Русская война. 1854. Книга 5

– Как вы? – Чарльз Вуд поприветствовал заглянувшего к нему Томаса.

Адмирал щеголял шелковой черной повязкой на правом глазу, и лорд невольно подумал, что тот еще больше стал похож на Кутузова. Вот только что-то прошлое сражение привело его совсем не в Париж. Или это пока Бородино, и нужно лишь подождать?

– Спасибо, мой лорд, – адмирал поклонился, хотя это и далось ему непросто. – Чертова старость. Какой-то осколок выбил глаз. Всего лишь глаз, но этого хватило, чтобы я целую неделю провалялся без возможности подняться. И врачи говорят, что еще месяц мне не стоит ходить.

– Вот и не ходите.

– Но осада… Я слышал, мы застряли. Каждый день в атаках, но никакого результата. Дайте мне флот, и на этот раз мы проломим русскую оборону.

– Четыре корабля преградили фарватер. Наши корабли, Томас! А еще русские снова поставили свои проклятые мины. Так сколько еще кораблей Ройял Флит нам нужно будет потопить, чтобы прорвать их оборону? И это только в Дарданеллах. Дальше Босфор…

– Босфор ничего не стоит, с юга он беззащитен.

– За ним Черное море, – Вуд продолжал. – И главные русские армии. Вы знаете, что тут их стоит тысяч двадцать, а на Дунае – в десять раз больше. Мы пока продолжаем войну, но, я скажу вам по секрету, делаем это только чтобы было проще договориться о мире. Благо новый русский царь еще не осознает всей ситуации и готов слушать то, что говорят ему правильные люди.

– А султан?

– Он, как узнал о переписке Аали-паши с нами, так повесил его в тот же день.

– И готов сменить сторону?

– Нет, но он усиленно делает вид, что продолжает бороться с заговором, и в ближайшие месяцы не двинет в бой даже ополчение.

– Понятно, ждет, чем все закончится.

– Ждет после того сражения, когда вы не смогли, как обещали, продавить оборону русских! – поправил адмирала Вуд.

– И что мы будем делать?

– Я – завтракать, вы – лечиться, солдаты – сражаться. Каждый займется тем, что должен. И будем ждать вестей с севера… Ну, а не повезет, попробуем еще раз. Вы вовремя приказали подобрать тот русский самолет, что сбил ваш газовый брандер. Наши инженеры уже нашли там немало интересного, так что, возможно, мы еще получим оружие, которое перевернет исход этой войны.

– Новое оружие? – глаза Кокрейна блеснули.

* * *

Пожелав Корнилову выздоровления, я прошелся по остальным раненым. Как же много их было. Пилоты, солдаты, артиллеристы – всем досталось в последнем сражении, да и сейчас, несмотря на все хитрые стратегии, нет-нет, и кто-то отправлялся в лазарет или на тот свет.

– Григорий Дмитриевич, – на выходе меня встретили Анна Алексеевна с Михаилом.

Девушка дерзко блеснула глазами, а вот великий князь смутился. Мы с ними так ни разу и не поговорили на тему отношений и чувств, но сейчас я неожиданно осознал, что и говорить тут нечего. Возможно, раньше между мной и Анной была какая-то искра, но сейчас… Я ведь теперь невольно сравнивал любую девушку с Юлией, и пока это сравнение было точно не пользу живых.

Анна что-то почувствовала и нахмурилась, а вот Михаил так ничего и не заметил. Просто собрался, а потом неожиданно огорошил меня тем, что к нам приехал Горчаков. Правда, не родственник нашего Петра Дмитриевича, а представитель другой ветви рода. Некто Александр Михайлович, который до недавнего времени был послом в Вене, но потом оказался приближен новым царем и вот отправлен сюда.

Для Михаила это был просто обычный чиновник, на которого при желании можно не обращать особого внимания, а я… Я не мог не думать, что скоро буду говорить с будущим «железным канцлером» Российской империи. С тем, кто придет на смену Нессельроде и станет последним, а возможно, и самым известным среди тех, кому была присвоена эта должность.

Что я еще слышал об этом человеке? «Питомец мод», как назвал его один сокурсник с бакенбардами. Автор фразы «Россия сосредотачивается» – это когда нас попытались втянуть в войну за Италию, но Александр Михайлович смог выдержать линию: и остаться в стороне, и показать, что Россия не выключается из европейской политики. Чего тоже многим бы хотелось. Он же без единого выстрела вернул нам Черноморский флот, от которого в моей истории Россию заставили отказаться по итогам Крымской войны.

Размышляя о том, каким окажется Горчаков в этой реальности, я прошел в штабную палатку, где как раз с ним и столкнулся. Уже пожилой, ему было 57 лет, лицо мягкое, в очках, но глаза умные и цепкие.

– Полковник, а вас я и искал, – Горчаков крепко пожал мне руку сразу двумя ладонями и увлек в отдельную комнату. – Вам ведь уже передали, что я тут с посланием от императора?

– Именно поэтому я здесь, – несмотря на все уважение к собеседнику, я знал, для чего он приехал.

– Довольно сухо, не находите? – Горчаков ни капли не смутился. Кажется, он навел обо мне справки и подготовился к разговору. Ну да, все же передо мной еще даже не министр и тем более не канцлер – просто чиновник, который умеет хорошо делать свою работу.

– А как иначе? Мы же оба знаем, что Александр Николаевич решил закончить войну. Адмиралы и генералы не могут противиться не то что приказу, а одному его желанию. Мне же, недавнему поручику, терять особо нечего. Приказ от Меншикова у меня есть, прямо запретить мне сражаться за Родину вы же не будете? Не будете.

– Александр Сергеевич не прогадал, когда решил, что вашего упрямства может хватить, чтобы довести дело до конца.

– Он понимал, что мое положение больше держится на моих изобретениях, а не на чинах или царской милости. Это развязывает руки.

– Вы довольно искренни, – вот тут Горчаков удивился.

– Не то что при австрийском дворе, верно? – я продолжал ходить по грани. Хотелось четко понять, чего от меня хотят получить, а еще… Что за человек на самом деле этот будущий «железный канцлер».

– Вы слышали обо мне, – Александр Михайлович задумался. – И ждали этого разговора.

– Если честно, я больше ждал появления лично Михаила Дмитриевича, но раз государь решил послать не боевого генерала, а вас, то мои шансы выше, чем могло бы показаться. Так?

– И проницательны.

– А Пушкин не врал, когда писал, что вы умеете сходиться с людьми. Вам хочется верить.

После упоминания поэта Горчаков неожиданно замкнулся, а я вспомнил, что в будущем он весьма неохотно жертвовал на его памятник. Кажется, между этой парочкой пробежала довольно жирная кошка. Надо иметь в виду.

– Может быть, к делу? – нарушил я паузу.

– Что ж, можно и так, – Горчаков поправил очки. – Государь уверен, и тут я с ним полностью согласен: России нужен мир. Нужно время, чтобы прийти в себя, и если и вмешиваться в новые конфликты, то только когда мы будем готовы к ним лучше наших противников.

Я вывел для себя еще одну черту Горчакова – осторожность. Иногда это приносило пользу, но иногда… В памяти всплыли новые воспоминания о его деятельности. Многие считали, что Александр Михайлович, придя к власти на волне поражения, всегда хотел отплатить Австрии за ее предательство. Это же привело его к поддержке Пруссии и дружбе с Бисмарком, что сначала даже позволило выйти из навязанных условий Парижского мира, но что дальше?

Россия обрела флот на Черном море, но оказалась в полной зависимости от экономики Пруссии. А новый Тройственный союз? Чем-то он походил на Священный союз Александра I, вот только при его внуке и Горчакове мы оказались там совсем не на первых ролях. И это привело к закономерному финалу. Россия поддерживала решения, выгодные союзникам, но когда пришло ее время… Когда нам была нужна поддержка после русско-турецкой войны 1877-78 годов, чтобы закрепить итоги Сан-Стефанского мира, Пруссия и Австрия остались в стороне. Опять.

Берлинский конгресс стал итогом всей работы Горчакова, украл победу, которую добыли наши солдаты на поле боя. И вот сейчас разве он не пытается сделать то же самое? Из добрых побуждений, но… Сколько это будет стоить России? Я как-то разом заметил, что у Горчакова дрожат при каждом движении свисающие толстые щеки, а вид в очках так походил на моду тех, кто собирался вокруг великого князя Константина. А ведь они и будут дальше работать вместе.

Все эти мысли пронеслись в голове всего за мгновение, но теперь я смотрел на своего собеседника не как на будущую легенду, а как на противника. Или… Еще ничего не решено, и таланты Александра Михайловича, которые точно есть, по-прежнему могут принести пользу Родине? Но удастся ли мне перетащить его на свою сторону? Впрочем, если не спешить…

– А вы уверены, что наши враги готовы лучше? – я обвел рукой виднеющиеся вдали глади Дарданелл. – Они пришли к нам, но это мы взяли проливы. Мы всего лишь двадцатью тысячами держим в напряжении армии Англии, Франции и Турции, вытягивая все силы с других направлений.

– Вы правильно сказали, – Горчаков ни капли не смутился, – что у вас двадцать тысяч. Если быть точным, в строй сейчас могут встать всего шестнадцать с половиной, но это не так важно. Вот только что будет, если вы проиграете, если вас сотрут в порошок? Вы же не будете спорить, если я скажу, что другие части готовы гораздо хуже? И что тогда будет ждать Россию?

– Россию будет ждать мир на долгие годы, если вы усилите нас.

– А разве проблема только в людях? Я видел, как вы модернизируете «Париж», видел, как все до единой ракеты, снаряды и бомбы в тот же день идут на передовую. Вы держитесь, но, будь у вас в запасе, скажем, еще год, разве не сражались бы вы лучше?

– Но и враг подготовится.

– Так опередите его! Но без сражений, мирно. Чтобы одной силы вашего имени, чтобы одного вида кораблей и бронированных машин оказалось достаточно, чтобы наши дипломаты и без смертей смогли добиться справедливости. Армия – это аргумент, но стоит ли начинать спор именно с него?