Девятая история

1

Наш поцелуй прервал истошный вопль. Даша резко отвернулась от меня и уставилась на визжащую возле костра девушку, которая, вереща, нарезала круги по поляне, пока все вокруг заливисто хохотали.

Мы ездили сюда каждый год, вот уже двенадцать лет подряд, периодически немного меняясь в составе. Это уже давно стало традицией – почти две сотни километров от города, туда, где речная вода была прозрачной и отливала бирюзой. В Богом забытой маленькой деревушке мы меняли машины на лодки и плыли к нашему личному острову. Разумеется, никаким личным он не был, но его удалённость от мегаполисов делала его по-настоящему необитаемым.

Этой ночью мы сидели кругом на поваленных бревнах под огромным дубом и травили байки. Особого толка в этом не было, но Артём убедил нас, что до того момента, как вино подойдёт к концу, а мы отправимся спать в свои брезентовые апартаменты, мы просто обязаны чем-то занять себя. Тем более что сил на что-то более отвязное, чем сидеть у костра под пледами, уже ни у кого не осталось.

Круг уставших бездельников венчал Рома. Он сидел в корнях векового дерева, заботливо укрывающего своими огромными ветвями обустроенную нами под лагерь поляну, и, не давая нам окончательно разбрестись, самозабвенно пересказывал бородатые страшные истории.

В самый пик рассказа о какой-то женщине в чёрных одеждах с книгой в руках, которая зазывала путников за собой в туманную ловушку скалистых гор, Даня, подкравшись к Диане сзади, резко вцепился скрюченными пальцами в её бока и издал один из самых омерзительных звуков, что мне приходилось слышать. Эдакая смесь умирающего дельфина и птеродактиля.

Все вздрогнули. Даша, с которой мы весь вечер едва ли слушали страшные истории, дёрнулась и чуть не упала с бревна, оставив меня в одиночестве целовать губами высушенный костром воздух.

Метаясь из стороны в сторону, Диана, размахивая ногами, едва не отправила в костёр стоящие неподалёку баклажки с розжигом.

– Тише, тише! – мы с парнями, конечно, умели добывать огонь дедовским способом, но вот как тушить поляну, объятую пятью литрами жидкого огня, лично я представлял слабо.

– Ну что ты за человек? – Андрей отвесил хохочущему Дане подзатыльник. – Дианочка, родная моя, всё хорошо! Это просто наш умственно неполноценный друг.

– Совсем больной? – Диана стояла, упершись руками в колени, и пыталась отдышаться.

– Прости, но удержаться было невозможно! – Даня забрался на бревно. – Ты очень серьёзно слушала.

– Вообще-то вот эта история была реально криповая! – Диана ткнула пальцем в Рому и, тяжело выдохнув, пошла к своему месту у костра. – А ты – придурок!

– Буу. Страшная тётя с книжкой… Мы даже не в горах, Диан.

– Иди в жопу. – девушка плюхнулась на каремат и, показательно фыркнув, замоталась в плед.

– Ну тебе же не четырнадцать уже… – сказала Даша и прижалась ко мне спиной. Я накрыл её своим пледом и крепко обнял.

Даня ничего ей не ответил, просто отмахнулся. А я вспомнил тот наш поход, когда ему было четырнадцать. Отрыв с большой буквы. По сравнению с теми временами сейчас, в свои двадцать четыре, он был сама порядочность. Слава Богу, этот идиот повзрослел.

Темнело в Донских краях рано, так что поужинали мы около десяти. Макароны с тушёнкой. Блюдо не сильно презентабельное даже по меркам походной кухни. Я тушёнку терпеть не мог, а посему, выступив с личной инициативой, закупил для нашего путешествия нехилый объём куда более съедобной говядины и сайры.

Для девушек, однако, мы всё равно наловили добротных бычков, благо все мужики умели рыбачить и дело это любили. Пока девчонки кипели над чаном с макаронным варевом, мы прямо на берегу жарили свой улов, следуя самому потрясающему в мире рецепту Даниного отца, который он щедро передал нам перед самым первым нашим походом.

Под белое вино эти бычки зашли идеально, и хватило их и на ужин, и на идущие за ним посиделки с гитарой. Извлекать звуки из струн умели почти все, кроме Оли. А вот петь из нас умели только я, Артём и его девушка Кристина. Они были нашей, своего рода, образцовой парочкой, вроде тех, у которых неестественно идеальные отношения, взаимопонимание и вдумчиво выстроенные планы на долгие годы вперёд. Всё это, правда, лишь со стороны – в их случае всё значительно проще: любовь. Они никого не учили жизни, а просто наслаждались друг другом, за что все их и любили. Кто-то из наших говорил, что они даже хотели завести ребёнка. В наших кругах о таком никто и думать не смел, но, хоть мы и держали за них кулачки, по итогу что-то там у них не срослось – по здоровью.

Ребята занимались музыкой профессионально, ещё с консерватории, где они и познакомились на занудном сольфеджио, и, в отличие от меня, могли исполнить что угодно, наверное даже на ложках. Я же любил исключительно всевозможный тежеляк и баллады, но, к моему сожалению, мало кто из наших знал слова песен Judas Priest и Motörhead. Меня это, впрочем, никогда не останавливало. Хоть мне и не подпевали, но определённо слушали с неподдельным удовольствием.

Мы пели всё подряд, смеялись, кто-то обсуждал работу, кто-то заваленные экзамены, чокались, обсасывали какое-то дряное кино, снова чокались и пили за нас. После того как Андрей, срывая струны, в четвёртый раз, надрываясь, исполнил что-то сплиновское, было принято коллегиальное решение отправить потрёпанную гитару на заслуженный отдых в палатку.

Рассказывать страшилки предложил Рома – он это дело любил и хорошо умел. Так летнюю ночь захватило нелепое желание прислушиваться к каждому треску ветки за спиной. Он зачем-то пересказал половину страшилок ССД, про всякие зелёные тюльпаны и чёрные пианино. Назвать эти истории страшными язык не поворачивался, но мы всё же изрядно повеселились. Потом пошли истории посерьёзнее – те, что брали своё начало из давно забытого фольклора. Ну а теперь, после диких воплей Дианы, рассказчик принялся за нас по-настоящему.

– Ладно. Всё, что я до этого рассказывал, это фигня. Давайте расскажу реальный случай. То, чему я сам стал свидетелем. – Рома держал палец у лица и методично кивал им на каждого слушателя. – И не только я, кстати. Илюха помнит, не даст соврать.

Он посмотрел на меня, и к горлу подступил ком. Неужели он будет рассказывать про тот самый поход?

– Что это за такая история у вас? – Даша заинтригованно обернулась ко мне, а я бы и рад был прикинуться валенком, но, к своему сожалению, помнил всё довольно отчётливо.

– Да-а, – расплываясь в улыбке, Рома закивал. – Ты помнишь. Две тысячи тринадцатый.

– Прежде всего… – я немного подался вперёд. – Я хочу, чтобы вы знали, что дело это было в совершенно лохматые времена.

– Да-да, и мы были абсолютно бесстрашные, – подхватил Рома.

– И тупые, – раздался тихий голос Артёма с противоположной стороны костра.

Тогда мы с Дашей ещё не были знакомы, да и мало кто из нас мог похвастаться отношениями в принципе, так что мы могли себе позволить знатно отжигать. Из здешних в том походе со мной были только Рома, Даня и Артём.

И кажется, наши воскресшие воспоминания о том случае изрядно сыграли на руку довольному рассказчику. Увидев, как мы трое синхронно погрустнели, все остальные явно напряглись, полностью подчинившись воле улыбчивого оратора. Приковав к себе все взгляды до единого, когда над поляной повисла полная тишина, Рома начал свой рассказ.

– Была поздняя ночь. Мы сидели в кругу у костра ровно как сейчас. Неизвестно, кто подал эту идею, но мы были детьми и даже не могли подумать о том, что кто-то мог пострадать. Вы же знаете, что такое «Собачий кайф»?

– Да ладно? Вы пробовали эту фигню? – посмотрев на меня, Даша приподняла брови. Я ничего не ответил и, просто утвердительно кивнув, скривил виноватую морду.

Все зашептались, мельком я услышал, как Артём объяснял Кристине что-то про шарфы и удар в «солнышко». Девушка сложила руки на губах и округлила глаза. Видимо, слышала о таком впервые.

– И был с нами один паренёк… – довольный ажиотажем, Рома продолжил: – звали его Тимур. Это был его первый поход, и, думается мне, что запомнил он его на всю оставшуюся жизнь. Впрочем, как и все мы. Когда подошла его очередь, он прижался спиной к дереву и, как положено, отдышался, а затем… – Рома подался вперёд ближе к костру так, что тени на его лице запрыгали в зловещих конвульсиях. – Удар. Он издал странный звук, походивший на сглатывание, а затем отключился и стёк по стволу дерева к земле. Мы подхватили его на руки, не дав телу мешком рухнуть на землю, и стали ждать пробуждения.

Вся соль всей процедуры заключалась в галлюцинациях. Каждый переживал потерю сознания по-своему, и на выходе лишённый кислорода мозг выдавал совершенно уникальные метаморфозы. Наверное, это зависело от типа личности, пережитом опыте человека. А может, и вовсе было космическим провидением, которому открывался разум, лишённый привычных рутинных задач и размышлений. В последнее, впрочем, никто из нас не верил, во всяком случае в тот момент.

– Минуты шли. И с каждой новой нас всё сильнее накрывал страх, – Роман сделался серьёзным, как сердечный приступ. И на то были причины. Он щёлкнул пальцами, затем ещё и ещё.

– Тимура не было с нами уже слишком долго. Его мозг просто отказывался возвращать контроль. Тогда Артём подошёл, присел рядом с ним, надеясь растолкать бедолагу. Но спустя минуту стало ясно, что это бесполезно. Тогда я приблизился прямо к его лицу. – Рома замолчал.

В момент этой чертовой театральной паузы внутри меня всё зашевелилось, что-то сжало желудок и отдало под рёбра. Сперва – от нахлынувших, липких, как страшный сон, воспоминаний. Ровно как тогда, когда я, не шевелясь, смотрел на тело, скованный вязким чувством паники и неизбежности. А затем – от внезапного осознания. Ведь мы никому и никогда не рассказывали эту историю. Но сейчас из щедрых уст рассказчика фактически вылетало признание в непредумышленном убийстве. Из воспоминаний в реальность меня выдёрнул щелчок пальцев.

– Я поднёс ухо к его губам, и тогда мой самый страшный кошмар стал реальностью. – Роман распрямился и тяжело выдохнул. – Тимур не дышал.

Вокруг нашего костра пробежала волна шепотков и возбуждённых вздохов.

– Лагерь охватила паника. Все засуетились, начали бегать вокруг бездыханного тела. Ложку! Быстро, принесите ложку! – заорал кто-то из толпы. Немногочисленные девушки, бывшие в том походе с нами, в слезах убежали на пляж. Да дайте же мне сраную ложку!

В моей памяти всплыл сорванный голос Артёма, затем – как он сначала подсунул ложку Тимуру под нос и, не обнаружив на её блестящем зеркале следов тёплого человеческого дыхания, повернув его голову, стал выковыривать ею язык из глотки. Потом прибежавший на помощь старший, бывший ВДВшник, начал непрямой массаж сердца.

– Доигрались, засранцы?! – вояка орал на нас матом, разогнав по сторонам. Все были на пределе, но, как будто этого было мало, в этот самый момент, где-то позади нас, из темноты донёсся резкий звук. Звонкий и настолько громкий, что мы не могли ни пошевелиться, ни обернуться. Просто застыли над телом Тимура и в панике смотрели друг на друга, как заворожённые.

Я почувствовал, как Даша вжимается в меня всё сильнее, и, оглядев всех, увидел, что остальные девчонки тоже всё больше погружаются в безопасные пучины своих пледов.

Спустя секунду всех присутствующих накрыло волной паники. Резкий, звонкий. Тот самый звук из кошмара. Мчась откуда-то со стороны реки, он обогнул деревья, пронёсся сквозь череду ближайших кустов, заставив их сухую листву перешептываться, и в одно мгновение накрыл собой всю поляну. Все вздрогнули и, вытаращив глаза, принялись озираться по сторонам.

– Что это? – дрожащим голосом прошептала Оля из темноты.

– Даня?! Ты опять? – спросила Диана, но, обернувшись и увидев его, сидящим в двух метрах от себя, резко замолчала. Даня смотрел на неё квадратными глазами и лишь развёл в ответ руками.

От испуга Даша дёрнулась и крепко обняла меня. Обхватив её плечи рукой и взглянув на свои часы, которые уже успели отсчитать половину третьего утра, я поражённо посмотрел на Рому.

Это не было его фантазией. В тот раз мы действительно слышали точно такой же звук. И точно так же, как сейчас, думали лишь о том, как будем всей толпой отстирывать перепачканные штаны.

Лишь спустя пару дней мы выяснили, что пугающий звук был не более чем лязгом металла обычной речной баржи, притершей своим бортом ржавый буй. А спустя ещё день узнали, что делали они это каждый день. Когда в городе выше по течению поднимали мосты и открывался судоходный поток, баржи устремлялись вниз по реке и доплывали до нас как раз к ночи, примерно в одно и то же время, с разницей в пару минут.

Никому из присутствующих я, конечно, об этом рассказывать не стал, ограничившись высказанным про себя восхищением расчётливости рассказчика. Рома продолжил:

– И когда звон окончательно осел в нашем сознании, Тима сделал резкий вдох и открыл глаза. Все с криком отшатнулись от него. И хотя в тот момент каждый из нас снаружи был похож на забитого воробья, внутри мы почувствовали совершенное умиротворение. К нашему несчастью, продлилось оно недолго. – Рома снова выдержал драматичную паузу. Что уж лукавить, этот засранец умел ворочать словами.

– Едва его лёгкие достаточно набрали вожделенного воздуха, Тимур впал в истинное безумие. Он кричал и во всю силу отбивался от наших попыток помочь ему встать или заговорить с ним. Выбивал фонари из рук, пытался кусать за ноги. Он, не переставая, молил нас оставить его в покое.

– Не трогайте меня! Я не хочу! Не надо! – эти слова навсегда остались с каждым из нас. Но то, что произошло дальше, предвидеть не мог никто.

– Я наклонился к нему и подхватил под руку. – Роман поднял локоть, чтобы наглядно объяснить свой жест. – Но Тима оттолкнул меня так сильно, что я оказался лежать на спине. Не знаю, как ему хватило сил, учитывая, что я был сверху. Но когда я поднялся, парня и след простыл. Избавившись от меня, он вскочил и с безумными воплями, ломая по пути ветки, убежал в черноту леса.

Лишь в этот момент мы по-настоящему осознали, в каком он был ужасе. Когда увидели, как ветви снимают лоскуты кожи с его лица, оставляя на их месте кровавые траншеи, как его глаза отблескивали огромными чёрными дырами зрачков в свете наших фонарей, когда он в последний раз обернулся к нам перед тем, как раствориться в ночи.

2

– Это правда? Так всё и было? – шепнула мне на ухо Даша. Я же всем своим видом дал ей понять, что эта байка добротно приукрашена мастерством рассказчика, надеясь, что она никогда не узнает, что каждое услышанное слово – чистая правда.

– Едва последний его крик поглотила тьма, в лагере повисла гробовая тишина. – Рома обвёл рукой воздух, будто приказывая всем молчать. – Все замерли, не в силах проронить ни звука, и просто таращились в пожирающую деревья темноту.

– Тимур! – выдержав паузу, Рома в полный голос заорал так, что многие подпрыгнули со своих мест. – Мы стали кричать. Как только паралич страха немного ослабил свою хватку, орали в пустоту что есть мочи. Снова и снова, всё громче. Но никто не откликнулся, лишь ветер где-то в глубине покачал кроны спящих деревьев.

– Мы были на острове, со всех сторон окружённом рекой, так что деваться ему было некуда. Но он мог упасть в овраг, сломать ногу, напороться на что-то в темноте. Всего за пару дней до этого мы умудрились заблудиться в том лесу, хотя ещё даже не село солнце. А бродить здесь в полной темноте – идея совсем безумная. Но мы должны были его найти. Найти и вернуть в лагерь.

Отряд был готов уже через пару минут. – Рома посмотрел на нас так, словно мы сейчас снова отправимся в пучину чертового острова. – Я, Илья, Артём, Даня. Вооружившись фонарями, палками для ходьбы и ножами, чтобы рубить ветки, выстроились у стены деревьев.

– Я с вами, – сказал бывший армеец Александр, доставая из ножен свой охотничий нож. Мы молча кивнули и, включив фонари, двинулись вперёд. Тёплый свет костра позади нас всё больше терялся за стеной листвы, и уже через пару минут этот барьер стал полностью непроницаемым, оставив нас наедине с ночным лесом.

– Смотрите. – Андрей направил луч фонаря на ободранный куст. – Тут все ветки переломаны. Видимо, он побежал туда.

Согласившись, мы двинулись по следу. От сломанной ветки – к отпечатку в грязи, от него – к размазанной по древесной коре крови. Мы шли, ножами расчищая себе путь, и лишь изредка переговаривались.

Каждый боялся сотрясать воздух бесполезными разговорами, да и тема для обсуждения сейчас у нас могла быть лишь одна: о том, что усыплять друг друга было совершенно идиотской затеей. Но поднимать её никто не решался. А что, если за бессмысленной болтовнёй мы не сможем расслышать заветный стон и просто пройдём мимо, возможно, раненого парня, оставив его беспомощного в одиночестве умирать в тёмном лесу? Нет, сейчас мы старались заглушить собственное дыхание что есть мочи, вслушиваясь в каждый шорох летнего леса.

След был ровным. Новые подсказки, как дорожные указатели, всплывали каждые пару минут, не давая нам сбиться с пути, словно сама тьма выстраивала перед нами маршрут, как бы намекая: он вон там, забирайте – и убирайтесь.

– И тут мы замерли. В паре метрах от нас в ветвях невысоких кустов висело что-то синее, какая-то тряпка. Подойдя ближе, мы узнали в ней майку Тимура. Точнее, то, что от неё осталось. – Роман вновь театрально опустил глаза. – Она была разорвана в лоскуты, словно изрезана десятком ножей. Мрачная поляна была усеяна её обрывками.

– Вы это видите? – я повернулся к Илье. На нём не было лица. Он просто стоял, уставившись в темноту, и не моргал.

Рома вновь заставил всех обратить свои взгляды на меня. Я изобразил жалкое подобие довольной ухмылки, словно эти воспоминания не нагоняли на меня животный ужас.

Тогда, в ночном лесу, я увидел, как вдалеке за деревьями что-то… блестело. Переливалось бледным белым светом.

– Вы это видите? – прошептал я, указывая рукой в просвет между деревьев.

Парни столпились возле меня и, проследив указанное направление, уставились на свет. Мы простояли так с минуту, просто вглядываясь в мерцание. Оно то практически гасло, то разгоралось с новой силой, словно звало меня. Я должен был узнать, что это такое, так что просто молча пошёл вперёд. С каждым пройденным метром свет становился всё ярче, отчётливее.

Наконец мы вышли на прогалину, и перед нами раскинулось огромное поле, покрытое густым туманом. Помню, как подумал, что никогда прежде его не видел. Я был на этом острове добрый десяток раз и обходил его весь вдоль и поперёк, но это поле… его просто не должно здесь быть.

Вдалеке, над самой кромкой деревьев, висела огромная холодная луна. Её свет будто бы не долетал до земли – его растворяла в себе прочная стена тумана. И тут мы заметили: посреди поля, в белой пелене, неподвижно стояла чья-то высокая фигура.

– Тимур… – негромко вскрикнул Андрей, но его голос тут же поглотил туман.

Я сделал шаг, и фигура, словно в ответ, резко дёрнулась и, фыркнув, подалась вперёд.

– Что за чёрт? – дрожащим голосом выпалил Даня.

Фигура повернулась так, что лунному свету наконец удалось запечатлеть её истинную форму. Это была лошадь. Дикая белая лошадь, без упряжки, без седла. Её шею покрывала густая грива, а хвост был настолько длинным, что концами белых волос подметал землю. Туман обнимал её бока так, что на них перламутром выступала переливающаяся в лунном свете роса. Иной раз мелкие капли так сильно отблескивали, что глаза невольно щурились.

Лошадь не шевелилась, а только смотрела на нас из белой дымки.

– Быть не может. – застывший Артём перешёл на шепот. – Как она сюда попала? На острове же нет никого.

– Может, с соседней деревни? – армеец наконец заговорил.

– И как они её сюда приперли?

– Лошади умеют плавать. – Едва я успел договорить, призрачная белая фигура, всё это время стоящая неподвижно, вскинула голову, пронзительно заржала, ударила копытом в землю, а затем… исчезла. Прожорливая белая стена поглотила её так быстро, что мы даже не успели заметить ни как она развернулась, ни как ускакала прочь. Во всяком случае так мы себе это объяснили. Всяко лучше, чем то, что призрак коня просто растворился в ночном тумане, оставив нас молча стоять, уставившись на пустое поле.

3

– Тима, – выдохнул Даня.

Нас вдруг тряхнуло. Все наконец вспомнили, зачем мы вообще пришли сюда.

– Шли мы молча, – Роман продолжал, – каждый из нас словно не до конца вырвался из цепких лап туманного сна, но с каждым новым шагом мы были все дальше от странной лошади и все сильнее проваливались в реальность, правилом в которой была тревога. – Он прервал свой рассказ, чтобы выпить вина.

На вид будто бы просушить горло, но я давно его знал и явно видел, что задорно начатая история теперь все сильнее тянула его на дно воспоминаний, и с каждым новым словом рассказывать ее ему становилось все труднее.

– Мы вышли к последнему найденному следу и двинулись по нему в глубь леса. Но прошли так совсем недолго, может, несколько минут. След оборвался. Знаки, которыми нас так щедро награждала ночь, вдруг совсем исчезли. Ни сломанных веток, ни отпечатков ног. Совершенно ничего такого, что могло бы хоть как-то намекнуть на присутствие перепуганного человека. Как будто он добрался до этой точки, а затем просто испарился. Мы встали.

– И что теперь? – первым за долгое время заговорил Артем. – Что будем делать?

Но никто не посмел открыть рта. Что делать? Мы прекрасно знали: вернуться назад в лагерь – это лежало на поверхности. Пока никто не напоролся глазом на ветку в темноте или, и того хуже, пока мы сами не заблудились. Но возвращаться было нельзя. Мы придем в лагерь, выпьем по кружке вина и, опустив глаза, виновато скажем всем, что ничего не нашли, после чего будем пол ночи вертеться на жестких карематах в тщетных попытках заснуть. А в это время Тимур будет в панике нарезать в темноте зигзаги, а значит, к утру, когда мы с новыми силами выдвинемся на поиски, он уже может быть где угодно. И хорошо, если вообще будет жив.

– Кажется, я что-то вижу. – Андрей двинулся к корням больших деревьев, плотно затянутых бурьяном. Мы осветили его фонарями и только и успели заметить, как он с криком провалился куда-то вниз и скрылся среди высокой травы.

– Твою же мать! – раздался звонкий плеск, а за ним удар. Мы подбежали к нему и едва сами не угодили в ловушку.

Под густым бурьяном скрывалась заполненная стоячей водой канава с полметра глубиной, тянувшаяся через корни деревьев куда-то в глубь леса.

– Господи, какая вонь! – Андрей чертыхался, лежа по пояс в покрытой зеленой тиной воде.

– Давай руку! Мы вытащим, – армеец потряс огромной ладонью перед его лицом.

– Погодите. – Он отвернулся, потянувшись в глубь кустарника.

– Что-то нашел? – лучи наших фонарей заплясали на грязной руке Андрея, сжимающей мокрую серую тряпку.

Он приподнялся из воды и, растянув ее перед собой на кончиках пальцев, тут же с отвращением откинул в сторону.

– Фу, черт! – свет фонарей, как приклеенный, проследовал за клочком ткани, и теперь всем стало окончательно не по себе. На земле перед нами красовались серые плавки Тимура. Надорванные с одной стороны, с огромным коричневым пятном на заднице.

Андрей судорожно натирал руки вонючей водой из канавы в тщетных попытках отмыться от внезапной находки.

– Что за дерьмо? – присев рядом с трусами, пробурчал Даня.

– Известно что. Это плавки Тимура, – констатировал Илья, переворачивая их палкой.

– Я, конечно, слышал, что при аварии слетают ботинки. Ну, если тебя сбила машина. Но чтоб трусы…

Роман опустил эти подробности в своем рассказе, и я был ему признателен, а Андрей – и подавно. Перепачканные в дерьме трусы не делали историю страшнее, а скорее наоборот – добавляли гнетущего реализма, выставляя нас в большей степени полнейшими придурками, чем отпетыми романтиками. А рассказ, задуманный как мистическое приключение, сводили к зачитыванию отчета патологоанатома или видавшего виды опера, сидящего в пыльной прокуренной комнате с бело-зелеными стенами.

В любом случае наши вторые половинки так и не узнали, что мы заставили парня пережить настолько мощный стресс, что тот натурально обделался, прежде чем убежал от нас в черные объятья неизвестности.

– И тут мы наконец сложили два и два, – хриплым голосом Рома продолжал. – Андрей на ровном месте провалился в канаву. Трусы тоже плавали в канаве. И на ней же окончательно оборвался след наших пока что тщетных поисков. А это не сулило нам ничего хорошего. Вероятно, Тима добежал до этого места, и если уж мы, имея в арсенале фонари, умудрились вляпаться, то что говорить об испуганном человеке в полной темноте. И, может, прямо сейчас бездыханное тело Тимура, наглотавшееся отвратительной зеленой воды, дрейфует по вонючей канаве в паре метров от Андрея.