Главред: Назад в СССР. Книга 2

Наступил вторник, день икс для газеты. Бродов по-прежнему лежал в кардиологическом отделении ЦРБ, посещать его пока еще не разрешали, но самое главное, что Арсений Степанович был стабилен. Шикин справился вместо него, подготовив совместно со старушкой Метелиной обязательные партийные полосы. Все остальные журналисты тоже не подкачали, вовремя сдав все свои материалы и даже немного поиграв с заголовками.

По договоренности с Громыхиной мы поместили небольшое объявление о конкурсе иллюстраторов, так что хотя бы здесь все получилось как надо. Интервью с первым секретарем было готово еще вчера, так как расшифровать аудиозапись для меня давно уже не составляло никакого труда. Я потратил кучу времени лишь на машинописный набор, но уже по привычке сначала набросал карандашный черновик, на чем в итоге и сэкономил – не нужно было повторно щелкать по клавишам, внося правки. Как мы и договаривались вчера, я лично отвез черновик интервью и расширенную статью о Павлике в райком, но вот уже обед вторника, а ни одобрения, ни запрета – ничего. Краюхин молчал. Мне даже не удалось с ним увидеться, гранки из моих рук приняла холодная красотка Альбина, нехотя объяснившая, что первый секретарь уехал по срочным делам в район.

А когда я вернулся, ко мне в кабинет взлохмаченным вихрем ворвалась запыхавшаяся Соня Кантор. Выпив два стакана воды кряду и немного успокоившись, она затрясла блокнотными записями.

– Накрыли, Евгений Семенович! – радостно закричала она, смутилась и понизила голос. – Вы были правы, это Максим Воронин!

Сердце в моей груди учащенно забилось. Отпрыск красного директора, разворовавший в девяностые Андроповский ЗКЗ, начал еще при советской власти. А Соня и Кайгородов по моей наводке его прищучили, взяли за хвост. И что же тогда получается? История будущего должна поменяться? Так, для начала нужны подробности.

– Младший Воронин заведует на ЗКЗ отделом снабжения, – принялась рассказывать внучка прославленного военкора. – Мы со Всеволодом начали его раскручивать, причем поначалу он сомневался, а потом все же согласился работать в этом направлении.

– Кто сомневался? – не понял я. – Воронин?

– Да нет же, – терпеливо объяснила Соня. – Кайгородов, следователь!

– Так-так…

– В общем, он… теперь уже младший Воронин, конечно же, списывал в брак и утерю часть каждой поставки, – продолжила Кантор. – Красители, «лепестки», спецодежду. Они на пару со Староконем, начальником кровельного цеха, и Небайло, замначальника цеха киноэкранов, организовали там целую схему. Воровали и на том, что на завод поступало, и на том, что производилось.

– Вот ведь сволочи! – вырвалось у меня, когда я услышал знакомую фамилию. – А по Староконю у меня еще фактура есть.

И я рассказал Соне о том, как рабочие кровельного цеха грузили без средств защиты ядовитый краситель. Потом показал проявленные и распечатанные цветные снимки, сделанные заводским рабкором Нонной Мордатовой. Вот и пригодился мой заранее заготовленный компромат.

– Итак, София Адамовна, – я серьезно посмотрел на девушку, на ее легкомысленное для холодной осени пальтишко, на сбившийся в темных прядях волос берет. – Подготовьте материал к следующему номеру. Только тщательно! Сделайте так, чтобы это было ваше лучшее расследование! Сумеете?

– Да! – уверенно заявила Соня. И тут же гордо добавила: – Я могу и сегодня все очень быстро написать.

– Не надо торопиться, – я отрицательно покачал головой. – В таких делах спешка только вредит. Идите и готовьтесь.

Девушка решительно кивнула и вышла из моего кабинета. Я проводил ее взглядом, заранее уверенный в том, что это расследование Софии Кантор точно войдет в историю. И, может, в следующем десятилетии Андроповским ЗКЗ будет руководить более достойный руководитель вместо проштрафившегося Воронина-младшего. Вот только Спартак Антонович, нынешний директор, может серьезно сдать после предательства сына… По прошлой жизни я помню, что он серьезно заболел, когда начали распродавать обанкротившийся завод. А теперь? Здесь, в этом времени? Не хватит ли его удар раньше срока?

Эх, жаль, что благие дела всегда сопровождаются риском! Но Максим, имея такого героического отца, сам принял решение податься на темную сторону. И все происходящее – исключительно его ответственность. Но все-таки червячок сомнения, что и я мог приложить руку к страданиям старика, с причмокиванием ел мою интеллигентскую натуру.

Я решительно отогнал сомнения. Время не ждет, у меня еще не сдан номер. Однако я, уже наученный опытом, заранее оформил с метранпажем Правдиным все готовые полосы, в том числе свой расширенный материал о Павле Садыкове. Катя и Люда принесли мне истории еще нескольких чернобыльцев, которые я добавил к своим, сделав в итоге неплохую выборку. Про сто семьдесят девять человек я все-таки решил пока не говорить, послушав Краюхина. Достаточно и тех, кого я упомянул. Это потом можно будет подготовить продолжение, сделать цикл «Андроповские борцы с мирным атомом»… Анатолий Петрович прав, спешка сейчас повредит. В целом-то он на моей стороне. Молчит вот только до сих пор – и по поводу интервью, и по поводу статьи о ликвидаторах.

А ведь именно этим своим материалом я по-настоящему гордился – столько всего там использовал. Парни, которых я отправил в библиотеку, нарыли для меня в книгах нужные цитаты, бережно выписав их с указанием авторства и выходных данных источников. Леня сделал крутые кадры из больничной палаты. Зоя собрала мнения нескольких врачей, в том числе и профессора Королевича, а также главврача ЦРБ Валькенштейна. В общем, меня поддержала тяжелая артиллерия, и у Краюхина не должно теперь остаться сомнений. Вот только сам Павел стал чувствовать себя хуже – об этом мне сообщила Аглая. Сама позвонила на мой рабочий телефон, рассказала подробности и пообещала дальше отслеживать его самочувствие.

Время шло, Краюхин молчал. Я не выдержал и позвонил в приемную. Секретарша Альбина ответила, что Анатолий Петрович вернулся, но сейчас очень занят. Тут же успокоила, что волноваться незачем, о материалах первый секретарь помнит. Отправит гонца с ответом как только, так сразу.

Она положила трубку, оставив в моей душе нехорошее предчувствие.

Глава 2

Гранки в кабинет Клары Викентьевны я принес в начале шестого вечера. Краюхин так и не вернул одобренные материалы – не знаю, зачем он так делает. Проверяет меня? Собрался подставить? Нет, не хочу в это верить. Краюхин – мужик правильный. Подожду. А если не успеет – у меня есть полномочия отправлять номер в печать с заменой материалов. Главное, чтобы на них поставила свой ценз парторгша Громыхина.

– Спасибо, Евгений Семенович, – кивнула она, указав на свой стол.

Я аккуратно разложил полосы, в том числе резервные на случай отказа Краюхина, развернулся и пошел к себе. Уселся в кресло, откинулся и… сам не заметил, как закурил. От нервных переживаний старая привычка Кашеварова вероломно дала о себе знать. Я даже не понял, где и как обнаружил сигаретную заначку. Более того, у меня в столе даже пепельница нашлась, на которую я в свое время не обратил внимания и не выбросил.

– Куришь? – в дверь заглянул Бульбаш. – Дай-ка и я за компанию.

Я махнул рукой, он прошел в кабинет, уселся на свое привычное место, чиркнул спичкой. Время тянулось издевательски медленно, словно мы попали, как пишут в фантастике, в темпоральную аномалию.

– Хороший у тебя получился репортаж с милиционерами, – еще раз похвалил я.

– Спасибо, Жень, – кивнул Виталий Николаевич.

Он и впрямь отработал на славу, мой заместитель. Рассказал, как они с патрулем катались всю ночь на «уазике». Как вовремя защитили поздно возвращавшихся с танцев девушек от хулиганов. Как походя раскрыли ограбление одного из частных домов, поймав преступников на месте с поличным. И как спасали котенка, забравшегося на дерево и не сумевшего потом самостоятельно спуститься. Последняя история получилась донельзя трогательной: я просто представил, как крепкие вооруженные парни лезут на березу снимать пушистый комочек. А внизу стоит плачущая девочка, которой почти двухметровый милиционер протягивает спасенного питомца…

– Евгений Семенович, зайдите ко мне, – зазвонил внутренний телефон, и в трубке раздался голос Громыхиной. – Все в порядке, но пару полос нужно обсудить. Анатолий Петрович прислал свои правки.

Услышав это, я слегка выдохнул. Прислал свои правки – это не то же самое, что не утвердил. Значит, все хорошо, и нужно просто что-то переработать. Обычная практика во все времена. Но что могло не устроить Краюхина в статье о Павлике? Слова других ликвидаторов? Комментарии врачей? Пронзительные фотографии? Мы же все это с ним обсудили, он дал добро на аккуратное упоминание. Значит, кое-где просто надо пригладить, возможно, снизить накал. Это несложно, всегда можно прийти к разумному компромиссу. С такими мыслями, попросив Бульбаша остаться, я заглянул к Кларе Викентьевне.

– Звонил Анатолий Петрович, – сообщила она, перебирая в руках гранки. – Просил его извинить, но из-за подготовки к завтрашнему концерту он только сейчас посмотрел интервью и статью о чернобыльце. Вот, – она протянула мне всего один лист с размашистым автографом Краюхина, – он одобрил в таком виде, прислал с водителем. Я тоже подписала. Можете сдавать в набор.

– Хорошая новость, – кивнул я, а про себя поморщился, что Анатолий Петрович не позвонил мне лично и не предупредил. Все-таки это я редактор и заодно ответственный секретарь, а не Клара Викентьевна. Кроме того, я отправлял на сверку еще один материал помимо интервью. – Вот только, смею напомнить, правки должны были прийти по двум статьям.

– Все верно, – подтвердила Громыхина. – И текст о чернобыльце не пойдет, Евгений Семенович. Думала, вы догадаетесь. У вас есть что-либо на замену?

– Что с ней не так? – я ответил вопросом на вопрос.

– Излишняя эмоциональность, Евгений Семенович, – вздохнула Клара Викентьевна. – Надрыв, граничащий с паникой. Я понимаю, что с вашим знакомым случилась беда, и, насколько мне известно, им сейчас занимаются в ЦРБ. Королевич, кажется.

– Вы хорошо осведомлены, – сухо сказал я.

– Работа такая, Евгений Семенович, – пожала плечами Громыхина. – Или вы думали, что я здесь просто так сижу? Считаете, будто я не знаю о проблеме? Знаю прекрасно. Вот только Анатолий Петрович вам ясно сказал: не бейте в набат. Да, он мне все передал и попросил проследить. А вы? Вы зачем-то привели рассказы еще нескольких чернобыльцев, показывая, что это массовая проблема, добавили информацию из других городов. Еще и медицинскими подробностями текст усложнили, фотографии эти ужасные поставили, заставили больного человека позировать! Статью нужно переделать. Исправьте и ставьте себе спокойно в следующий номер.

– Я не брал в материал ничего лишнего и уж тем более крамольного, – добавив в свой голос стали, подчеркнул я. – Мы с Анатолием Петровичем договорились, что я не стану упоминать сто семьдесят девять ликвидаторов, и я сдержал слово! При этом рассказы других чернобыльцев он одобрил. Принять во внимание состояние здоровья Павла Садыкова он также согласился. Все требования учтены. И вы должны были проследить за этим. Проследили? Вот и не занимайтесь самоуправством!

Я все еще не верил, что первый секретарь просто взял и зарезал мою статью после всех договоренностей. И мне очень хотелось, чтобы все это оказалось перегибом со стороны Громыхиной, на которую Анатолий Петрович возложил ответственность. Но подспудно я уже догадывался, что дело гораздо сложнее. Он же сам видел эту статью, вряд ли парторгша решила не учитывать его мнение. А это значит…

– Полосу не подпишу, – твердо сказала Клара Викентьевна. – И чтобы вам было понятней, это распоряжение самого Анатолия Петровича. Меняйте.

– Простите, что? – мне показалось, что я и впрямь не расслышал. Просто не хотел принимать правду.

– Меняйте! – повторила, повысив голос, Громыхина.

– Нет-нет, – я покачал головой. – Вы сказали, что Анатолий Петрович запретил подписывать полосу?

– Именно, – подтвердила Клара Викентьевна. – Это его правки, а не мои, поймите вы наконец…

И она протянула мне полосу со статьей о Павле Садыкове. На ней красной ручкой было исчиркано все, что что могло показать истинное положение дел, привлечь внимание не только к героизму людей, но и к их состоянию. Медицинские показания. Цитаты из разных источников. Комментарии специалистов. Рассказы других чернобыльцев из разных городов.

Но почему? За что? Как так получилось? Испугался за собственную карьеру на старости лет? Решил перестраховаться? Эх, если бы можно было ему рассказать, что я знаю будущее. Что в политической верхушке страны сейчас плетутся интриги, и идеям гласности активно сопротивляются… Но уже скоро они возьмут верх, и граждане СССР будут знать больше о своем прошлом, о настоящем. О том, что на самом деле происходит в Чернобыле, как болеют и умирают люди. Все это будет чуть позже, но мы можем помочь нашим парням гораздо-гораздо раньше.

– А если я все же дам этой полосе ход? – я посмотрел прямо в глаза Кларе Викентьевне.

– Тогда можете смело прощаться и с должностью, и с партбилетом. Без моей подписи статья в газету не пойдет.