Главред: Назад в СССР. Книга 3

– Они самые, – кивнул чекист. – И самая яркая их представительница – Аэлита Ивановна Челубеева.

– Аэлита Ивановна? – Краюхин, услышав знакомую фамилию, поморщился. – Не к ночи будь помянута.

Я тоже сразу же вспомнил, кого имел в виду чекист. Бодрая активная старушка по кличке Кандибобер обивала пороги всех мыслимых учреждений, таская с собой сумку на колесиках, забитую воззваниями. Открытое письмо в защиту Каликинского леса, петиция против сброса сточных вод в Любицу – в целом Аэлита Ивановна мне нравилась как человек. Ничего плохого не делала, никого свергнуть не призывала, а жалела букашек и зверушек. Говорят, во дворе ее частного дома жило не меньше пяти барбосов и полтора десятка разномастных кошек. И всех она подобрала на улице.

С другой стороны, добейся она успеха, закрой хотя бы один завод, и что дальше? Без работы останется полгорода, и это в Союзе нас не бросят, а в девяностых сказали бы: выживайте, как умеете. И, возможно, через месяц голодовки собаки и кошки гражданки Кандибобер пообедали бы в последний раз уже ей самой. Ох, что-то не туда меня потянуло. Наверно, от напряжения. А с тетушками такими просто нужно работать: перенаправлять энергию в конструктивное русло, без максимализма. Пусть требует не полного запрета стока, а установки очистных сооружений. Чтобы и природу сохранить, и страну без промышленности не оставить, а людей без работы.

– Чудаков у нас, Евгений Семенович, много, – продолжил тем временем Поликарпов.

– А нам не нужны чудаки, Евсей Анварович, – возразил я. – Нам нужны люди, которые умеют отстаивать свою позицию. И ключевое определение – последовательно. Не как наверняка известный вам Электрон Валетов, который с тарелочками контактирует, а как тот же Котенок.

– И зачем нам именно сильные оппоненты? – Поликарпов не спорил, он хотел правильно уловить мою мысль.

– Они будут задавать вопросы, до которых на кухне или в курилке пока не додумались… – я поднял руку, чтобы меня не останавливали. – И тогда мы в свою очередь сможем на них ответить, успеем подготовиться.

– К чему? – уточнил чекист.

– К тому, чтобы если… вернее, когда что-то подобное скажет провокатор, наши люди сумели бы достойно возразить.

– Знать ответы недостаточно… – и опять Поликарпов не спорил.

– Это первый шаг. Если мы тоже последовательно будем работать, то научим людей и самих думать, разбираться, смеяться над теми, кто пытается навешать им лапшу на уши, пользуясь моментом.

– Хорошо… Тогда Голянтов, – чекист кивнул и, словно ничего и не было, вернулся к обсуждению возможных оппонентов. – В миру Вадим, а среди своих – Варсонофий. Служитель единственной в Андроповске действующей церкви.

– Не слышал о нем, – я покачал головой. – Чем он может быть интересен?

– Активный сторонник восстановления Успенского собора, – ответил Краюхин. – Того, что раньше стоял на месте городского парка…

– Тот самый парк на костях? – я понимающе кивнул. – Слышал. Значит, этот отец Варсонофий сможет стать голосом верующих.

– Женя, ты к чему, вообще, клонишь? – не выдержал первый секретарь. – При чем тут священники? Вы что мне тут устроить хотите? Дать высказаться? Всем этим клоунам?! Это уже перебор, Кашеваров. Тебе никто это не позволит сделать. Я! Не позволю! В первую очередь!

– А как же гласность, товарищ Краюхин? – напомнил я. – В партии ее разве просто так придумали?

– Опять ты за свое, Женя! – Анатолий Петрович рубанул воздух ладонью. – Мы ведь уже обсуждали с тобой перед тем, как ты историю того ликвидатора выдал!.. Как его там? Садыкова! Забыл уже? Гласность нужна не для того, чтобы страну грязью поливать или всякой шушере слово давать! Критика, Кашеваров! Здоровая адекватная критика, а не оголтелая антисоветчина!

– Я и говорю про критику…

– Помолчи! Я еще не закончил! Ты знаешь, чего Кандибобер добивается? Чтобы мы все заводы закрыли в городе! В Европе, говорит, уже ловушки какие-то на трубы ставят! А Андроповск, мол, чем хуже?

– Я так понимаю, она тоже предлагает эти… ловушки использовать? – уточнил я. Возможно, старушка не так плоха, как я изначально про нее подумал.

– Именно! – подтвердил Краюхин и неожиданно успокоился. – Да это все будут делать, Женя, будут! И выбросы постепенно снизятся… Просто она хочет все и сразу. Остановить производство, пока уровень вредных веществ не придет в норму. А куда я людей дену? Как я поставки продукции зарублю?

– Вот и надо это объяснять, – я снова терпеливо улыбнулся. – Каждый из этих людей – Котенок, Кандибобер, Голянтов – задают нам вопросы от лица части общественности. Пока они делают это адекватно, не переступают черту, мы с ними разговариваем. Отвечаем им, заодно разъясняем населению нашу позицию. Подробно рассказываем, что уже делается, что можно сделать, а что – просто популистская болтовня.

– Я так понимаю, что в основном это все будет идти через газету? – Поликарпов уже ухватил суть моей идеи, но не до конца. – Вот только не превратится ли тогда районка в поле для словесных баталий? Если каждую претензию так разбирать, полос не хватит… На ежедневку тогда предлагаете перейти?

– В идеале, – принялся объяснять я, – нужно открыть новую площадку для выражения мнений. Необязательно печатное издание, хотя вскоре это все равно потребуется… Пока я предлагаю оставить это на перспективу вечерки. А на постоянной основе – дискуссионный клуб. С жесткими правилами. Кто не вписывается, как этот Смелый из боевого листка, тот остается на обочине информационной повестки. И ответственность несет по всей строгости закона.

– Ты понимаешь, что тогда будет? – Краюхин одним махом выпил половину стакана крепкого горячего чая, который внесла Альбина. – Ты видел, что сегодня произошло после статьи в твоей газете. А что начнется, когда всем высказываться можно будет?

– Не всем, – я вновь покачал головой. – Только тем, кто примет наши правила игры. Знаете, как у детей… Нарушаешь – с тобой никто не играет. Единственное отличие – во взрослой жизни и ответственность взрослая. По всей строгости советских законов. И люди это увидят. Читатели, я их имею в виду. Адекватно критикуешь, доносишь свою позицию – к тебе прислушиваются. Грязью поливаешь – это твой выбор, пеняй на себя. Помните, я в начале сказал, что нам надо контратаковать в двух направлениях? Там вот, если одно – это трибуна для тех, кто готов сотрудничать, то второе – это война.

С минуту мы сидели молча, поглощая наваристый грузинский чай. Краюхин с Поликарповым обдумывали мою идею. Смелую для этого времени, даже опасную. Я это осознавал. Вот только еще я знал, до чего могут довести попытки закрутить гайки, как это было в Советском Союзе. Резьбу сорвет. Но и сильно ослабить тоже нельзя – все вразнос пойдет. А потому надо стремиться к золотой середине. Создать информационное поле, где вроде бы нет рамок, кроме одной, главной. Той цели, для которой мы всех соберем. Не разрушать, не призывать вредить, а искать что-то общее, какое-то новое решение, которое сделает мир лучше. При этом, если коммунизм – это по умолчанию более современная социальная и экономическая формация, то и правда будет на нашей стороне. Просто мы поможем людям узнать ее не как аксиому в школе, а самим набить шишки. Возможно, после стольких лет мира по-другому и не получится… Все это, почувствовав, что тишина затягивается, я уже рассказал вслух, чтобы окончательно склонить собеседников на свою сторону.

– Ты же понимаешь, Евгений Семеныч, что это уже политика? – медленно барабаня пальцами по столу, проговорил Анатолий Петрович.

– Понимаю, – кивнул я. – Но при этом моя идея может сработать. Надо только действовать с жестким контролем. И со стороны партии, и со стороны КГБ.

– Как сказали бы в двадцатых, это контрреволюция, – усмехнулся Поликарпов. – Фактически вы, товарищ Кашеваров, хотите создать в одном отдельно взятом городе многопартийную структуру со свободной прессой.

– С некоторыми оговорками, – пояснил я. – Повторю. Полностью под нашим контролем. Если мы получим разрешение создать некую свободную информационную зону… экспериментальную, конечно же.

– И где мы должны его получить? – прищурился чекист.

– В Москве, – улыбнулся я.

– Я подумаю, – нахмурился Краюхин. – Сам понимаешь, затея рискованная. Надо сначала в обкоме это проработать, посоветоваться. А потом уже и в Москву, в Центральный комитет КПСС.

– Но вы-то, я так понимаю, за?

– Мне это кажется интересным, – уклончиво ответил первый секретарь, покосившись на Поликарпова. – Ты вот что, Женя… Подготовь тезисы этой своей свободной информационной зоны. Пропиши все плюсы, продумай реакцию на риски, работу с последствиями. И мне на стол. А пока…

– А пока мы работаем на опровержение, – подхватил я. – Как и обсуждали.

Краюхин кивнул, а чекист словно бы погрузился в астрал – настолько серьезно задумался над моими словами. Главное, чтобы воспринял их не как мое желание изменить строй!

Глава 3

Следующим утром я назначил еще одну планерку. Сразу же, как только мне позвонил Поликарпов и подтвердил, что в областном управлении одобрили эксперимент, пусть и в усеченном виде. Ни о какой многопартийности речь пока не идет, пояснил чекист, слишком уж смелой получилась идея. Максимум дискуссионный кружок, чтобы диссиденты могли задавать свои щекотливые вопросы. А вот не арестовывать подпольную редакцию и дать ей возможность схлестнуться с официальным печатным органом – это разрешили. Мне как редактору районки дали зеленый свет на идеологическую борьбу, в том числе с привлечением адекватных инакомыслящих, а КГБ с милицией, разумеется, должны бдительно отслеживать ситуацию, чтобы не довести до греха.

И я, кажется, понимаю почему. Проверка – смогу ли я, как обещал, справиться с теми, кто будет готов конструктивно спорить, и уничтожить тех, кто попытается превратить дискуссию в игры свиней.

– Коллеги, концепция следующего номера меняется, – объявил я причину, по которой решил провести еще одно собрание на следующий день после планового. И потом рассказал подробно о самиздате, пустив по кругу экземпляр «Правдоруба» для наглядности.

Секретом, разумеется, это уже ни для кого не было. Все и так наверняка догадывались, почему я решил всех собрать, еще и внести изменения в план номера. Журналисты оживились и едва сдерживали разговоры, пытаясь одновременно слушать меня и вникнуть в содержание подпольного издания – все-таки достать его было довольно сложно, тираж крошечный, не в пример нашему. Особенно, как я заметил, вдохновился Бродов, в которого словно пять чашек кофе влили. Он ерзал на стуле, порывался что-то сказать, но мужественно терпел, ожидая, пока я закончу.

– Так что в номер от двадцать четвертого декабря мы поставим несколько новых статей, – я перешел к завершению. – Что-то придется подвинуть на тридцать первое, но это не критично. Зоя Дмитриевна, – я посмотрел на Шабанову, – вам предстоит подготовить продолжение вашего материала. Используйте контакты, что вы набрали на предыдущем задании. Потребуется экспертный анализ возможных аварийных ситуаций – нужно показать, что советские ученые готовы к новым вызовам и знают, как на них реагировать. Не стесняйтесь оперировать реальными городами, которые теоретически могут пострадать. Попросите физиков и инженеров привести парочку расчетов. Нужный доступ и все разрешения я вам обеспечу.

– Я поняла, Евгений Семенович, – сосредоточенно кивнула Зоя.

– И вот еще, – добавил я. – Ваш новый материал должен стать грамотным опровержением статьи в «Правдорубе» и… вот в этом.

Я передал ей скукожившийся листок, подписанный Смелым, и продолжил.

– Внимательно прочитайте все, что здесь сказано, отметьте, на что лично вы бы отреагировали. Пройдитесь прям по всем болевым точкам. Сделайте это сейчас, потом отдельно обсудим. А пока я перейду к другим материалам…