Демократия по-русски

Антон Баков: Меня немного удивляет, что мы говорим сейчас о чиновниках как об особой касте. Как о ком-то выдающемся и неординарном. Никто же, скажем, не относится с «придыханием» к тем же ассенизаторам, электрикам или металлургам. А о чиновниках рассуждают абсолютно все, потому что в России граждане убеждены, что все они квалифицированно разбираются в трёх вещах – воспитании детей, футболе и управлении государством.

Один из моих знакомых утверждает, что Россия отстаёт от Европы, потому что в России была диктатура, потом демократия, а в Европе-то наступила бюрократия. В Россию же бюрократия в европейском понимании так и не пришла.

Сегодняшняя ситуация и в Европе далека от идеальной, потому что в среде современных еврочиновников ни награда за благие поступки, ни ответственность за преступления не возлагаются на одного человека, пусть даже тирана, а как будто «размазываются по тарелке» среди специалистов.

За последние десятилетия Европа во многом лишилась лидеров, вождей, – в общем, людей, готовых принимать креативные решения и проводить реформы. Таким образом, происходит вырождение и измельчание класса управленцев. С одной стороны, это хорошо, потому что мы не наблюдаем безумств тиранов, способных поставить мир на грань выживания, но с другой – плохо, потому что не видим и проявлений сознательной целенаправленной деятельности в области управления.

И становится очевидной огромная разница между частным сектором, где обычно доминирует сильная личность, автократ и харизматик, который может поднять десятки и сотни тысяч людей и направить на решение каких-либо задач, – и политикой, где с решением вопросов подобного уровня сталкиваться не приходится.

В связи с этим мне невольно вспоминается Генрих Гейне, у которого есть очень ироничная статья о Новых Афинах в Мюнхене, где до сих пор стоят некие пропилеи с колоннами, напоминающими о кратком царствовании баварцев на греческом престоле. Так вот однажды Гейне не без сарказма сказал, указывая на облезлую собаку: «А это – собака нового Алкивиада. Алкивиада мы ещё не нашли, но собака уже есть».

Автор вспоминает известный античный анекдот о том, что когда-то Алкивиад отрубил хвост своей очень дорогой собаке для того, чтобы Греция заговорила о его чудачествах, а не о других более серьёзных преступлениях.

В Европе всё ещё не хватает Алкивиадов, но в России дела обстоят ещё хуже. Мы не только копируем европейские ошибки – мы ещё и ошибаемся при копировании. Сегодняшние российские управленцы создали систему, которая напоминает современную европейскую модель не больше, чем мюнхенские Афины – Афины античные. В жалких и неэффективных попытках создать «новую российскую Европу» видны вторичность, подражательность и попытка прыгнуть выше головы.

Казалось бы, наши чиновники управляют Россией, как и их европейские «коллеги». Но при этом они прикрываются широкой спиной национального лидера, оставаясь анонимными и этакой «белой молью».

Многие российские мегаполисы управляются людьми, не имеющими прямого отношения к принятию решений. Пусть и не самых глобальных, а касающихся, казалось бы, элементарных основ городского хозяйства. Так, мы можем выглянуть в окно и увидеть наши разбитые дороги, за состояние которых никто не отвечает. Как говорится, «ни одна террористическая организация не берёт на себя ответственность» за разгром.

Мы уже говорили, что Солженицын предлагал вводить демократию на уровне земства, малого поселения, района в большом городе… Но на практике в России взят другой курс – на укрупнение избирательных округов. Это применяется и в отношении областной, и в отношении муниципальной властей. Показательный пример – всё тот же Областной совет народных депутатов, который, будто шагреневая кожа, «сжался» с 250 до 28 членов.

Таким образом, персона, заручившаяся, к примеру, поддержкой нескольких десятков миллионов жителей почти 150-миллионной России (как это произошло во время выборов-2012), получает абсолютную власть и возможность тиражировать своё представление о системе управления страной по всей властной вертикали.

Безусловно, в США мы видим отчасти похожую систему. Хотя выборный принцип в Америке отличен от нашего: к примеру, там есть Коллегия выборщиков. Это говорит о том, что если ты победил в определённом штате, а все выборщики проголосовали за тебя, то голоса всех жителей штата, что бы они о тебе ни думали, будут отданы тебе.

С одной стороны, это не очень корректно – если, к примеру, мы вспомним Альберта Гора, который численно набрал на один миллион голосов больше, чем Джордж Буш-младший, но так и не стал президентом США, которым был избран имеющий гораздо меньшую поддержку населения Буш.

С другой стороны, допустим, в РФ есть такой субъект, как Чечня, численность избирателей в которой никому доподлинно не известна. При этом Чечня постоянно докладывает об огромном приросте населения и необходимости финансирования с использованием всё большей доли федерального бюджета. Но главное – с завидной регулярностью рапортует, что 200% избирателей отдали свои голоса, кому следует, чем и обеспечили его безоговорочную победу.

Если бы в России существовал закон, аналогичный американскому, то Чечня имела бы ограниченное количество выборщиков. И манипуляции с мегаявкой и вбросами бюллетеней не привели бы к тому искажению результатов голосования, к которому они на практике приводят сегодня. Увы, нынче одних только голосов, отданных в Чечне, достаточно, чтобы нейтрализовать голосование в Москве, Питере и других крупных мегаполисах России и лишить страну какой бы то ни было оппозиции, да и вообще – любой палитры мнений.

В чем же заключается, как модно сегодня говорить, «фишка» Северного Кавказа? Многие выступают за его отделение – как бюджетной дыры, где нет общественного развития. Где почти на каждом шагу – нарушения прав человека. Где образ жизни и система ценностей разительно отличаются от общероссийских. Но, с другой стороны, если мы изучим любые выборы, то лишний раз убедимся, что победу федеральным силам приносят именно отдалённые и девственно-чистые российские «медвежьи углы». И, разумеется, нищий и вечно воюющий Кавказ.

Подобное происходило, конечно, не только в России. К примеру, в Европе, когда своих выборщиков имели и жители крупных центров, и обитатели маленьких захолустных местечек, что ставило их в равные условия. Так что, безусловно, демократия неоднозначна. И даёт многочисленные возможности для манипуляции.

Образцовая демократия существовала, наверное, только в старой доброй Англии. К примеру, ты – крупный ленд-лорд, а твоего сына или тебя самого намереваются выбрать депутатом парламента. Подобное решение принималось не в последний момент возле избирательной урны, где российский избиратель обычно в первый и последний раз мучительно всматривается в черно-белые фото потенциальных народных избранников, а совсем иначе – лично и глаза в глаза.

И происходило это на собрании старых знакомых – арендаторов в доме кандидата. Именно там избиратели пропускали вместе с кандидатом по бокалу виски, а может, и по ящику, в зависимости от аппетита и желания. И эти люди прекрасно понимали, что только основательный хозяин и крупный собственник, владелец многих земель, мог претендовать на место в парламенте. На первый взгляд, к демократии это отношения не имело, но зато в этой системе была хотя бы определённая представительность.

Потому что когда нет земли как связующего звена, нет аристократов – ленд-лордов, а есть, к примеру, только ящик алкоголя, то граждане, которые якобы представляют население, не выдвигаются народом и снизу, а назначаются – бюрократией и сверху. И тогда вся система власти формируется не снизу вверх, а сверху вниз.

Так что прав был один из политических долгожителей, руководителей нашего регионального парламента, в то время представитель губернатора Свердловской области в региональной думе, Николай Воронин. В 1994 году, когда мы принимали Устав Свердловской области, он горячо спорил со мной (я в то время был председателем Комитета по законодательству Свердловской Областной думы), кто же является подлинным источником власти в Свердловской области.

Я, простодушно опираясь на Конституцию, утверждал совершенно неправильные вещи – что источником власти в нашем регионе являются жители Свердловской области. На это Воронин справедливо возражал, что единственный и непоколебимый источник власти в Свердловской области – президент РФ. И, в общем, надо признать, он, при всей своей формальной неправоте, был абсолютно прав.

Однако, как ни удивительно, существуют страны, где всё устроено иначе. В Индии, США и ещё некоторых странах есть местные центры власти, опирающиеся на бизнес и собственников. Сформировавшись, они встраиваются в федеральный процесс и осуществляют выбор между федеральными силами. У нас же в РФ местных источников силы нет вообще. И поэтому вся представительная демократия напоминает ветки вокруг одного ствола – главного представительного лица.

Помнится, во времена выстраивания «вертикали» губернатора Росселя не приглашали в партию «Единая Россия». В той ситуации я попытался его морально поддержать, сказав: «Деревья и всё живое растут снизу вверх, а сверху вниз растут только сосульки». Ему эта фраза тогда очень понравилась.

К слову, спустя полгода после того нашего разговора Росселя в «Единую Россию» всё-таки приняли. Как и следовало ожидать, его точка зрения на данную проблему кардинально изменилась, впрочем, по большинству других вопросов тоже.

При Советской власти ходил анекдот, что недовольными у нас в стране занимается КГБ, а довольными ОБХСС (отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности, если кто не помнит). Наверное, поэтому в России совершенно по-особенному относятся к оппозиционерам и к винтикам Системы.

Как ни парадоксально, но если ты оппозиционер, то вероятность «загреметь по полной» в России у тебя ниже, чем у лоялиста. Если же ты лоялист, но в чём-то провинился или тебя назначили провинившимся, то ты загремишь без особого повода и на былинные сроки. И если в случае с оппозиционером тебе ещё будут сочувствовать и разбираться, за что же ты бедный-разнесчастный так страдаешь, то в случае, если ты член партии власти, то тебе никто и сопереживать-то не будет. Так что можно годами рассуждать, воровал или не воровал оппозиционер Навальный, – всё равно найдутся люди, сочувствующие ему хотя бы просто потому, что он вроде как оппозиция.

Зато в отношении любого чиновника в глазах общественности всегда срабатывает презумпция виновности. К тому же на любого чиновника обычно методично накапливают компромат, чтобы он был всегда «на крючке». И если уж ослушается, то пропала его голова.

Даже когда я слушаю выступления элиты нашего чиновничества – Чуркина или Лаврова, – понимаю, что ничего не меняется. И мы имеем всё тех же несамостоятельных функционеров, причём на всех уровнях, будь то глава района, или генерал, обвешанный, как ёлка, медалями, или карьерный дипломат.

По сути, любой самый высокопоставленный функционер – очень мелкая сошка, которая может в одночасье всего лишиться. Это человек, не имеющий внутреннего стержня и живущий по принципу «жопочасов», то есть того, что раньше обозначали как «солдат спит – служба идёт». Примечательно, что в России фактически неизвестны случаи добровольных отставок, когда «постодержатель» был бы принципиально не согласен с позицией своего руководства и уходил добровольно.

Причина в том, что подобная отставка больше походила бы на ритуальное самоубийство. Без должности и звания чиновник, не имеющий частной собственности и не являющийся профессионалом в какой-либо сфере, кроме лакейства, превращается в абсолютный социальный ноль. И этот катастрофический для личности переход «из князи в грязи» наносит сокрушительный удар по самооценке любого функционера. В подобной ситуации преимущество получают только самые подлые люди, из числа тех, о которых говорят «свинья всегда грязь найдёт».

В наиболее же сложном положении оказывается российская интеллигенция и вообще все порядочные люди, которые хотят поступать по совести. Именно о них писал великий Грибоедов «служить бы рад – прислуживаться тошно»…

У дипломата-Грибоедова, к слову, как раз была возможность не прислуживать, а уехать в глушь, в Саратов. Однако отправился на переговоры в Персию и был убит, но зато отстоял свою честь. Он был исключением, этот благородный аристократ духа. Подобное поведение было бы невозможно представить себе у советского дипломата: советский дипломат никогда бы не стал «по-грибоедовски» спасать женщину, сбежавшую из гарема, ценой своей жизни. Вероятнее всего, он даже «подсказал» бы своим «партнёрам», что возможность побега некоей женщины из гарема существует и надо бы что-то предпринять.

Сегодня у самых самостоятельных граждан есть возможность развивать свой бизнес. И поначалу они стараются это делать «не прислуживая», но не очень-то оно получается. Яркий пример – Евтушенков, глава «Системы», который вещал в одном из интервью, что бизнесмен в России может иметь столько денег, сколько ему могут помочь защитить его связи. А потом он оказался в тюрьме, потому что, очевидно, всех его связей не хватило, чтобы сохранить такой ресурс, как «Башнефть». Так что пришлось самоуверенному господину Евтушенкову поумерить свои аппетиты и отдать «Башнефть» тем, кому она, похоже, была нужнее.

Зато теперь, когда Евтушенков, наученный горьким опытом, вышел из тюрьмы, он начал активно поддерживать власть, и не дай Бог мускул на его лице дрогнет или он хоть как-нибудь покажет, что обижен из-за такой «мелочи», как утраченный бизнес, что у него что-то отобрали, и что вообще он в тюрьме посидел.

Как ни крути, сегодня воцарилась эпоха сервильности. Впрочем, протестантов и дауншифтеров и в советское время было мало. Это вполне объяснимо: элитарные классы были истреблены, выживших выдавило плебейское и полурабское население, чьи деды и прадеды были крепостными или доносчиками. То есть элиту, по которой проехался «каток» массовых репрессий, вытеснили «униженные и оскорблённые». Эти люди на инстинктивном уровне помнили эпоху, когда любое сострадание к осуждённому, тем паче, наличие самостоятельной общественной позиции могли привести к приговору.

В лице Токвиля мы видим человека, который приехал из Франции, с родины бюрократии и абсолютной королевской власти. Из страны, породившей главный принцип демократии «Libertе, еgalitе, fraternitе ou la mort». Так что не случайно в ходе любых дискуссий о победе над феодальной раздробленностью приводят в пример именно Францию. И неизбежно вспоминают США, где никогда не было королевского домена и не сложилась централизованная власть, ибо США управляются нецентрализованным образом уже 150 лет.

Во Франции трудно себе представить, чтобы богатый человек жил вне Парижа – в США же проживание вне столицы нормальное явление. Яркий пример – Уоррен Баффет, финансовый «волшебник из Омахи». Напомню читателям, что Омаха – это такая захолустная дыра в штате Небраска. Небраска сам по себе неброский штат, сопоставимый с Екатеринбургом по численности населения. Этот штат даже не фигурирует в новостях (там чаще мелькают Калифорния, Флорида, Техас, Нью-Йорк, Массачусетс). Зато в нём, как и в каждом штате, вне зависимости от его величины, есть семьи, которым принадлежит дорогостоящая собственность. Семьи, управляющие этой собственностью в течение нескольких поколений, обычно и выбираются в законодательные органы штатов.

«Губернаторский фильтр» – ловушка «нулевых»

Токвиль: «Губернатор как высшее должностное лицо поставлен рядом с законодательным собранием для того, чтобы сдерживать законодательную власть и выступать в роли советчика. Он обладает правом „отлагательного вето“, которое позволяет ему по своему усмотрению останавливать или, по крайней мере, тормозить те или иные действия законодательного корпуса. Он докладывает законодательному собранию о нуждах штата и предлагает те средства, которые он считает необходимыми для их удовлетворения. И естественно, он является единственным исполнителем решений законодательных органов касательно всех тех начинаний, которые затрагивают интересы всего штата в целом».

Антон Баков: «Губернаторский фильтр» изобретён Владимиром Путиным. Во всяком случае, так он неоднократно заявлял. И именно этот фильтр превратил губернаторские выборы в современной России в фикцию.

Администрация президента, начиная ещё с эпохи Бориса Ельцина, ратовала за то, что губернаторы должны назначаться. Более того, в Конституцию 1993 года, ликвидировавшую систему советов, был включён пункт, согласно которому в стране должна была быть создана вертикаль исполнительной власти. Это был вполне логичный ход мысли для людей, которые уже привыкли к партийной системе, пронизывающей общество снизу доверху. Эти люди хотели возродить её, поскольку не понимали, как можно управлять социумом иначе. Ведь в обществе, по их мнению, всё должно быть, как в армии: вышестоящий отдаёт приказы нижестоящему, и эти приказы должны автоматически исполняться.

К счастью, несколько раз выборы всё-таки успели состояться. Например, в той же Челябинской области главой региональной администрации на место Вадима Соловьёва, назначенного Президентом РФ Борисом Ельциным, выбрали председателя Областного совета народных депутатов Петра Сумина, за которого было отдано 48,2% голосов. Однако отказавшийся участвовать в выборах Соловьёв попросту не пожелал передавать власть победителю-Сумину.

Конфликт затягивался: президент поддерживал Соловьёва, Верховный Совет – Сумина. Конституционный суд принял сторону законно избранного Сумина, однако это решение сочла незаконным Администрация президента. В итоге президент издал указ «О подтверждении полномочий главы администрации Челябинской области В. Соловьёва», что фактически перечеркнуло результаты челябинских выборов. Стало казаться, что после расстрела Верховного Совета губернаторские выборы будут отменены вообще.

Однако они обрели-таки «второе дыхание». В августе 1995 года, во многом благодаря нашим с Эдуардом Росселем усилиям (в то время мы ещё были соратниками), удалось добиться возобновления проведения губернаторских выборов в Свердловской области, а в декабре в Нижегородской области был выбран Борис Немцов, получивший 58,9% голосов. Затем постепенно процесс выборов губернаторов в России «был поставлен на поток».

Разумеется, Администрация президента всегда выступала категорически против выборов губернаторов, нередко беспардонно и незаконно вмешиваясь в процесс. Я и сам стал одной из жертв подобного вмешательства, когда попытался баллотироваться в 1996 году в губернаторы Курганской области, но не был допущен до выборов, и Верховный Суд по команде из Кремля не дал зарегистрировать меня в качестве кандидата в губернаторы. Это была игра, которая велась совсем не по правилам, и некоторые удары наносились ниже пояса. Но к концу правления Ельцина ещё казалось, что, пусть не слишком честные и чистые, выборы губернаторов стали для России нормой.

«Игра в выборы» продолжалась до сентября 2004 года, когда после страшного теракта в Беслане Путин нанёс очередной удар по российской демократии, начав назначать губернаторов. Это было единодушное решение его команды.

Став президентом, уже Дмитрий Медведев заявил, что если выборы губернаторов и вернутся в Россию, то не раньше, чем через 100 лет. Но поскольку игра в унижение Медведева неизменно любима Путиным, не прошло и года, как Медведев был вынужден подписать новый закон, согласно которому губернаторы всё-таки будут выбираться…

При этом Владимир Путин сделал заявление о своём личном, как он подчеркнул, вкладе в российское законодательство. По словам Путина, именно он добился введения нормы – собирать для выборов в губернаторы подписи не простых людей, а только депутатов муниципальных органов субъектов Российской Федерации. Поскольку же депутатов от оппозиции всегда очень мало, кроме того, они подконтрольны и находятся под постоянным давлением, то оппозиционный кандидат может получить необходимую поддержку только в том случае, если он является спарринг-партнёром.