Главред: Назад в СССР. Книга 1

А у кабинета уже толпились сотрудники редакции. Едва фотограф прошмыгнул в приоткрытую дверь, как его чуть не снесло потоком взволнованных журналистов. И не только их, кстати – в высоком чернявом мужчине с восточной внешностью я опознал молодого Сергея Саныча Доброгубова, нынешнего завхоза. А тогда он кем был? Вспомнил, Сергей Саныч ведь часто рассказывал, как называлась его должность – завгар. На современном русском – заведующий гаражом. Интересно, какими автомобилями располагала редакция в восьмидесятых?

– Евгений Семенович, вы совсем себя не бережете! – властно отодвинув пишущую братию вместе с завгаром, в кабинет вошла высокая бойкая женщина в буром костюме. Совсем как у Людмилы Прокофьевны, героини советского фильма «Служебный роман».

Кстати, сама дамочка и впрямь была на нее похожа. Только уже после преображения, так что для своего возраста чуть за пятьдесят выглядела очень достойно. И последняя мысль меня, к слову, смутила, потому что голова вдруг услужливо подкинула чужие воспоминания. Звали женщину Кларой Викентьевной Громыхиной, и была она в редакции газеты парторгом. А еще главлитом[2 - Главлит – Главное управление по делам литературы и издательств, госорган в СССР, осуществлявший надзор за сохранением государственных тайн в СМИ и цензуру. Действовал с 1922 по 1991 годы. В профессиональном обиходе «главлитом» также называли штатного цензора.], в чьи обязанности входило цензурирование материалов, и по совместительству, кажется, тайной поклонницей Кашеварова. То есть меня.

– Расступитесь! – тоном, не терпящим возражений, скомандовала она и подошла ко мне. – А вы сядьте!

Я подчинился, тем более что присесть точно хотелось. Венский стул подо мной скрипнул, и я незаметно окинул себя подозрительным взглядом. Нет, до толстяка Арсения Степановича мне еще далеко, но вот спортом, пожалуй, надо бы заниматься почаще. И так постоянно тянусь к стадиону, однако что-то меня отвлекает. Работа, наверное. Кстати, это сейчас кто подумал – я сам, Евгений Сергеевич Кротов, или мое альтер эго Евгений Семенович Кашеваров? Впрочем, неважно.

– Улыбнитесь! – тем временем продолжала приказывать мне Клара Викентьевна. – Так, хорошо. Теперь расскажите скороговорку! Корабли лавировали…

– Лавировали, – подхватил я, – да не вылавировали.

– Фух! – выдохнула Громыхина. – Значит, все-таки не инсульт. И все-таки не бережете вы себя, Евгений Семенович. Шабанова, принесите воды немедленно!

Ага, это она к Зое так обратилась. Теперь будем знать, какая у нее фамилия. А то, понимаешь, главный редактор не помнит, кто у него сотрудники. Нехорошо. И, кстати, в этой реальности я вроде как просто редактор. Раньше такой должности не было, а был ответственный секретарь – в будущем это выпускающий редактор. Кстати, откуда-то у меня нашлось понимание, что я совмещаю оба поста. Наверное, для районки это нормально. Или все-таки нет?

Не прошло и пары минут, как девушка вернулась с граненым стаканом, наполненным слегка теплой водой. Видимо, налила из остывшего чайника. Я сделал пару глотков, с удивлением осознав, что чувствую знакомый с детства вкус воды с накипью. Это сейчас в бутылки разливают какой-то дистиллят, который пьешь и не замечаешь. А тут… Я даже зажмурился, выпив целый стакан одним махом и причмокнув в конце. За мной наблюдали с растерянным любопытством, видимо, не понимая, как можно получать такое удовольствие от простой воды. А я, между тем, не только вкус, но и аромат почуял, хотя во сне человек ничего такого различать не должен. Впрочем, после ковида я уже ничему не удивляюсь.

– Спасибо, Зоя, – я поблагодарил девушку и вернул ей стакан.

В этот момент в кабинете стало еще теснее – зашел Леня Фельдман, а за ним довольно молодая докторша в белом халате и колпаке в сопровождении лысого медбрата.

– Где больной? – деловито осведомилась она и, понимающе кивнув, направилась ко мне, цокая каблуками. – Выйдите все из кабинета!

Последнюю фразу докторша произнесла спокойным, но таким требовательным тоном, что все, даже Клара Викентьевна, убрались вон.

– Спасибо, – я улыбнулся. – А то что-то совсем шумно стало…

– Помолчите, – приказала она. – И раздевайтесь.

– Штаны тоже? – зачем-то уточнил я, чем заслужил разочарованный взгляд молодой докторши.

Нет, все же люди тогда на работе выглядели по-другому. Не помятые и не потасканные жизнью, как в наше время, а так, будто находятся на параде. В честь Первомая, к примеру. Для начала, сосредоточенно слушающая меня стетоскопом приятная женщина была в ослепительно белом халате и до хруста накрахмаленной высокой шапочке, из-под которой выбивались роскошные каштановые волосы. А еще она, работая врачом скорой помощи, умудрялась носить довольно высокие для СССР каблуки. Да и на лицо была очень и очень приятная…

– На молоточек смотрите, – докторша отвлекла меня от нескромных мыслей. – Сюда. Теперь сюда. Так, ноги на ширине плеч, руки вперед, глаза закрыть. Правым указательным пальцем дотроньтесь до кончика носа. Теперь левым. Открывайте глаза, можете одеваться. Во время приступа что почувствовали?

– Шел, упал, закрытый перелом, очнулся – гипс… – меня снова потянуло на неудачные шутки, и я тут же поправился. – Голова закружилась, потерял сознание. Пришел в себя – и вот. В целом все отлично, чувствую себя на все сто. Процентов, если что, а не лет.

– Раньше так падали? – сосредоточенно уточнила она, пропустив мимо ушей мою очередную попытку поюморить.

– Нет, в первый раз. И, надеюсь, в последний. Хотя, конечно, если на вызов будете приезжать вы…

– Прекратите паясничать! – докторша гневно сверкнула глазами. – Бюллетень нужен?

– Что? – удивился я. – А, больничный? Нет, спасибо, я лучше поработаю.

– Хорошо, – сухо кивнула она. – Тогда наблюдаете за своим самочувствием, а послезавтра ко мне на прием. Вам бы обследоваться. Городская поликлиника, подойдете в регистратуру к восьми утра, я предупрежу. Потом сразу на прием.

– А в какую поликлинику? – спросил я, разом вспоминая все любгородские медучреждения и кабинеты врачей общей практики.

– Городская поликлиника одна, – красавица-доктор вздохнула, посмотрев на меня как на умственно отсталого. – Врач Ямпольская Аглая Тарасовна.

– Спасибо, – с чувством сказал я. – Обязательно приду. Извините.

– До свидания.

Докторша развернулась, кивнула молчаливому медбрату и покинула мой кабинет. А я, тщетно пытаясь вспомнить, как мог выглядеть главред Кашеваров, подошел к зеркалу, закрепленному на слегка приоткрытой дверце платяного шкафа.

Твою ж дивизию! А я еще думаю, почему эта красотка Ямпольская на меня так смотрела?

Глава 2

На меня воззрилось мое отражение. Вернее, не мое, а того, кем я был в этом странном затянувшемся сне. Еще не старый, но уже обрюзгший и начавший лысеть мужик лет сорока. Точно, Кашеварову в восемьдесят шестом было примерно столько же, сколько и мне в две тысячи двадцать четвертом. Только выгляжу я, уж простите, Евгений Семенович, намного стройнее и симпатичнее.

И если это мое сонное приключение затянется надолго, мне бы, конечно, хотелось быть… скажем так, более привлекательным. А потому прям с сегодняшнего дня – бег от инфаркта, зарядка и велосипед. Если нет своего, значит, возьму в прокате. Решено!

– Евгений Семенович, уже можно? – раздался за дверью робкий голос Зои Шабановой.

– Да-да, коллеги, войдите! – ответил я.

В кабинет тут же ввалились толстый и тонкий, фотограф Леня, Зоя и – вот ведь незадача! – Клара Викентьевна.

– Итак, – я распрямился в струнку, одновременно пытаясь втянуть животик. – Прошу меня извинить за инцидент и… Отдельно хочу поблагодарить за беспокойство относительно моего здоровья. Отставим волнения и вернемся к работе. Заранее простите за перебои в памяти. И был бы признателен, если будете помогать, напоминать… Эм-м, перед моим обмороком мы чем занимались?

– Вы меня ругали за плохую статью, – густо покраснела Зоя, у которой это, судя по всему, было особенностью организма. – Даже из своего кабинета пришли специально.

– А я разве не тут сижу? – я покрутился на месте, потом вспомнил, как наша старая гвардия с трудом принимала в свои кабинеты новых сотрудников.

Сколько стонов и причитаний выслушал тогда наш гендир Сергей Антонович Рокотов, когда реорганизовывал доставшееся ему наследство! Некоторые пожилые корреспонденты даже просто не хотели переезжать в другие кабинеты. А уж сколько наши девчонки вроде Катьки с ее разноцветными дредами выслушали нравоучений!.. Эх, видимо, все же не просто так мне этот сон снится.

– Наши с вами кабинеты напротив друг друга, – с несколько фривольной улыбкой сообщила Клара Викентьевна. – С единой приемной. Пойдемте, я вас провожу.

– Благодарю, – кивнул я. – А давайте-ка, кстати, у меня в кабинете и посидим – обсудим ближайший номер. Когда мы его сдаем?

– В следующий вторник, – удивленно ответил толстый, которого, как я теперь знал, звали Арсением Степановичем Бродовым. Фамилия именно сейчас всплыла из подсознания. – Выход в среду утром, накануне сдача в типографию.

– Ага, ага, – задумчиво произнес я. – Что ж, пойдемте, обсудим план номера.

Я решительно вышел в коридор и направился к начальственному кабинету. Куда идти, мне теперь было понятно – за четыре десятилетия план здания не изменился, так что свое место я быстро найду. Мы сейчас на четвертом, значит, всего лишь нужно повернуть налево и пройти несколько шагов.

В моей обычной реальности на стене размещались стенды с историей газеты и всего маленького холдинга. Там же висели и фотографии известных людей, имевших то или иное отношение к нашей редакции. Журналисты-фронтовики вроде Александра Христофорова и Иосифа Кантора, наш местный писатель Владимир Павлентьев, автор романа «Зори над Любгородом», и главред перестроечных времен – Евгений Кашеваров. Тот самый, роль которого я исполняю в своем горячечном сне. А я ведь еще ходил мимо и не обращал никакого внимания на его портрет.

Но здесь, в этой реальности, были просто голые стены, выкрашенные светло-коричневой краской. Как в студенческих общежитиях и больницах – когда-то давно, в моем детстве. Так, теперь направо. Действительно, все та же большая приемная и две начальственные двери напротив друг друга. Моя и Клары Викентьевны.

– Евгений Семенович, – испуганная девочка-секретарь при моем появлении подскочила, – вам звонили из райкома, настоятельно просили зайти. Это по поводу слета комсомольских поэтов…

– Кхм, – позади меня раздалось покашливание, и я каким-то шестым чувством определил, что это Клара Викентьевна.