявил Жукову про его отсутствие в Сталинграде, то защищать его, кроме Василевского, было некому. Громче всех кричали, конечно, Желтов и Еременко.

Однако маршал Василевский молчал, так как тоже попал под раздачу, как «подельник» и родственник Жукова. Причем Василевскому в чем-то пришлось даже хуже, так как его обвиняли вообще без всяких фактов, на одних эмоциях.

А самое интересное, что Никита Сергеич предъявил Жукову те же самые обвинения,что и Сталин в 1946 году. Бонапартизм, противопоставление армии и партии, присвоение себе незаслуженных военных заслуг, уход от контроля ЦК партии. Всё один в один.

Маршал Еременко, осознав, что пришел его звездный час, распял своего опального коллегу «на все деньги», сполна расплатившись за все 15 лет унижений и обид. И пусть вас не удивляет перебор с эмоциями на таком, казалось бы, официальном мероприятии – Еременко в реальной жизни общался именно в таком режиме (достаточно вспомнить его знаменитую фразу про «подлеца Гудериана», с которой он вошел в историю).

Одним из ключевых моментов обвинения был, конечно, Сталинград. Еременко искренне считал себя автором плана Уран и главным спасителем, отстоявшим город в критический момент.

Получив зеленый свет, бывший командующий Сталинградским Фронтом, в лучших традициях 1937 года, припомнил своему оппоненту, что было и чего не было:

Жуков Г. К., ставший заместителем Главкома, играл отрицательную роль в отношениях Сталина ко мне. Жуков относился ко мне очень плохо, просто не по-человечески, мне доставалось больше всех, он не мог мне простить, что я нет-нет да скажу о его недостатках в ЦК или Верховному Главнокомандующему…

Товарищи, в Сталинградской битве наша партия отстояла великие завоевания Октября. Сталинград – это лучшее творение нашей партии, а Жуков и Василевский присвоили себе эту победу.

Отвечая корреспонденту или представителю американских кругов Жуков заявил, что под Сталинградом руководил «я», а когда «я» убыл – Василевский. Это заявление печаталось в наших газетах.

Однако кроме вполне рациональных претензий типа «принижения роли партии» и создания секретных диверсионных школ опальному маршалу предъявили, до кучи, и совершенно бредовые обвинения.

Например, саботаж строительства Дома Офицеров в Сталинграде!

Жуков, который ворочает миллиардными бюджетами, пожалел «три копейки» на Дом Офицеров? Ну это смешно. А вот если дело не в деньгах, а в идеологической диверсии – то уже не так смешно. На этом и сыграл Еременко, который недвусмысленно заявил, что Жуков тормозит строительство по личным мотивам:

Дома офицеров есть в Севастополе, есть в других городах, а в Сталинграде нет, хотя там колоссальный гарнизон. Я подряд 4 года ставлю этот вопрос и все вычеркивают. Не строят потому, что это Сталинград. И это не случайное явление. Сталинград – город-герой – принижается и поныне. По замыслу в Доме офицеров имелось в виду организовать комнаты славы Сталинградской битвы, чтобы в них показать лучших военачальников, проявивших себя под Сталинградом. Это по-видимому, не устраивало Жукова и поэтому денег на Дом офицеров не отпускали.

Вслед за Домом Офицеров прилетело и обвинение в затягивании решения по строительству мемориала. Формально, процесс действительно застопорился при Жукове, который был министром обороны СССР. Однако именно Георгий Константинович, еще летом 1955 года, официально поставил вопрос о создании на Мамаевом Кургане памятника-монумента, причем по проекту Вучетича[15 - Письмо Жукова в ЦК КПСС // РГАНИ. Ф. 4. Оп. 16. Д. 39. Л. 114—117]!

В свою очередь, Еременко направил в Президиум ЦК КПСС записку с просьбой разрешить создать на Мамаевом Кургане панораму Сталинградской битвы только в декабре 1955 г.

В реальности же, тормознул строительство мемориала не кто иной, как Никита Сергеич Хрущев, который в конце 1955 года объявил войну «архитектурным излишествам. То есть крупномасштабный проект мемориала зарубил, по сути, именно Хрущев, а всех собак повесили на Жукова.