Красный Треугольник
– Нет времени, надо выбирать.
– Что получу?
– Значительно больше, чем может предложить он.
– А если откажусь?
– Тогда ничего не будет. Для тебя точно.
– Ты меня отпустишь?
– Конечно, нет, но потом будешь жалеть.
– Не уверен.
– Подождем и посмотрим, кто был прав.
– Дай еще несколько Ночей.
– Их нет. Решение сейчас.
– Можно вопрос?
– Спрашивай.
– Сколько раз?
– Три.
– Что пережил?
– Разве не знаешь? Самое глубокое отвращение… Что решил?
Пришедшие молчали, тишину подвала доставал шум Ночи. Зашуршал плащ, одна из теней протянула руку, тускло блеснул продолговатый предмет.
– Прими или отпусти, – донеслось.
Забрав дар, взамен тень протянула баночку, не больше, чем из-под крема для лица. Склянка запрокинулась рядом с пятном головы, послышался звук глотка. Угощавший раскрыл объятия, тень, выпившая что-то, в эти объятия упала. Наконец, послышалось:
– Все хорошо, ты с нами. Чтобы не выдал запах, натрись соляркой или поешь мясца. Скоро ощутишь, как все меняется…
– Не бойся, я справлюсь…
– Я верю. Теперь о деле…
Разобрать, о чем они зашептались, стало невозможно, долетал лишь слабый шорох, ни внятного словечка. Тимуру вдруг ужасно захотелось узнать подробности, почему-то это стало особо важным для него.
– Правильно, – вдруг отчетливо произнес один из незнакомцев.
– Что мне сделать?
– Пустишь весть, когда придет случай… Ты уже в силе. Пора, наш верный друг.
Первый пропал в черноте, на миг явившись в открытом проеме и исчезнув за дверью. Оставшийся не двигался, словно выжидая.
Ладонь, сжимавшая рукоятку напильника, взопрела, Тимур перестал дышать и услышал, как по барабанным перепонкам бьет его собственное сердце.
Ударил свет, настоящий, от электрического фонарика. Лучик пробежал по подвалу, выхватывая стены и рухлядь, проехал по Тимуру, ослепив на мгновение, и равнодушно побежал дальше. Маскировочный плащ спас.
Бесшумно приблизившись к горке ящиков, незнакомец скинул верхние. Под ними обнаружился чан. Звякнула крышка, что-то булькнуло, и снова послышался тихий лязг металла. По подвалу растеклась отвратительная вонь: смесь перегноя и резины. Тимур зажал нос. Незнакомец насторожился и провел фонариком, как прожектором по границе.
Тимур замер. Надо ждать и терпеть.
Свет наконец померк. Снова раздался шорох сдвигаемых деревянных ящиков, еле заметный шелест подметок, скрип двери, на мгновение показался силуэт в дверном проеме. И наступила окончательная тишина.
Еще долго Тимур не дышал в полную силу. Он видел то, чего никак не должен был знать, за это наверняка не сносить головы. Вот только от кого? И можно ли рассказать об этом Машке? Да и было ли что-то? Может, приснился бред, как в прошлую ночь. Так – вернее всего: ничего не было.
Тимур уговаривал себя и приводил разумные доводы, пока не провалился в беспамятство.
Разбудил его глас:
– Ночь ушла!
В это утро зажатые мышцы поддались куда легче, тело показало чудеса выживания, но жажда схватила арканом. Но поделать с жаждой было нечего – только терпеть.
Тимур был так занят приведением себя в чувство, что прозевал явление Машки: она возникла словно из воздуха и уставилась на то, как он делает массаж конечностей.
– Еще жив? – с легкой досадой спросило безжалостное создание и отобрало заточку. – Как пережил Ночь?
Тимур проскрежетал сухим языком:
– Спал.
– Такая выдержка? Не ожидал от тебя.
Кажется, Машке очень хотелось спросить о чем-то, ее буквально распирало от любопытства, но Тимур не стал ей помогать: спал, и точка.
Что-то дивно булькнуло, и появилась наполненная водой грелка. Припав к ее горловине, Тимур ощутил, что жидкость попахивает резиной с краской, но ведь течет, течет! – жадно глотнул и опомнился, когда опустошил всю емкость до капли.
– Извини, я не пил двое суток… Не волнуйся, соберу тебе воду.
Скатав резиновый сосуд, Машка заметила равнодушно:
– Так поступают все пришлецы…
И наградила инструкцией: сейчас он должен сосчитать до десяти, выйти, накрывшись плащом, и сразу по стенке свернуть налево.
Тимур исполнил все, как велено.
Машка настигла его около очередной арки, без церемоний отняла плащ и отдала новый приказ: идти по другой стороне улицы, осторожно замечая, куда следует она. В общем, как чужие.
Пропетляв двориками, одолев несколько развилок, обогнув открытые площадки, она привела Тимура к пожарной лестнице, и молодой козочкой взобралась на последний этаж. Там и ждала, пока запыхавшийся пришлец одолеет последнюю площадку, и вдруг прошла сквозь стену. Чудо разоблачил сквозняк: нарисованная кладка шевелилась.
Высунулась взъерошенная голова:
– Будешь говорить только правду.
– Когда было иначе?
– Если не поверят, тебя отпустят.
– Давай уже скорее, что ли…
Напротив цехового окна, разбитого до основания, возвышался человек в плаще. Грозно скрестив руки и не подавая признаков, что хочет знакомиться с гостем, он выхватил махобой и заорал:
– Строй!
Откуда ни возьмись, выскочили трое, размахивая боевой резиной, пока лишь угрожая. Один был знаком: свирепо насупившись и рыча, как голодный барс, готовился к растерзанию Мик. А вот парочку пришлось узнавать заново: рыжий верзила и стриженная налысо девица со шрамом на щеке. Зрелище для утра – не радостное. Но что интересно: глаза у всех – чистые, беленькие.
– Салах, твое место в строю!
Машка замялась, но все же выхватила шланг с лезвиями:
– Не спеши, Чингиз…
– Это пришлец Темнеца! Он глаб отпустил!
– Ты ошибаешься…
– Салах – в строй!
С неохотой девица повиновалась.
Надо было подыскать хоть что-то для приличия. Бой будет не короткий, а мгновенный, но умирать вот так – с пустыми руками не хотелось, парни со двора Тимура бы не одобрили. Заточку отобрала Машка, а кроме ломаных стульев и горы резиновых сапог защищаться тут было нечем. И тогда он пошел с последних козырей: швейцарский ножик перехватил лезвием назад, как учили старшие, а шокер выставил вперед, широко разведя руки.
Изготовку Чингиз осмотрел с некоторым уважением:
– Смирись, пришлец, сцедим Теплу Водицу и отпустим легко.
– Пошел ты…
– А ведь и вправду лютый, – проговорила стриженая девица, глухо, по-мужицки.
– Да, лютый! А ты – гондон штопаный! Понял, фраер дешевый. И хоть на всю твою кодлу меня не хватит, но будь уверен, падла, хоть одного с собой утащу! Подходи, кто первый, убогие! Я псих, у меня и справка есть! Тебя, падла, порисую и выйду, а на тебя собаки ссать будут!
Все, что тщательно душила и полировала банковская сфера, вырвалось так стремительно, словно и не было многих слоев лака. Природа городского дикаря праздновала побег из заточения, в ушах свистел ветер отчаяния, а во рту тек вкус свободы, неотличимый от соленой крови. Он снова был мальчик с пером, который забрел на чужую улицу и наткнулся на братву не своего квартала. У него один шанс – запугать диким напором. Или принесут его к маме всего в крови и мертвого.
Полублатной напор произвел впечатление. Уже без злобы Чингиз спросил:
– Где взял ножик и шокер?
– А тебе, курва, не похер ли? Ближе подойди – шепну на ушко.
– Отвечай, дурак! – сорвалась Машка.
До сознания наконец долетело эхо того, что произошло: он свалился в самую глухую помойку, про которую и думать забыл, став другим. И вот перемазался снова. Нет, никогда больше. Даже если остались считаные секунды, встретит их с достоинством, а не по-скотски. Странно, что именно сейчас вспомнил слово «достоинство». Давно не слышал, ни к чему оно было. А вот – пригодилось. Ну пусть будет с достоинством. Все равно конец. Пропади все пропадом.
– Федор подарил…
– Когда?
– Подъехали к заводу, сказал, на добрую память. Кончай волынку…
Вождь дал знак, боевая четверка сгрудилась плотным кольцом. У них опять было совещание, просто демократия какая-то.
Заскочила шальная мысль: а не дать ли деру? Как раз вовремя. Полотнище слабое, прорвется под прыжком. А дальше что? Он один и ничего не знает в Треугольнике, даже если убежит – не выдержит Ночь. На него будут охотиться не только месрезы, но и эти. Кстати, кто они? В какую шайка угодила Машка? Может – противцев? Или у них это цехом называется?..
Совещание закончилось, строй, куда менее опасный, походил теперь на семейную фотографию.
– Есть желание? – изрек Чингиз.
– Напиться напоследок. Третьи сутки ни капли.
Лысая девица исчезла и вернулась с прозрачным бурдюком, по виду напоминавшим сильно раздутый презерватив, старинный, а потому крепкий. Надпись «Сделано в СССР» криво растянулась под весом мутной жидкости. Припав к резиновому горлышку, Тимур жадно глотнул воды с вонью ржавых труб. Пил упорно, потому что твердо знал: именно так надо.
Опустевший сосуд ужался в то, чем и был, лысая бережно схоронила его под плащом. Тимур облизнулся:
– Ну что, закончим?
Чингиз опять скрестил руки, как памятник неизвестному полководцу:
– Кем жил в Далёке?
– В банке работаю… работал.
– Хорошо, что не презренный мозак.
– Я тоже рад.
– Как попал сюда?
Страх утонул в гнилой воде, Тимур сдал самый сложный экзамен в своей жизни без подготовки. Просто вынул наугад единственный счастливый билет. А потому не стал нарываться и мирно поведал, как сначала… а потом… и вот… и про глаб, конечно… так что теперь… И даже обнаглев, спросил:
– Может, скажешь, где выход?
– Выхода нет, – механически ответил Чингиз. – Значит, глаб не отпускал?
Тимур сознался.
– Но ведь глас был… Странно.
Давление недоверия стало падать, барометр показал «ясно». Чингиз ослабил гордую осанку и довольно мирно спросил:
– Так что ты видел, пришлец?
– Последние дни богаты впечатлениями.
– Говори про торбника.
– Да, ерунда. Наверное, перепутал.
– Отвечай, пришлец! – опять закричала Машка.
Боевые коллеги покосились с осуждением.
Пришлось вкратце поведать печальную историю богатенького бомжа, его преждевременное разрывание и внезапное явление целым и невредимым.
Грозные убийцы присмирели, задумавшсь о чем-то, понятном только им.
– Хочешь быть за нами? – спросил вождь, раздумывая о своем.
– Опять три условия зададите?
– Зачем? – встрял Мик.
– Месрезы уже меня принимали…
Смеялись на все голоса, кроме Машкиного, но Чингиз быстро подвел черту:
– Этого не может быть. Ты ошибся.
Тимур уже собрался возразить, но помешала Машка:
– Отвечай: согласен?
– Нет вопросов, конечно, согласен…
Последовало холодное знакомство. Мика, оказалось, зовут так, а рыжего амбала – всего лишь Кортес.
– Боксер?
– Дальнобойщик. – Верзиле ошибка понравилась.
Стриженая боевичка была названа Батыем, про Машку сказано что-то невнятное, а про себя Чингиз и вовсе забыл: вождь, что тут говорить. На этом представление окончилось. На всякий случай Тимур спросил:
– Мне что-нибудь полагается сказать?
Чингиз насторожился:
– О чем ты?
– Клятва, что-нибудь вроде «прими или отпусти». Может, контракт подписать?
Чингиз оглянулся, бойцы смотрели сурово.
– Рады принять тебя, пришлец. Будет тебе дело, раз так хочешь…
Однако что именно потребуется от новичка, пояснить отказался, хмурым взглядом окинул вновь принятого и пробормотал:
– Ловкий ты, пришлец, уже до таможни добрался… Может, и в самом деле…
– Что «в самом деле»? – спросил Тимур.
Но вождь уже натянул на лицо непроницаемость:
– Салах обучит тому, что должно.
28-й до Эры Резины
Улицы, пустынные днями, захватило пиршество. Повсюду грудились обитальцы Треугольника с раздутыми животами, лу`жники валялись вперемешку с торбниками и живцами в пьяном отупении, сытно рыгали и таращили разноцветные глазенки. Кто смог – обжирался до потери сознания и, перемазанный кровью, отдыхал под свалившимся счастьем. Дремали в собственной блевотине, прижимая обглоданные куски мясца.
Было мирно, но Машка сохраняла бдительность. Обойдя очередное тело, тревожно заметила:
– Беда пришла… Из-за тебя.
Тимур не смог проникнуться горем, потому что поспевал кое-как:
– Ну, и что? Наелись досыта. При чем тут я?
– Уничтожено все мясцо.
– Глабы новое нарастят.
– Ты глуп, пришлец. Знаешь, что будет?
– Наверное, все то же…
– Ну, так скоро узнаешь…
– Ма… Салах, а ты противец?
Она резко затормозила:
– Кто назвал тебе этот клич?
Опять прыжок настроения, просто качели бешеные, такой характер даже Треугольнику не выправить.
– Матильд. Что он значит?
Сделав вид, что оглохла, Машка заспешила. Зараза такая.
В животе хлюпала водица, которой Тимур выпил слишком много. Заглушить отвратительные звуки он постарался болтовней:
– Когда начнешь обучение? Старший ведь приказал. Вдруг поручит сложное дело, а я не готов. Не хочу провалить, а то перед Чингизом будет неудобно.
Решительная девица указала на стену глухого брандмауэра:
– Здесь выберешь оружие.
На все пространство красного кирпича приходилась лишь драная дверь, над которой скособочилась вывеска из куска жести с подтеками букв: «Отпущалки».
– Заплатишь, сколько попросит.
Наверняка какой-нибудь подвох. Поправив шлем, Тимур постарался нащупать:
– Подскажешь, что выбрать? Может, последнюю модель махобоя?
– Бери то, с чем сможешь справиться.
– А ты?
– Буду ждать здесь.
– Слово, Салах?
– Да ты совсем обнаглел, пришлец…
Машка окрысилась, но что-то вроде обещания бросила.
Замок давно сгнил, петли рахитично погнулись, обнажив ржавые штыри. Дверь скособочилась, угрожая отвалиться.
Внутри Тимура встретила приличная темень. Чадила горелка, сделанная из артиллерийской гильзы, рядом с ней виднелась одинокая согбенная спина. Взлетала цыганская игла устрашающего размера. Хозяин, занятый штопкой, поздоровался с покупателем:
– Чего надо?
Худую мордочку украшал монокль, какие водятся у природных аристократов, над сморщенным лбом гордо торчал седой хохолок. Лавочник походил на больного попугая, выкинутого на помойку.
– Мне бы оружие… – неуверенно попросил Тимур.
– Нету. Уходи, пришлец.
Такой прием был не в диковинку, а потому, не вдаваясь в уговоры, гость шибанул по двери так, что она распрощалась с изрядным кусом фанеры, подобрал за порогом увесистый обломок кирпича и метко бросил в согбенный хребет. Снаряд обязан был угодить в цель, ему просто некуда было деться, но вдруг отлетел, молниеносно отбитый чем-то резиновым. При этом лавочник не очень шевелился, так и сидя спиной к Тимуру. Не оборачиваясь, предложил:
– А ну, еще…
Выскочив, Тимур подхватил стальную арматуру, услужливо валявшуюся в пыли, и побежал на врага. Замахнулся на безоружную спину и со всей дури ухнул по ней. Удар должен был оставить мокрое место. Но железяка пролетела в пустоте и потащила за собой. Увернувшийся хозяин подставил подножку – Тимур растянулся беспомощно и жалко.
– Ловкий пришлец, попробуй еще раз…
Это было уже откровенное издевательство. В пыли и ярости Тимур совершенно забыл, для чего сюда наведался, и принялся рубить с плеча. Со страшным грохотом арматура крушила невинные вещи, а владелец лавки не прятался и не убегал, но оставался неуязвим. Тимур махал арматуриной из последних сил, а наглец даже не задохнулся и монокль не уронил. Наконец, победитель глаб исчерпал запал.
Хозяин как ни в чем не бывало похлопал его по плечу:
– Ай, молодец.
– Отойди… хуже будет… я лютый…
– Да, знаю. – Дядечка печально вздохнул, подобрал горелку и зажег прятавшиеся где-то светильники. Конурка осветилась дрожанием оранжевых язычков, с дымком и чадом. Открылись следы лихой атаки: переломанные коробки, искореженные трубы и разбросанные жестяные банки. Скорее всего лавка когда-то служила котельной.
– Извините, – пробормотал Тимур и отшвырнул железку.
– С пришлецами бывает… Месреза одолел, глаб отпустил, Салаху устоял, такому герою – зачем оружие?
Отчего-то Тимур смутился, захотелось все бросить, пусть Машка издевается и даже отпустит к чертям своим махобоем. Но сдержался и проговорил:
– У меня тут дело намечается…
– Чем платить будешь?
Предложения евро или колбасы лавочник решительно отверг, причем монокль его не шелохнулся, как врос в переносицу:
– Еды теперь сколько хочешь. Может, что-то нужное?
Выбор невелик, пришлось расстаться со швейцарским ножиком. Лавочник принял складное чудо с трепетом, как реликвию, поднес к свету, рассмотрел и остался доволен.
– Не знаете, где найти Закройщика? – доверительно понизив голос, спросил Тимур.
Монокль, не отрываясь, любовался лезвиями:
– Где-нибудь, может рядом. Но ты его не узнаешь. Иди, выбирай там…
На дальней стене обнаружился занавес резинового полотна, а за ним – гигантское пустое пространство неведомого цеха, такое большое, что контуры труб и металлических емкостей лишь угадывались. Переплетения конструкций уходят в темень безграничную, из которой эха не дождаться. Маленькая фигурка человечка в кожаной куртке и летном шлеме пугливо двигалась в безграничной пустоте к единственному светлому пятну – одинокому шкафу старомодного фасона, на который падал свет из недостижимого потолка.
Под жалобный скрип приоткрылась стеклянная дверца, оклеенная жухлыми газетами. Полки ломились под залежами всего, чем бить, махать, резать, колоть, подсекать, валить, кромсать и зашибать насмерть. Тимур попробовал палицу с остриями, примерился к копью, утыканному гвоздями, взялся за резиновую трубку с отточенными шестеренками. Все было не то. И тут в уголке приметилась игрушка из дворового детства: мячик цельной резины, каким играли в хоккей летом, швыряли в стену или друг в друга. Мячик черен, тяжеловат, но в ладони улегся приятно, взлетел и послушно вернулся в руку. Тимур отправил его на пробу в дальнюю стену. Комок резины выбил глубокую дырку и отпрыгнул прямо в пальцы, как верная собака к хозяину.
Лавочник, кажется, забыл про покупателя, опять принялся за штопку, латая изношенную галошу.
– Ничего не взял? – спросил, даже не обернувшись.
Тимур придерживал находку за спиной:
– Да так, мелочь…
– Хвастай, пришлец.
– Вот это глянулось…
Резиновый мячик блеснул лакировкой. Игла замерла, лавочник уставился в изумлении, словно пытаясь спросить: «И где же выдают такие замечательные штучки, и почему я их не заметил?»
– В дальнем углу пылился, еле раскопал. А остальное назад сложил, там порядок, – успокоил покупатель.
Лавочник кивнул, может, в благодарность за усердие:
– А совладаешь?
– Хотите проверить? – заинтересовался Тимур с надеждой на мщение.
Но хозяин отказался:
– Думал, молников больше нет, не попадались давно. Уверен, что годится?
Мячик пронесся стремительно, пригибая огоньки коптилок, пробил стальную трубу и вернулся. Закрывшись локтями, лавочник таращился на бойкую резину:
– Повеселил, пришлец лютый, спасибо…
– Спасибо за покупку, – механически ответил Тимур.
– Что?! – Хозяин уставился на него с остервенением, за которым следует беспощадная драка, когда оскорбление смывают чужой кровью.
Игриво прочистив горло, Тимур рявкнул:
– Говорю, спасибо, что продали оружие…
– А ведь показалось, что ты презренный мозак…
– Нет, я не он…
– И почему молник достался тебе?
– У вас с этим какая-то проблема?
Ответом лавочник не удостоил, выставил спину и принялся за галошу.
27-й до Эры Резины
Куда ведет грозный Салах теперь, было неизвестно, обучение наверняка продолжается, бросать на полдороге Машка не умеет, остается лишь покорно следовать за ней. Строгий учитель крался поодаль и делал незаметные знаки.
А вокруг бушевал праздник объедания, площади и проходы между цехами щедро украсились опьяневшими от мясца. Их было слишком много, и все были сыты. Глядя на изобилие жизни, Тимур ощутил призыв, полноценный, не терпящий возражений, когда нельзя думать ни о чем, кроме куска еды. Чтоб совладать с этим желанием, он представил сочащуюся вырезку от Матильда, но голод был согласен и на это мясцо, даже сырое. В отчаянии Тимур уже готов был вгрызться в остаток колбасы-валюты, но тут его поманили пальчиком.
Коварная девица схватила за портупею и крепко встряхнула, потому что глупый пришлец никак не мог уразуметь, что от него требуют. Машка шипела про то, что он должен, обождав, войти после нее, поклониться и спросить дозволения. Но куда надо сунуться в этот раз, было совершенно непонятно. Видимо, Тимур просто отупел от голода.
Истратив терпение, Машка схватила ремешки шлема и задрала его голову, как собаке на ошейнике. Прямо над ним свисал пластиковый короб молочного цвета с остатками красных слов «Выход свободен». Заводской семафор трудился в опасных цехах, пока не кончилось электричество. Здесь на улице ему было не место.
А вдруг это выход? Тот самый выход. И не нужен никакой Закройщик. И стоит сделать шаг…
И тут Тимур получил по загривку.
– Чего? – очнулся ошалевший Тимур, и до сознания его долетел приказ:
– Следуй за мной на двадцатый счет, пришлец.
Машка опять вошла в стену. Отвратительная местная привычка. Фокус разоблачил зоркий взгляд: в стене имелась самая обычная ниша, за которой чернел проем. Тимур торчал у входа в заведение и не видел этого. Было от чего взъяриться. Честно досчитав до двадцати, заодно придушив надежду на чудо, он отправился за своим мучителем.
Чем служило это помещение резиновой промышленности, нынче понять было трудно. Во всю длину располагался стол, на котором, свернувшись клубочками, дремали существа в разнообразно грязных обносках. Чужака они не удостоили взглядом, как спали, так и продолжили посапывать. В ряд со столом громоздились хилые подобия барных стульев, сколоченные из чего придется. Освещалось пространство крайне пожароопасно: в трехлитровые банки с соляркой были вставлены фитили, на кончиках которых плясали хилые огоньки. Но даже этого света хватило, чтобы разглядеть неприятную подробность: Машки опять не было. Не женщина, а противец какой-то.
Зато навстречу гостю выбежал полный человечек совсем не геройского вида, резиновый фартук кое-как сдерживал круглое пузо, а остатки волос прикрывали желтеющую лысину. Он помахал тряпкой образцово мерзкого вида и улыбнулся, как лужник:
– Заходи, пришлец лютый! «Выход свободен» рад тебе!
Впервые Тимура встречали не оружием, а добрым словом. И это было подозрительно. На всякий случай он коснулся в кармане черного шарика.
– Чего желаешь, пришлец? – тем временем спросили его.
Напрочь забыв все наставления, Тимур уточнил:
– А что есть?
– В нашем трактире есть все, что душе угодно! Выбирай.
– Это трактир?!
– Лучший во всем Внутри! Отменные блюда и цены доступные.
Слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Неужели Машка догадалась и привела поесть?
Тимур сглотнул ком слюны:
– Можно меню?
– Можно. Но его нет. – Трактирщик широким жестом обвел стол: – Выбирай, что хочешь!
Наверняка предлагалось изготовить свежее мясцо из спящих. Сразу обнаружив, что не так уж и голоден, Тимур спросил что-нибудь легкое, типа закуски.
Проявив внезапную радость, трактирщик стал выяснять, с каким вкусом желает закуску гость: меди, земли, белил, травы, с крысиным ядцем, ну, или чистейшую. Чтобы не нарваться, выбор был сделан на последнем блюде.
Хозяин подскочил к неприметному тельцу, выхватил хилую руку и опустил резиновую трубочку, выходившую из сгиба локтя, в банку дремучей свежести. Разжал стальной зажим – в стекло ударила тонкая багровая струйка. Нацедив с два пальца, трактирщик слизнул неупавшую каплю и протянул гостю:
– Наша фирменная: «Чистейшая». Вкус – изумительный. Лучшая во всем Внутри. И очень питательная.
– Это же кро… Тепла Водица?
– А что ж еще! Тут трактир, а не свинарник. Знаешь, на чем настаиваем? Это секрет! Попробуй – пальчики оближешь.
Чтобы оттянуть неизбежное, Тимур стал выпытывать, из чего делают «Чистейшую», как тонкий ценить выясняет, с какого склона виноградника собрана бутыль красного, прежде чем он сделает первый глоток.
– Так ведь живцы нагоняют! – радостно удивился трактирщик. – Чем кормим, такой и вкус. Не побрезгуй!
В банке плавно колыхалась багровая жижа, по стенкам уже засохли струпья.
– Не бойся, пришлец, продукт исключительно полезный. Заедочку желаешь? – Трактирщик протянул блюдо с отбитым краем, на котором аккуратным рядком выложил обрезки резины.
– Я не лизнец, – отказался Тимур.
– Вот и славно. – Хозяин ловко извлек трехлитровую бутыль, в которой густо колыхался желтоватый студень. – Пюре из мозгочков свежайшее, сам понимаешь, отведаешь?