Мы будем вечными как горы

Из этого состояния меня вывел короткий стук в борт лодки, после которого она остановилась. Я подумал, что напоролся на корягу, но оказалось, что это была нога в шлепанце: на меня смотрел бородатый человек в зеленой панаме и улыбался.

– Дальше – крутые пороги, – сказал он.

Я сел, разминая затекшие руки и шею. В глазах поплыли синие круги от резкого подъема. Через некоторое время я сообразил, что лодка находится на мелководье: бородач стоял посреди речки, вода едва доходила ему до колен.

– Спасибо, что предупредили, – потянулся я за веслами.

– На такой лодке вы пороги не пройдете, – покачалась потертая панама. – Лучше оставить её тут.

Я прислушался к шуму воды, на который до этого как-то не обращал внимания. Похоже, впереди и впрямь рокотали пороги.

– Наверное, так и сделаю, – кивнул я.

– Идемте со мной, – протянул руку бородач. – У меня неподалеку палатка.

Мы вытащили плоскодонку на берег и углубились в лес.

Палатка там и впрямь была. Вместе с ухой, гитарой и свежим табаком. Бородача звали Геной, он оказался путешественником из Иркутска.

– Бывал в тех краях, – припомнил я. – Красиво там у вас.

– И не говори, – улыбнулся бородач. – Но и в других местах неплохо. Хожу вот и любуюсь.

Мне вдруг захотелось тоже ходить и любоваться, и я спросил:

– С собой возьмешь?

– Не вопрос, – подмигнул Гена.

И мы начали ходить. Исходили весь Апеннинский полуостров, завернули в Египет, побродили по Иранскому нагорью, спустились по Инду и поднялись по Гангу, заблудились в лесах Мьянмы, половили рыбу у побережья Вьетнама и почистили пятки об асфальт Шанхая.

В один из вечеров, пережидая непогоду в небольшой деревушке где-то на границе провинции Сычуань, я пролистывал новостную ленту за последние полгода и наткнулся на сообщение о запуске первого межзвездного корабля с экипажем.

– Зря они это сделали, – покачал головой Гена.

– Почему зря? – не понял я. – Звезда перспективная, целых две планеты с водой и следами растительности.

– Лететь четыреста с лишнем лет.

– Так ведь экипаж весь – бессмертные. Долетят, – уверенно заявил я.

– Четыреста лет – долгий срок, – задумчиво протянул Гена. – Ещё никто столько не жил. Какой сейчас год на дворе?

– Две тыщи сто шестьдесят восьмой, – отрапортовал я.

– Вот. Самому старому человеку должно быть… должно быть… – прикинул он, – не более двухсот лет.

– Что с того?

– А то, что кто его знает, чего в голове щелкнет через четыреста лет. И ты учти, что не на родной Земле все это время проведешь, а в железной коробке посреди космоса.

– Не понимаешь ты романтики космических полетов, Гена, – укорил его я.

– Я за космос, – возразил бородатый путешественник. – Но потом. Лет через пятьсот.

– А я хочу сейчас, – привел я железобетонный довод.

– Невтерпеж? – усмехнулся Гена.

– Хочу застать. Вдруг на меня завтра тигр нападет или со скалы шлепнусь? Как я буду помирать, зная, что никто из землян так и не начал покорять звезды?

– Завтра с утра будем покорять местные горные вершины, – успокоил меня бородач. – Это, конечно, не звезды, но тоже в той стороне.

Гену все время тянуло в горы. Но у меня на высоте начиналась горная болезнь, поэтому вершины мы покоряли маленькие. Думаю, иногда мой друг жалел, что приходится тащить меня с собой. Но никогда не ворчал по этому поводу.

Наутро, пробравшись сквозь мокрые ветви деревьев, мы оказались у подножия высокой гранитной скалы. Я присел у ствола молодой пихты и смотрел, как Гена разбирает альпинистское снаряжение. И понимал, что на эту скалу я не поднимусь. Накопилась усталость. Путешествие было интересным, но трудным и слишком долгим. Мне хотелось отдохнуть.

Гена посмотрел на меня и все понял.

– Не переживай, Саша, – подмигнул он. – Когда-нибудь поднимешься.

– Когда? – без особой надежды вопросил я.

– Времени полно. Эти горы никуда не уйдут. Они будут ждать тебя столько, сколько потребуется.

– Но я могу не успеть, – с сожалением посмотрел я на скрывающуюся в низких облаках вершину. – Что, если я погибну в каком-нибудь несчастном случае?

– Ерунда, – весело хохотнул мой друг. – Могу тебе обещать: мы будем вечными, прямо как эти горы.

– Надеюсь, – проворчал я…

– После этого путешествия вы вернулись домой?

– Да. В одну из квартир, в Москве.

– Отдыхали там?

– Занимался исследованиями. Мы пытались сделать бессмертными некоторые виды животных.

– И как, успешно?

– Нет.

– А что за животные были?

– Шимпанзе и собаки.

– Вы поддерживали контакты с друзьями?

– В те годы – нет. Стаса я не разыскивал, а последняя весточка от Гены пришла откуда-то из Северной Индии.

– Как Геннадий оказался в Найроби?

– Я не помню всех деталей. Кажется, он уже был там, когда наша рота вошла в город. Возможно, путешествовал, как всегда.

– А вас-то как угораздило в армию попасть?

– Записался добровольцем.

…Автоматика сканировала моё лицо и открыла передо мной дверь пентхауса. Я снял куртку, прошел в кухонный угол, заказал ужин, выпил стакан газировки, принял душ, поднялся по лестнице на второй этаж, под прозрачный купол потолка, завалился на белый диван и прикрыл глаза. Перед внутренним взором тут же всплыли процентные показатели гормонов шимпанзе. Я раздраженно мотнул головой, убирая эти данные в «корзину».

– Ужин готов, – женский голос хорошо сочетался с миловидным личиком домашнего робота.

Все-таки японцы были непревзойденными мастерами своего дела: я бы не смог отличить мимику андроида от человеческой. Не зря компания «Нихон Роботикс» лидировала в этом сегменте.

– Спасибо, Акико, – я потянулся к дымящемуся подносу на журнальном столике. – Пока что всё.

– Приятного аппетита, – андроид поклонилась и спустилась вниз.

Пока я поглощал лазанью, пришло сообщение от моего заместителя. Он просил годовой отпуск, хотел пойти служить. Ему предложили место главы военного госпиталя в Рио.

Я откинулся на белые подушки с куском лазаньи на вилке в одной руке и бокалом вина в другой. Почему бы и нет, подумал я. Опыты с приматами зашли в тупик, мы топчемся на месте уже несколько месяцев. Заняться в свободное время особо нечем. Пропаганда, которая звучала из каждого утюга вот уже несколько лет, на меня не действовала, я был слишком умен для этого и отличался широкими взглядами. Но на лицо были голые факты: эти смертные сами напросились. Мы и так терпели их поведение слишком долго.

Я допил вино и нашел в сети форму заявления на вступление в ряды победоносной армии Евразийского Союза. И поддев вилкой следующий кусок, начал вводить свои данные…

– Вы были знакомы с Мбагой?

– Я некоторое время провел в резервации в южной части Сомали. Мбага был местным лидером и иногда беседовал со мной.

– Как вы думаете, зачем он это делал?

– Он был военным. Вероятно, искал слабые стороны противника. Или хотел понять, как работает голова у бессмертных, чтобы в случае чего просчитывать наши ходы.

– Почему он вас не убил?

– При всей его ненависти к бессмертным, он понимал, что я ему нужен.

– Кроме вас кто-нибудь из бессмертных посещал эту резервацию?

– Иногда приезжали конвои с гуманитарной помощью, но на постоянной основе жил только я.

– Вы надеялись в одиночку что-то там изменить?

– У меня был план.

…Очередь к палатке медпункта тянулась на несколько сотен метров. Я старался принимать всех пациентов по порядку, но периодически посылал своих помощников, Джеро и Олуфеми, пройтись вдоль длинного ряда, чтобы выдернуть из него людей, которым помощь нужна была срочно. Их проход обычно сопровождался волной стонов, жалоб и громогласной ругани на местном наречии. Иногда они приводили больных, которые вполне могли бы дождаться приема в общей очереди. Явно за взятку. Я скрипел зубами, но занимался этими пациентами. Джеро и Олуфеми были единственными во всем лагере, у кого было хоть какое-то медицинское образование, и мне приходилось полагаться на них во многом.

Когда я ставил диагноз очередному бедняге, снаружи вспыхнула перепалка, переросшая в крики и звуки выстрелов. Военные пожаловали, понял я.

Входная пола откинулась, и на земляной пол ступила нога в черном ботинке.

– Где этот лурц?! – вопросил человек в погонах с желтой бахромой.

– Где-то здесь, – негромко откликнулся я, продолжая осмотр горла больного. – Скажите: «А-а-а».

– Ты, – обратился к моему пациенту вошедший, – пошел отсюда.

Больного как ветром сдуло. Вслед за командиром в палатку внесли на носилках раненого. Судя по пропитанной бурым форме, тот потерял много крови.

– Кладите сюда, – указал я на операционный стол.

– Ты, – ткнул в меня длинным пальцем командир, – давай, лечи его! Быстро! Головой отвечаешь! Он умрет – дыры в тебе сделаю! – в качестве наглядной иллюстрации командир несколько раз выстрелил из пистолета в брезентовый потолок. – Чего тебе, инструменты? На вот! – со стуком презентовал он мне мой же лоток со скальпелями.

– Джеро, – позвал я одного из забившихся от страха в угол помощников. – Мне нужен ассистент.

Джеро молча замотал головой, но я мягко надавил:

– Быстрее.

Что-то в моем голосе заставило его подойти и нацепить на свое перепуганное лицо медицинскую маску.

– Олуфеми, – продолжил я спокойным тоном, – анестетик и плазму крови.

Я пододвинул поближе верхний сканер, нашел застрявшие в брюшной полости пули. Дело оставалось за малым.

Через час, зашивая разрезы и уговаривая командира сотоварищи покинуть палатку, я отправил помощников по домам. Если раненый не выкарабкается, меня грозный воин в эполетах тронуть не посмеет, ведь тогда ему придется объясняться с Мбагой, но на моих помощниках он вполне может отыграться. Мне помог муэдзин. Из громкоговорителей, закрепленных на столбах по всему лагерю, донесся призыв к молитве, и военные ушли.

Я достал сигарету и вышел из палатки. Очередь расстилала коврики и готовилась к поклонам. Тем, кто сам не мог повернуться к Мекке и согнуться, помогали соседи. Следующие полчаса можно было курить.

Раздавив окурок на выжженной солнцем земле, я вернулся в медпункт. Надо было отфильтровать нанороботов из урины пациентов и приготовить несколько новых пилюль.

Поздно вечером очередь сама пропустила вперед срочного пациента: какого-то старика укусила змея. Вместе с ним в палатку набилась толпа его родственников. Выгнать их не удалось, они галдели, теребили меня вопросами, брали в руки и рассматривали хирургические инструменты и ампулы с лекарствами. Шестеро детей носились по медпункту, беспокоя больных в стационаре. Я уже жалел, что отпустил Джеро и Олуфеми, они обычно следили, чтобы в палатке соблюдались хоть какие-то правила.

Антидот я не нашел и решил задействовать нанороботов. Гормон «амрита» стимулировал иммунную систему. Использовать метод Лурца в качестве противоядия я ещё не пробовал, но других вариантов не было.

Скормив пилюлю старику, я проверил раненого солдата. Тот пришел в себя.

– Где эти харти? – прохрипел он, схватив меня за рукав.

Харти были кланом, с которым воевали боевики Мбаги. В резервации постоянно шла дележка территории между вооруженными отрядами. Я дал солдату болеутоляющее, и он заснул.

Где-то за полночь суета наконец улеглась. Я выгнал детей из отделения стационара – смежной палатки, родственники ужаленного змеей деда решили заночевать прямо тут, на земляном полу, люди в очереди снаружи легли спать там же, где и стояли. Я заварил себе кофе, взял потрепанную книжку и пристроился на раскладном стуле возле старика, чтобы поглядывать на его состояние.

– Что читаете? – неожиданно спросил дед на хорошем английском.

– Стихи, – показал я обложку. – Сборник «Тысячелетняя ива».

– Я в студенческие годы тоже писал, – признался седобородый старик. – Но как на работу устроился – перестал. Времени на это уже не было.

– Как вы себя чувствуете? – спросил я.

Старик взглянул на свою опухшую ногу и задумчиво протянул:

– Лучше, чем должен бы.

– Как же это вас угораздило, со змеей? – поинтересовался я.

– Да как… корзины плел, полез в стог за стеблями, а там она и сидела. Старый дурак, нет чтобы сперва палкой пошурудить, – вздохнул он. – Сыновья с невестками сразу на носилки меня – и сюда. Всех на уши поднял, старый пень.

– Отдохните здесь денёк, – сказал я. – Послезавтра сможете пойти домой.

– А вы тут как, доктор? – спросил седобородый. – Справляетесь с нами?

– Потихоньку, – кивнул я.

– Лекарства-то откуда берете?

– Иногда от гуманитарной помощи ООН что-то доходит, иногда «Врачи за мир» что-то присылают.

– Когда врачи – за мир, это хорошо, – устроился поудобней на подушке старик. – Может, у мира есть шанс.

– Они не только лекарствами помогают, – кивнул я. – В конгрессах разных стран законы продвигают. Хотят, чтобы им разрешили делать вас бессмертными в обмен на добровольную стерилизацию.

– Кто же пойдет на такое? – рассмеялся дед. – Отказаться от детей и внуков? Вы посмотрите на них, – указал он на спящих без задних ног малышей. Чумазые бестии набегались за день. – Кто в здравом уме скажет: «Я важнее, чем все мои потомки»?

Я молча пожал плечами.

– Доктор, – немного помолчав, произнес старик, – скажите, почему я чувствую этот запах у себя во рту?

Я поймал его проницательный взгляд и ответил:

– У меня не было антидота.

Седобородый дед понимающе кивнул. Я открыл книгу и начал перечитывать Бунина.

Прошла неделя, и к медпункту подкатили три джипа. Из первого вылез Мбага, из остальных солдаты выволокли каких-то людей. Вождь – великан ростом два двадцать, в военной форме, красном берете, черных начищенных ботинках, с золотыми эмблемами своего клана на лацканах – зашел в медпункт и лично вывел меня наружу.

– Сегодня мы видимся последний раз, лурц, – сообщил он глубоким голосом. – Надеюсь, ты оценил мое гостеприимство. Но прежде, чем тебя доставят к выходу из этой тюрьмы, я хочу, чтобы ты кое-что увидел. И рассказал потом другим лурцам.

Мбага сделал знак солдатам, те выстроили привезенных людей в один ряд и заставили их встать на колени. Вождь приобнял меня за плечи, указал на коленопреклоненных и сообщил:

– Это твои пациенты, лурц.

Я присмотрелся. Это действительно были мои пациенты. Среди них был седобородый дед с припухлой лодыжкой, молодые женщины и дети, которых я вылечил от дизентерии, мужчины средних лет, избавившиеся от гангрены, экземы и других болезней. Всего – семнадцать человек.

– Не делайте этого, Мбага, – севшим голосом проговорил я. – Они не виноваты.

– Конечно, они не виноваты, – согласился вождь. – Это ты виноват, лурц. Это ты сделал их лурцами. Это ты осквернил их чистые тела вонючей «амритой». Посмотри на них, – направил он мою голову своей огромной рукой.

Я смотрел. Я не мог вынести их взгляды, но все равно смотрел в глаза людям, которые доверились мне.

– Не делайте этого, Мбага, – шептали мои губы.

– Это всё мои соплеменники, – продолжал вождь. – Я очень сильно люблю своих соплеменников. Я добываю им еду, бензин, одежду, сражаюсь за них с другими кланами, – загибал он длинные пальцы.

Солдаты достали пистолеты и приставили к головам моих бывших пациентов. Большинство из них закрыли глаза и стали молиться.

– Не делайте этого, Мбага.

– И вот теперь ты должен понять, – поднял руку вождь, – как сильно мы вас ненавидим, – опустилась рука…

– Вы больше не встречались с ним?

– Нет. Я уехал из Сомали и услышал о нем много лет спустя, когда началось восстание две тысячи двести восемьдесят третьего года. Он объединил разрозненные кланы, перехватил управление над боевыми роботами Евразийского Союза и нанес нашим силам огромный урон. Смертные в других резервациях, вдохновленные его примером, также обострили борьбу за освобождение. В конечном итоге всё это вылилось в признание независимости Африки и Южной Америки, которые образовали конфедерацию. Президентом которой стал Мбага.

– Знаете, я через вас словно прикасаюсь к ожившей истории. Вы виделись с Мбагой! Так, успокоимся и вернемся к нашим баранам. Почему, как вы думаете, армия развитых стран потерпела поражение?

– Сложно сказать. Я не военный.

– Конечно, я не имею в виду конкретные боестолкновения. Но, возможно, вы обратили внимание на общую ситуацию?

– Общую… Хм… В те годы меня довольно часто просили побеседовать с некоторыми политическими деятелями.

– Зачем? И кто просил?

– Компания «Бессмертный Север», одно из подразделений «Майер Холдинг». Надо было оценить психическое состояние этих людей.

– Так мы с вами в каком-то роде коллеги?

– Не скажу, что из меня вышел профессиональный психолог, но свои заключения я сделал.

…Высокий особняк окружал ров с водой. С трехметрового забора, обшитого броневыми листами, на меня взирали боевые роботы.

– Прошу, мистер Смолин, – андроид-дворецкий сделал приглашающий жест, дозволяя войти во двор.

По аллее со статуями мы добрались до массивных, украшенных резьбой дверей. Над входом в дом висел герб: три синих льва на желтом фоне, увенчанные короной. По бокам стояли андроиды-охранники в виде средневековых рыцарей.

Меня проводили в гостиную, уставленную китайскими вазами и итальянской мебелью девятнадцатого века. На стенах висели портреты членов королевской династии. Потолок был расписан под Сикстинскую капеллу, центральный сюжет изображал сотворение Адама, только в роли Бога выступал нынешний хозяин особняка. Через полчаса появился и он сам: подтянутый, в деловом костюме, с зачесанными назад темными волосами и пышными усами под прямым носом. Фредерик Одиннадцатый, король Дании. Один из негласных правителей Европейской Федерации, отколовшейся не так давно от Евразийского Союза.

– Ваше величество, – поклонился я.

– Начнем, – небрежно указал он на стулья из красного дерева.

Я устроился на жестком сиденье напротив королевской особы и без лишних предисловий спросил:

– Бессонница?

Фредерик окинул меня тяжелым взглядом из-под густых бровей, погладил свои усы и медленно кивнул:

– Да.

– Мысли о самоубийстве? – продолжил я.

Король Дании отвернулся к окну, потарабанил пальцами по столешнице и выдавил:

– Да.

– Когда вы последний раз лично встречались с людьми, не считая моего сегодняшнего визита?

Немного замявшись, Фредерик ответил:

– Месяц назад или около того. Я предпочитаю решать деловые вопросы онлайн, это экономит массу времени.

– Общение с родственниками?

– Тоже онлайн. В большинстве случаев это пустые разговоры, нет нужды ради них выходить из дома.

– Как вы развлекаетесь?

– Развлекаюсь? – надменно глянул на меня король. – У меня нет на это времени, молодой человек.

– Занимаетесь ли вы чем-нибудь кроме работы? – переформулировал я свой вопрос.

– Что ж, – склонил голову на бок Фредерик, – у меня есть хобби, я полагаю.

– Расскажите о нем, – попросил я.

– Я изучаю птиц.

– Изучаете по орнитологическим учебникам? – уточнил я.

– Я могу вам показать, если у вас есть время, – кажется, под королевскими усами промелькнула слабая улыбка.

Разумеется, я согласился.

В сопровождении андроида-дворецкого мы прошли в пристройку на заднем дворе особняка. Фредерик с довольным видом прошагал по надраенному до блеска полу к центру помещения и широким жестом предложил мне полюбоваться окружающим:

– Вот, мистер Смолин, моя коллекция. Видите этого красавца? – указал он направо. – Пурпурная райская птица. Обратите внимание на перья: такого чистого цвета вы больше нигде не увидите, – заверил он. – А это, – он осторожно поднял одну руку и подозвал меня жестом другой руки, – синеголовый ворон. На его выведение у меня ушло целое состояние и более пятнадцати лет, – короля прямо распирало от гордости. – Да вы и сами пройдитесь, не стесняйтесь, мистер Смолин. Смотрите, смотрите, здесь есть, что посмотреть!

Я прошелся и осмотрел помещение со стеклянной крышей. Потом взглянул на дворецкого: интересно, как он относится к тому, что его хозяин ходит по пустой пристройке туда-сюда и гладит воздух?

– Замечательная коллекция, ваше величество, – похвалил я Фредерика. – Как давно вы этим занимаетесь?

– Около двадцати лет. Вы обратили внимание на этот чудесный экземпляр?

Визит завершился на приподнятой ноте. В мою задачу не входило вселять панику в королевскую особу, поэтому я заверил Фредерика, что у него всего лишь легкая депрессия и рекомендовал посетить наш диагностический центр в Берне. Разумеется, когда он сам сочтет нужным…

– Насколько распространены были такие случаи?

– Довольно распространены. Не у всех, конечно, были галлюцинации. Иногда это выражалось в других отклонениях, таких как глубокая депрессия, отказ от моральных ориентиров, социофобия, увлечения, связанные со смертельным риском. В те годы по развитым странам прокатилось несколько волн суицидов.

– Эту ситуацию как-то пытались исправить?

– «Бессмертный Север» собрал закрытый международный консилиум. Было много докладов, споров, теорий, но к чему-то определенному не пришли. У тех, кого обследовали, повреждений в мозге не выявилось. Связь отклонений с «амритой» не была доказана.

– Но при этом отклонения были у всех бессмертных. Разве связь не очевидна?

– Нет, не у всех. Небольшая часть бессмертных в этом плане была полностью здорова. Среди них, к примеру, был Гена – я встречался с ним в те годы довольно часто. Он, конечно, носил старые сандалии вместо нормальной обуви и зачем-то сделал себе тату на руках, но…

– Надписи на санскрите?

– Гм. Да, верно. А вы откуда знаете?

– Догадался. Продолжайте, пожалуйста.

– Да. Так вот. С психикой у него проблем не было. Проблемы у него были с деньгами, но это другая песня.

– А что так? Он был транжирой?

– Он был слишком щедрым. Я имею в виду, щедрость – это, конечно, хорошо, но нельзя же последнее отдавать.

– Понятно. А как вы оценивали состояние Станислава? Вы поддерживали с ним контакты?

– Да, мы виделись несколько раз. Он продолжал служить в армии. Думаю, у него была определенная склонность к жестокости, но она вряд ли была связана с «амритой». Скорее всего, он был таким и до операции.

– Кстати, а вы сами как решились пройти через метод Лурца?

– Это было в две тысячи восемьдесят пятом году, спустя всего несколько лет после начала коммерческих операций. Группа радикалов устроила взрывы в наших лабораториях.

…Бу-ум! Бу-бум!

Меня швырнуло на пол и придавило тяжеленным шкафом. Дико болела правая сторона лица: похоже, в неё впились осколки лабораторных колб. Кажется, в одной из колб была серная кислота. Дым активировал пожарную систему, помещение начало заполняться азотом. Красные огоньки сигнализации отражались в плитках пола. Я судорожно втягивал в свои легкие остатки кислорода, и думал, что на этом карьера Александра Дмитриевича Смолина закончится. Но оказался неправ. Меня откачали.

Очнулся я на чем-то жестком и холодном. Перед глазами маячило размытое лицо Лурца, над его головой шевелился металлический «паук» медицинского робота.

– Герр Смолин, – слова доносились как будто издалека, – у вас обширные повреждения легких и печени. Я планирую срочную операцию, но мне нужно ваше согласие. Вы хотите пройти через мой метод?

Я попытался ответить, но челюсти отказались двигаться, поэтому я просто моргнул.

– Хорошо, – лицо Лурца исчезло из поля зрения. – Начинаем.

Одна из лапок медицинского робота опустила на мой нос дыхательную маску, и я провалился в сон.

Во второй раз я пришел в себя в мягкой кровати. Правая часть лица побаливала, во всем теле ощущалась слабость, но дышалось легко и в голове царила ясность. Я осторожно приподнялся и сел, опустив ноги в мягкие тапочки. Кровать стояла в постоперационной палате класса люкс.

У меня было странное ощущение, и через некоторое время я понял, в чем дело: мое нёбо сочилось жидкостью, которая стекала по дальней стенке горла в пищевод. Я поднес согнутую ладонь ко рту и дыхнул. Характерный тонкий аромат «амриты» пощекотал обонятельные рецепторы. Я вынул из руки катетер, поднялся на ноги и прошаркал к зеркалу в ванной комнате. Лицо в отражении было осунувшимся, с большими темными глазами. Голова была побрита, в районе темени виднелись следы трепанации. На правой щеке, закрепленный пластырем, висел здоровенный компресс.

– С днем рождения, бессмертный, – криво усмехнулся я.

Послеоперационное восстановление прошло очень быстро. Уже через пару дней я снова занялся делами. Шрамы на щеке остались, но ничем не беспокоили. От косметической операции по их удалению я отказался.

Через несколько месяцев, когда мы тестировали новое оборудование, закупленное взамен взорванного, нашу лабораторию посетил член Федерального совета Швейцарии. Он рекомендовал нам не расширять сеть наших клиник. «Ради обеспечения безопасности клиентов и сотрудников», как он пояснил.