Рулетка судьбы

Все пять минут, что пролетка тащилась от Тверской мимо Воскресенской площади, через Иверские ворота на Никольскую, Настасья сидела молча, сжавшись нахохленной птичкой.

Пушкин представил мадемуазель Тимашеву Эггерсу. Нотариус отпустил комплимент такой приятной барышне и пригласил в кабинет. Где все сидели по местам. Последний свободный стул достался Настасье. Как раз между мужской частью наследников и женской. Лабушев с Фуделем смотрели на нее с явным презрением, Живокини пыталась вспомнить племянницу, которую видела еще ребенком. Рузо не обратила внимания. И только страшная мадам Львова улыбнулась и ободряюще похлопала ее по руке. Тетушка умела прощать. А Настасье требовалась поддержка.

– Итак, теперь все в сборе, – сказал Эггерс. – По поручению госпожи Терновской Анны Васильевны и во исполнение ее воли завещание вскрывается.

Из той же папки он вынул конверт большого размера и вскрыл клапан ножом для бумаг. Лист завещания помещался в него целиком, без сгибов.

– «Моя воля… – прочитал Эггерс, кашлянул и продолжил: – Ныне собравшимся после моей смерти таким образом завещаю… Подруге мой Львовой оставляю пятьсот руб-лей. Секретарю моему Рузо выдать сто рублей. Большего не стоишь, работу исполняла дурно, только про свои глупости думала… Племяннику моему Алеше Фуделю вручить мою фотографию, что выберет со стены. Кузену моему милейшему Петеньке Лабушеву дарю самовар серебряный, чтобы не коньяк, а чай пил… Тебе же, сестрица моя милая Вера, старый бурнус, что валяется, молью поеденный, у меня в шкафу…»

Нотариусу нужна была передышка. Он старательно смотрел в лист.

– Продолжим… Итак: «Мой дом на Большой Молчановке, мою дачу, что во Владыкине, все акции и ценные бумаги, что у меня хранятся, все наличные деньги, а также мой выигрыш на рулетке завещаю своей любимой племяннице Тимашевой Настасье Андреевне в полное владение и распоряжение. На том остаюсь любящая вас сестра и тетка Терновская Анна Васильевна. Будьте счастливы…» Дата: 31 декабря 1893 года… Теперь, кто желает, может ознакомиться лично… – Эггерс положил лист так, чтобы любой мог его прочесть.

– Великолепно! – вскричал Лабушев и натужно засмеялся. – Я владелец самовара! О, благодарю, сестра!

– Не может быть! – Фудель дернул галстук, душивший гнев. – Этого не может быть!

Эггерс указал на лист.

– Извольте ознакомиться… Все верно…

Фудель яростно замахал рукой.

– Подлог! Вранье! Тетя обещала мне… Обещала… – Он сжал лицо кулачками.

Живокини вскочила, будто в нее вонзилась заноза.

– Будь ты проклята, старая ведьма! – крикнула она и выскочила из кабинета.

Рузо, сосредоточенная, встала, вышла молча.

– Вот она – рулетка! – произнес Лабушев. – Рулетка судьбы!

Богатая наследница и завидная невеста сидела неподвижно. Она даже не заметила, как мадам Львова наклонилась и шепнула ей: «Поздравляю, только не наделайте глупостей». Зато тетушка отправила такой выразительный взгляд кому следует, что прочесть его не составило труда: от Пушкина требовали защитить непослушную, вздорную, но беззащитную барышню. И было от кого.

Фудель вдруг воспылал интересом к Тимашевой, отвешивал поклоны с комплиментами, радуясь обретению дальней родственницы. Кажется, троюродной или даже четвероюродной кузины… Какая разница, главное, что такое родство браку не помеха.

Чуть не отталкивая Фуделя, уже распушил грудь и обаяние Лабушев.

– Позвольте, позвольте ручку, прелестница! – говорил он с ужимками старого фата, старательно ловя ручку, которая не шла к нему.

Настасья не замечала суеты. Она обернулась к Пушкину. Во взгляде ее читалось только одно: «Спасите!» Когда барышня, богатая или бедная, не важно, взывает о помощи, сыскная полиция не может отказать. Пушкин дал знак потерпеть совсем чуть-чуть. Он подошел к столу, за которым Эггерс прятал завещание в порванный конверт.

– У Терновской было другое завещание?

Нотариус прикинул, не посягает ли полиция на тайну поручительства. И счел, что не посягает.

– Именно так… Предыдущее завещание Анна Васильевна составила три года назад.

– Новое завещание от тридцать первого декабря Терновская написала у вас в конторе или вы только заверили принесенный ею текст?

– Именно так, – ответил Эггерс, не раскрывая тайну клиентки, при этом ясно давая понять, где правда.

Пушкину было довольно.

Оттеснив Лабушева, который предлагал мадемуазель свои услуги, и Фуделя, который напрашивался на визит, Пушкин предложил Тимашевой руку. Она схватила ее, как утопающий спасательный круг. И не отпускала даже в пролетке. Будто ее могли украсть.

Привезя Настасью в «Лоскутную», Пушкин просил не покидать гостиницу. И обещал заехать вечером. Всю дорогу барышня не проронила ни слова. Как будто наследство лишило ее дара речи. Она поднялась по лестнице, так ни разу и не оглянувшись.

Примета сбывалась. Опять тот же самый городовой кого-то притащил. Эфенбах не разобрал, кого именно, но направился сделать грозное внушение. Чтобы, в конце концов, порядок восстановить. Тут у них беспощадная война за нравственность, некоторые почтенные люди на рулетке проигрываются, а из участков смеют вот так, запросто, всяких сомнительных личностей таскать. Пора положить этому конец…

Сноски