Опасная фамилия

35

Господину Ярцеву сообщили, что внизу его ожидает дама. Дама отказалась подняться в присутствие и назвать себя. Но непременно требовала, чтобы чиновник спустился к ней. Андрей Викторович не был любителем интригующих барышень и предпочитал иметь дело с людьми, предсказуемыми для него. Чтобы не возбуждать ненужный интерес, он сошел вниз.

Увидев его, Ани развернулась и пошла на улицу. Отойдя от здания городской управы, где имел честь служить ее жених, она остановилась и обернулась, словно издалека изучая фигуру и походку Ярцева.

Андрей Викторович догнал ее не спеша, поклонился и попросил у невесты ручку для поцелуя. Она резко ее одернула.

– Не ожидали? – спросила Ани, и в самом вопросе, и в интонации будто слышался вызов.

– Рад такой приятной неожиданности, – ответил Ярцев, держась степенно, как и полагается на людях. – Вы очень вовремя. Как раз наступает час обеденного перерыва, могу пригласить вас в кафе…

– Мне дела нет до пирожных, – ответила она. – Я пришла, чтобы задать вам вопрос. Это надо сделать именно сейчас, не откладывая.

Ярцеву вовсе не хотелось разбираться с какими-то вопросами невесты, наверняка глупейшими, да еще стоя посреди улицы. Он предложил пройти хоть в ближайший сад, но ему было категорически отказано. Ани желала выяснить отношения, не сходя с этого места.

– Вопрос совершенно пустячный, – сказала она. – Как вы отнесетесь к тому, что у вашей жены будет любовник? Ах, я поспешила, не с того начала… Хотела предложить вам уговор: мы женимся, но сохраняем за собой свободу отношений. Вы вольны иметь романы, сколько угодно, но и мои чувства вас не касаются. Мы вольны заниматься чем хотим и с кем хотим на том условии, что другая половина об этом не узнает и ей не будет нанесено никакого вреда. Вы согласны?

В ровной и устроенной жизни чиновника редко случаются неожиданности, а тем более катастрофы. Если чиновник соблюдает все условности, на хорошем счету у начальства и знает кое-какие законы государственной службы, опасаться ему нечего. Он всегда может рассчитывать на дружескую поддержку. Андрей Викторович испытал чувство не только глубочайшей растерянности, а как будто ему на голову упал цветочный горшок, и цветок так и торчит на темечке. Ему показалось, что он совершенно один и некому за него заступиться или замолвить словечко. Все его связи и дружба с вышестоящими лицами оказались бесполезны и даже глупы, рассеявшись в пыль от одного только вопроса его невесты. Вопрос этот настолько не умещался в его сознании, что Ярцев отказался его понимать. Он постарался взять Ани под руку, но она не далась.

– Прошу вас не устраивать скандал на людях, – сквозь зубы проговорил он. – Нас могут увидеть.

– Мне нужен ответ! – почти крикнула Ани ему в лицо. – Неужели вам не хватит смелости сказать определенно: да или нет? Это ведь так просто…

Ярцев попробовал ее утихомирить.

– Поговорим об этом позже, прошу вас…

– Нет, позже не будет. Я требую ответа сейчас!

Ему обещали, что барышня, обучавшаяся в Швейцарии, – образец спокойствия и послушания. Идеальная жена: тихая, покорная, молчаливая. Будет прощать все шалости мужа и заниматься только домом и детьми. В первые встречи, когда Ярцев лично познакомился с невестой и сделал формальное предложение, она такой и предстала. Ему понравилась ее спокойная бледная красота, ровный характер с капелькой сонливости. Нельзя сказать, что он по-настоящему влюбился в невесту, но убедился, что брак по расчету бывает самым лучшим. Ярцев был по-своему счастлив правильным выбором и уже представлял, как устроит семейный дом. В нем все должно быть как в лучших домах, где он уже бывал. И в отдаленных мечтах он допускал, что будет любить свою жену достаточно честно.

Но теперь перед ним была совсем другая женщина. Мало того, что она задавала невозможные, неприемлемые вопросы, в ней проснулся характер, который тщательно прятался. Ярцев понял, что с таким характером ему не совладать. Того гляди, его возьмут в оборот. Не сделал ли он ошибки? Не подсунули ему, случаем, подпорченный товарец?

От этих размышлений Андрей Викторович впал в состояние глубочайшей апатии. Он размышлял, что будет с приемом, на который приглашены влиятельные лица. Большего позора и придумать невозможно, если все отменить. Но и сделать вид, что ничего не произошло, он не мог. Ярцев запутался настолько, что ему захотелось только одно: убежать.

– У меня срочные дела, меня ждут, – пробормотал он, быстро поклонился и скрылся за дверями, как будто они могли его защитить.

Ани стояла, не решаясь пойти до конца и догнать его.

– Какая убийственно прекрасная мысль! – сказала она себе и поправила шляпку.

36

В управление сыскной полиции прибыл жандармский поручик с предписанием от Охранного отделения произвести досмотр задержанной. Ему указали, что Сонька-Брильянт содержится во 3-м Казанском, куда и следует обратиться. Поручик спустился на первый этаж в участок и потребовал арестованную. Соньку привели в допросную. Увидев хорошенького молодого человека, она решила, что он станет легкой добычей. Но все оказалось иначе. Соньку допрашивали с таким холодным спокойствием, что она немного испугалась. Иметь дело с охранкой ей вовсе не хотелось.

Поручик, между тем, желал получить от нее признания в делах, о которых она понятия не имела.

– Кто дал вам поручения? Кому следовало отдать товар? Фамилии, адреса, – повторял он, угрожающе постукивая по столу.

Сонька пробовала огрызаться, потом кокетничать, даже слезу пустила, но все это не действовало на жандарма. Добилась она только того, что он приказал доставить ее вещи. Городовой принес два чемодана, что хранились в кладовке участка, и положил на стол. Открыв чемодан, жандарм стал методично выбрасывать содержимое на пол. На каменные плиты упали интимные вещи дамского туалета. Сонька давно забыла, что такое застенчивость, но ей стало мерзко и обидно, что вот так потрошат честь и славу воровского мира. Она уже подумывала, не вцепиться ли когтями в лицо этому господину, когда в допросную ворвался запах дорогих мужских духов, а за ним ветер принес того самого немца, что так славно ей подмигивал.

Сонька тут же приняла самую жалкую и трогательную позу, закрыла лицо руками и отчаянно застонала.

Увидев произвол, кронпринц Леопольд сверкнул брильянтом в галстуке и сделал самое грозное выражение лица.

– Что здесь происходит? – спросил он по-немецки, резонно полагая, что уж в России каждый офицер понимает его родной язык.

Поручик не встал перед лицом королевской крови по стойке «смирно» и даже каблуками не щелкнул, а лишь кивнул.

– Произвожу досмотр подозреваемой, – ответил он с грубым акцентом.

Принц был оскорблен подобным обращением, с каким столкнулся в гостеприимной России впервые.

– В чем подозревают эту невинную барышню?

– Она занимается ввозом незаконной литературы, которая подрывает основы законной монархии, ваше сиятельство.

Молодой офицер выглядел столь юным и коротко стриженным, что кронпринц никак не ожидал от него подобной твердости. Особо задело Леопольда женское белье, лежащее около его сапог, что показалось ярким символом невинности, растоптанной безмозглым служакой.

Не зная языка, Сонька отлично поняла, что славный немец вступился за нее, и принялась вздыхать пуще прежнего, стараясь выжать из глаз хоть одну слезинку. Как назло, ей было так весело оттого, что жандарм попал в переплет, что слезы не шли.

– Извольте прекратить! – приказал кронпринц, чего, по его мнению, было вполне достаточно.

Юный жандарм и ухом не повел. У ног его выросла куча женского белья, которую он поддал носком. Тряпочки жалобно взлетели и пали. Отбросив пустой чемодан, он взялся за другой.

– Как вы смеете вести себя подобным образом! – вскричал Леопольд. – Эта дама находится под моей защитой! Немедленно прекратите!

– На этот счет у меня нет никаких распоряжений, – ответил жандарм, отправляя на пол очередную блузку.

Это было немыслимо. Леопольд хотел немедленно вызвать его на дуэль, но спохватился, что драться с полицейским было ниже его достоинства. Оставалось применить оружие куда более разрушительное для карьеры молодого человека. Он потребовал назвать имя и фамилию наглеца.

– Граф Кирилл Вронский, поручик тайной полиции империи, – ответил юноша, глядя в глаза кронпринцу, что было недопустимо по протоколу и просто неприятно.

Не разбираясь в русской форме, Леопольд понял, что ошибся и взял на себя слишком много даже для гостеприимной империи. Он знал, что русская тайная полиция не подчиняется никому, делает что хочет и ради защиты трона может пойти на любое злодеяние. В душе Леопольд сам бы не отказался от такой тайной полиции, хотя его трону ничего не угрожало. Да и троном он, по сути, еще не владел. Но сейчас иметь дело с тайной полицией ему совсем расхотелось. При этом нельзя было потерять лицо, показав, что мальчишка в погонах может быть сильнее кронпринца.

– Я это так не оставлю! – заявил он, грозно вздернув брови. – О вашем поведении я доложу вашему начальству!

– Как будет угодно вашему сиятельству, – ответил Вронский с поклоном.

Леопольд фыркнул и вышел в полном расстройстве чувств. Сонька не поняла, что такого сказал этому немцу жандарм, что он вылетел как ужаленный. Зато хорошо поняла, что дело ее плохо. Утерев сухие глаза, она сжалась, став похожей на промокшую птичку, похлопала ресницами и постаралась улыбнуться.

– Не пойму, ваше благородие, в чем меня подозреваете.

– Разве не поймешь? – спросил Вронский, отдавая ей улыбку.

– Совсем не пойму. Я закон знаю, ни в чем против него не иду. А вы взяли и барахлишко мое все перетрусили. Такой стыд, что и глаз девать некуда.

– Так тебе стыдно?

– Как не стыдно, когда меня, честную воровку, не пойми в чем подозревают.

– Вот и расскажи, чтоб стыдно не было.

– О чем же рассказать? – когда было надо, Сонька умела показать свою испуганную и глубоко невинную душу.

Вронский брезгливо оттолкнул чемодан и сел на край стола.

– Где запрещенная литературка, милая? – спросил он. – Куда дела? Или в поезде успела передать? Может, соседке по купе отдала? Это твой связник? Отвечать!

Сонька поняла, что дело ее совсем плохо. И спасительные слезы хлынули сами собой. Так что не пришлось притворяться.

37

Слепой, пребывающий в вечной темноте, умеет определять других не только по шагам, но и по неуловимым для зрячих особым движениям воздуха. Бетси учуяла приближение гостей, когда они еще поднимались по лестнице. Она уловила знакомые уверенные шаги Сержа, а рядом с ним ощутила новое, еще не изученное движение. Серж вел новенького. Бетси любила новых людей, которых она собирала, как коллекционер, что накалывает бабочек и вывешивает на стену.

Серж принес с собой запах свежего одеколона, еле уловимый дух леса или чего-то, что мог подцепить на даче, и еще мелкие водовороты воздуха, похожие на белокурые кудряшки ребенка. Он коснулся ее руки привычным расчетливым прикосновением, которое лишь обозначало движение губ к старческой коже. Бетси сжала его пальцы, удержав, и выразила глубокое соболезнование по поводу кончины Алексея Александровича, которого так хорошо знала. Это такая утрата для всего общества и столицы. Она не стеснялась, что слова ее ничего не значат: общество давно забыло старого Каренина, как и он забыл общество. Церемония сожалений была ей необходима и в чем-то приятна. Бетси собиралась жить долго, и каждый уход кого-то из знакомых был еще одним очком в ее пользу.

Пробормотав благодарность, Серж представил того, кто более всего занимал чувства Бетси. Услышав, какой неожиданный гость к ней пожаловал, она поманила его пальчиком, тем самым движением, оставшимся с той поры, когда на зов этого пальчика бежали со всех ног мужчины, и протянула руку. Как только Ванзаров коснулся ее, она уже знала, какой непростой характер вошел в ее орбиту.

– Как мило, – сказала она, поворачивая к нему ухо, чтобы уловить дыхание и токи, исходящие от его тела. – Какой редкий экземпляр.

– Заурядный чиновник полиции, – ответил Ванзаров, бережно освобождая пальцы.

– О нет! – Бетси кокетливо усмехнулась, хотя помнила, что в ее возрасте лучше и не пытаться кокетничать. – Преимущество слепой старухи в том, что я научилась видеть души людей. От вашей души веет… сталью, солнцем и смертью. Да, да, именно так.

– Профессиональный запах, – ответил Ванзаров. – Смерть кормит жизнь.

– Неужели? Я всегда думала, что наоборот.

– Чем бы мы занимались в полиции, если бы в столице время от времени не случались убийства.

– Быстрый ум для юноши важнее, чем красота для девушки, – ответила она.

– А подлинной красоте не страшны ни годы, ни зависть подруг.

Бетси ощутила легкое движение, как если бы ей кланялись.

– Умница, вы далеко пойдете, если вам в этом помогут, – сказала она, незаметно водя ноздрями, чтобы определить еще что-то неуловимо исходящее от молодого человека.

– Вот как? Интересно…

– О, да, я поняла! – Она даже хлопнула в ладоши. – Вот оно что… Я чувствую неукротимую гордость и честолюбие редкого накала. Как жаль, что вы из среднего сословия. Будь вы аристократического происхождения, достигли бы самых высот. Как жаль, что юноша с такими способностями стоит на ступеньку ниже, чем должен был… Впрочем, ничего нет невозможного. Хотите, я стану вашим советником и другом? Хоть я слепа, но умею видеть дальше многих. Нынешние это ценят. Согласны пойти под мое крыло?

– Благодарю, я подумаю.

Серж, о котором, кажется, забыли, заторопился и попросил разрешения удалиться. Бетси его не удерживала. Ее занимал новенький.

– Зачем же вам понадобилась такая старуха, как я, юный гордец? – спросила она, словно предлагая ему невидимый, но понятный обоим поединок, в котором каждый укол доставляет удовольствие обоим, и не было в нем победителя. Условия поединка были понятны и приняты, хоть об этом не было сказано ни звука.

– Я занимаюсь расследованием смерти господина Каренина, – начал Ванзаров. Первый выпад вышел неудачным.

– Это такая трагедия. Уходит целое поколение. Сначала Алексей Александрович, а вот сегодня Константин Левин, тоже, в сущности, славный человек.

– Вы прекрасно осведомлены.

– Хотите спросить: откуда я об этом знаю? – спросила Бетси, перехватывая у него шпагу. – За час до вас прибегал Стива. Он плакал, доложил о смерти Каренина и кончине Левина на охоте. При том нес какую-то ерунду, что якобы он подозревает, кто убийца.

– Случайно не сказал, кто именно?

Это был плохой выпад. Бетси поморщилась.

– Стива пустой человек. Добрый, но пустой. Я бы не дала за него и ломаного гроша. Только такая дура, как Долли, могла пожертвовать ему свою жизнь. Но, кажется, вы и сами о нем такого же мнения.

– Для меня куда важнее понять, что произошло двадцать лет назад с его сестрой, Анной Аркадьевной Карениной.

Бетси обрадовалась, что в ее жизни наконец случилось что-то необычное. Чтобы приготовиться к новым ощущениям, она взяла паузу, оправив складки юбки.

– Что же могло случиться? – спросила она. – Анна покончила счеты с жизнью, потому что у нее кончились силы сопротивляться злу этого мира.

– У меня есть основания полагать, что смерть ее не была самоубийством, – ответил Ванзаров.

– Как странно, что вы об этом говорите… Буквально вчера я вспоминала Анну и тоже об этом подумала. Все так внезапно произошло. Все так необъяснимо… Ее обвинили во всех грехах, но ведь и мужчины, что были вокруг нее, виноваты не меньше. Взять хотя бы моего дражайшего кузена Алексея Вронского. Он добивался ее чуть не год, а когда добился, она ему наскучила. Повез ее в Италию, там жизнь их стала еще хуже. Тогда они поехали в Москву, но и там их не приняли. А когда Анна бросилась под поезд, он ушел на войну, чтобы его там убили, у самого во второй раз духу не хватило стреляться. И что бы вы думали? Вернулся героем, с ранением, Анна была забыта. Он женился вновь. А сам Каренин?

– Что же Каренин?

– Прошу вас, только между нами, – Бетси приложили старческий пальчик к накрашенным губам. – Мне жаль Сержа, он не должен знать всего. Скажу вам откровенно: Каренин был больше всего заинтересован в смерти Анны. Ее связь мешала его государственной карьере. Он ее люто возненавидел. С его возможностями ничего не стоит нанять любого, кто толкнул бы ее под поезд. Вы знаете, что он похоронил ее где-то там, на той станции? Говорят, не разрешил хоронить на кладбище, закопали как самоубийцу, за оградой. Вы можете это представить! И с тех пор ни разу не навещал могилу. Ни одной панихиды не отслужил. И это человек, помешанный на религии! Хотите сказать, что он не причастен к смерти Анны? Никогда не поверю.

– Кто же мог желать смерти самому Каренину? – спросил Ванзаров.

– Это вопрос, к ответу на который подобраться не так просто. Но у вас, возможно, это получится.

– А ваш кузен, граф Алексей Кириллович Вронский, часто вспоминал Анну?

Бетси кивнула, словно благодарила за хороший выпад.

– Спросите у него сами. Мы давно не общаемся. Быть может, потому, что на все вопросы мы заранее знаем ответы, – она легонько повернула голову. – Кажется, идет один человек, который вам будет интересен. Вы знаете, что я умею делать судьбы?

Слух у пожилой дамы был отменный. Ванзаров ничего не слышал до тех пор, пока дверь в гостиную не распахнулась и на пороге не появилась Татьяна.

– Бетси, я не знаю… – сказала она громко и тут же заметила Ванзарова. Они обменялись взглядами. Но этого было достаточно. Словно учуяв, Бетси призвала ее к себе решительным жестом.

– Дорогая, позволь представить тебе человека с большими талантами и большим будущим, – сказала она с таким значением, словно перед ней находился Наполеон в юности. – Родион Ванзаров…

Он тщательно поклонился, зная, что старуха отмечает каждое движение. Ему представили госпожу Вертеневу, не забыв упомянуть, что она дочь Стивы.

– К сожалению, вынужден вас покинуть. Дела, – сказал он Бетси. – Но я прошу разрешения посетить вас еще раз. Это может понадобиться.

Бетси была рада видеть его в любой день. Она принимала в любой час. Тем более что первый поединок остался за ней. Они вложили шпаги в ножны, но расстались в предвкушении, что новый бой не заставит себя ждать. Сильные противники тянутся друг к другу.

Ванзаров вышел на шумную Малую Морскую улицу, по которой с треском катили пролетки. Он подумал, что дом Карениных был поблизости, на соседней улице. Давно пора было зайти на Офицерскую, чтобы дать срочные распоряжения, но вместо этого он стоял на тротуаре и чего-то ждал. Ждать пришлось недолго.

Она вышла и подошла к нему.

– Слишком часто мы с вами случайно встречаемся, – сказал Ванзаров, не зная, куда девать руки.

– Вы недовольны? – спросила Татьяна.

– Напротив, очень рад. Не желаете чашку кофе?

Татьяна чуть подвинулась и оказалась слишком близко к нему. Так, чтобы смотреть ему в глаза.

– Я приехала за покупками, впереди целый день. А еще впереди целая скучная жизнь. Мы, конечно, можем пить кофе и стараться оттянуть ненужными разговорами то, что так внезапно случилось и от чего уже не спрятаться. Разве вам это надо?

Ванзаров не нашелся, что ответить, стало так жарко, что воротник впился в шею.

– Случилось счастье, настала весна, моя весна, и мне все равно, что будет потом, – сказала она. – Не будем тратить время. Вези меня, куда хочешь…

38

Митя с утра метался по городу и не мог найти себе успокоения. Он выдумывал срочные дела, несся на встречи, которых не было, заезжал туда, где его совсем не ждали, и везде, где только ему смели возражать, устраивал страшный скандал. Он кричал и топал ногами, не разбирая того, что говорит, и так же стремительно, как взрывался, убегал, оставляя друзей в полном недоумении. Он вел себя столь дико, так был не похож на обычного умного Митю, что ему прощали безумства, полагая, что недавние чрезвычайные обстоятельства заставили помутиться его рассудок. Потом Мите становилось стыдно, и он уже хотел вернуться, чтоб принести извинения, но тут новая мысль приходила на ум, и он отправлялся дальше.

Все круги, по которым он кружил, имели один невидимый, но притягательный центр. Митя старался как можно дальше оттянуть момент, когда окажется рядом с гостиницей «Англия» и будет вынужден подняться на третий этаж, где сестра снимала номер. Чем дольше он оттягивал неизбежное, стараясь оказаться в стороне от Вознесенского проспекта, тем ближе подходил к нему, отчетливо понимая, что бежать от самого себя так же невозможно, как от тени. Наконец он смирился, бросил извозчика на полпути и дошел до гостиницы сам.

Войдя в холл, Митя остановился, привлеченный неожиданным обстоятельством. В любой другой день он, конечно, не посмел бы так поступить, но сегодня вожжи, что сдерживали его так долго, порвались окончательно. Сорвав шляпу таким движением, словно намеревался бросить ее в пропасть и сам отправиться следом, Митя подошел к даме, изучавшей городской справочник, и догадался вежливо кашлянуть, а не схватить ее за плечо.

На сдавленный хрип, вышедший у Мити вместо кашля, дама обернулась. Она смерила его взглядом с ног до головы, но не прогнала. Под этим спокойно-невозмутимым взглядом Митя окончательно забыл, что хотел сказать, и только смотрел в ответ, не в силах ни языком пошевелить, ни поклон отвесить. Дама, впрочем, не рассердилась, а продолжила игру в «гляделки», замечая в молодом человеке кроме явных признаков нервного возбуждения много симпатичных черт.

– Кажется, вы хотели мне что-то сообщить, – сказала она, словно подбадривая Митю.

Митя опомнился, что давно вышел за рамки самых вольных столичных приличий, отвесил поклон до земли, как это принято у купцов, только бы иметь миг на передышку, и сжал в кулаке шляпу.

– Я не знаю, как вас зовут… И вообще, я бы не позволил себе ничего подобного, если бы не сегодняшний день, простите, у меня слова путаются. Так вот, я хотел сказать вам, что, если бы я имел надежду видеть вас и найти кого-нибудь, кто меня вам представит, но как же мне это сделать, если я не знаю, кто вы… В общем… – он окончательно запутался и прикусил губу.