Русская война. 1854. Книга 2

Прошу явиться к Его Сиятельству при первой возможности. Адъютант А. С. Меншикова Арсеньев Г. Д.

Неожиданная спешка. Я думал, что о деталях нашего рейда вполне мог доложить тот же Ильинский. И зачем тогда Меншикову нужен именно я? Впрочем, спорить не буду. Учитывая все странности того вечера, у меня тоже найдется несколько вопросов, на которые Александру Сергеевичу придется дать ответы.

Уточнив, где сейчас можно будет найти Меншикова, я согласился воспользоваться больничной повозкой и уже через десять минут катил по улицам Севастополя. Кажется, что может измениться за один день? Ничего… Но я словно чувствовал повисшее в воздухе напряжение. Свет чуть приглушеннее, чем раньше. Люди, старающиеся не показываться из-под тени домов.

– Были какие-то новости с фронта за последний день? – я окликнул возницу.

– Не слышал, ваше благородие, – тот лишь пожал плечами. Хотел добавить что-то еще, но промолчал. Напряжение в воздухе как будто усилилось.

К счастью, впереди показался ставший таким знакомым дом Волохова, и уже через минуту я медленно спустился на землю прямо напротив главного входа. В лужу наступил… Дожди и не думали прекращаться. Поморщившись от занывшей на холодном ветру головы, я постарался побыстрее проскочить внутрь и сразу же попал же в цепкие руки поручика Арсеньева. Словно тот знал, что именно сейчас я должен появиться.

– Я к Александру Сергеевичу, – заметил я, когда меня подхватили и повели куда-то в сторону от главного зала.

– Он ждет, – кивнул поручик.

Мы прошли мимо комнат Волохова, пересекли веранду зимнего сада, о котором я даже не подозревал, и вышли к небольшому кабинету, где за столом вокруг разложенной карты города и окрестностей собрались Меншиков и отвечающие за оборону города адмиралы.

– Григорий Дмитриевич, рад видеть вас снова в строю так быстро, – первым меня заметил и обхватил в медвежий захват Нахимов. И так искренне, что я невольно улыбнулся.

– Мы все рады, – поддержал своего товарища Корнилов.

– Но сначала давайте разберемся, что же вчера произошло, – вперед выступил незамеченный мной ранее человек. – Дубельт, Леонтий Васильевич, управляющий третьим отделением Его Императорского Высочества канцелярии, – он говорил и сверлил меня взглядом цепких, словно волчьих глаз. – Приехал заменить вашего однофамильца, и надо же… В первый день узнал, что ваш отряд якобы по приказу генерала совершает самоубийственную вылазку.

– Якобы? – среди моря новой информации мое сознание зацепилось именно за это слово.

Глава 4

Стою, смотрю на незнакомого офицера, а в голове крутится целый вихрь из воспоминаний и слухов о нем. Причем большая часть из них пришла от местной памяти… Она подсказала, кто именно закрывал «Телескоп» после «Философического письма» Чаадаева, кто пришел по душу Тараса Шевченко и Николая Костомарова, кто арестовывал Салтыкова-Щедрина, Аксакова и Тургенева.

Если Бенкендорф и Орлов были по очереди душой третьего отделения, то Дубельт был его руками. Ловкими, умными и беспощадными.

– Он, наверно, умнее всего третьего и всех трех отделений Собственной канцелярии… Так же писал про вас Герцен? – память из будущего тоже смогла что-то накопать про этого человека.

– Не сметь упоминать при мне этого подлеца! – лицо Дубельта разом раскраснелось. – Предатель, который ради одной только возможности проверить свои идеи готов утопить свою же страну в крови, не достоин упоминания. И ведь он понимает, что не просто так ему в Лондоне дают деньги, но готов закрывать на это глаза…

– Леонтий Васильевич, давайте не сегодня, – всплеснул руками Меншиков. – О вашей нелюбви к Герцену, кажется, знает каждый в стране, особенно после той фразы, когда вы пообещали, что не пожалеете для него любого, даже самого уродливого, дерева[1 - Цитата, приписываемая Дубельту в разговоре о Герцене и Бакунине: «У меня три тысячи десятин жалованного леса, и я не знаю такого гадкого дерева, на котором бы я его не повесил!»].

– Каждый, кроме штабс-капитана, – улыбнулся Корнилов.

– Кроме него, – согласился Меншиков. – Но вернемся к делу. Раз уж вы к нам заглянули, Григорий Дмитриевич, давайте обсудим ваш случай. Мы уже выслушали доклад капитан-лейтенанта Ильинского, но хотели бы узнать и ваше мнение.

– Тогда расскажите, что уже стало известно за эти сутки, чтобы я не гадал и не тратил время зря, – предложил я, повернувшись к Дубельту.

– Пожалуй, так действительно будет быстрее, – справившись со вспышкой гнева, обладатель лазоревого мундира ответил мне уверенной улыбкой. – Итак, мы восстановили цепочку событий. Все началось вчера утром, когда некий слуга по общим поручениям принес поручику Арсеньеву срочное письмо, переданное генерал-адъютантом. Письмо с тем самым приказом, что поручик потом передал капитан-лейтенанту Ильинскому. Мы попытались найти слугу, через которого кто-то запустил подделку, и нашли. Мертвое раздутое тело качалось на прибрежных волнах. Кто-то убил его, а потом попробовал избавиться, понадеявшись, что море унесет его с собой.

– Не унесет, – вмешался я, зацепившись за нестыковку. Все-таки уже несколько недель живу рядом с морем и какие-то вещи успел запомнить. – Тут почти нет приливов и отливов. Тем более, если тело скинули утром… Получается, убийца не мог не понимать, что на слугу выйдут. А его знакомые?

– Знакомые слуги? – удивился Меншиков. Кажется, для него было странно опускаться так низко в поисках информации.

А вот Дубельт только усмехнулся.

– Семья не видела Петра Гавриловича, так его звали, уже два дня. Он сказал, что получил важное задание и уедет на какое-то время из города, поэтому о нем не беспокоились. Так что убийца сначала вывел свое потенциальное оружие из нашего поля внимания, потом убедился, что его не ищут, и только потом пустил в дело.

– А почему, кстати, поручик Арсеньев поверил какому-то странному слуге по общим поручениям? То есть если я принесу ему письмо и скажу, что оно от самого царя, он тоже бросится выполнять любые мои распоряжения?

Меншиков и адмиралы поперхнулись. Кажется, о такой наглости никто даже не думал.

– Теперь уже нет, я предпринял для этого меры, – нехорошо прищурил глаза Дубельт. – Что же касается поручика Арсеньева: он видел этого человека в канцелярии города. Тот работал с бумагами для флота и городской больницы. Поэтому поручик даже не усомнился.

– А другие слуги… Больше никого не похищали? – я почувствовал, что перегибаю с вопросами, но просто не мог остановиться. Это же наш отряд пытались уничтожить, причем уже не в первый раз. Так что вычислить врага было не просто важно, это уже стало делом жизни и смерти.

– Больше никого. – Дубельт в процессе разговора словно несколько раз менял обо мне мнение. – Но вернемся к вашей ситуации. Вы получили фальшивый приказ и организовали свою вылазку. Рискнули жизнью двух сотен солдат, секретным оружием…

– Но сделал то, что было должно, – я закончил фразу сам. – Да, нас ждали. После прошлого инцидента мы подозревали это, поэтому сразу планировали операцию с учетом возможной ловушки.

– И как же вы это делали? Я ведь правильно понимаю, Григорий Дмитриевич, что, несмотря на годы службы, реального боевого опыта у вас нет? – Дубельт продолжил давить.

* * *

– Кстати, поддержу вопрос, – включился Меншиков. – Я узнал все детали и был искренне удивлен, сколько всего вы смогли предусмотреть. Более того, сохраняли хладнокровие и вносили корректировки прямо по ходу действия.

Генерал-адъютанту не очень нравилось играть на стороне третьего отделения, но в то же время ему хотелось понять этого молодого офицера. Если бы не просьба царя, он бы уже дал ему следующий чин, но… Возможно, государь и прав, с таким норовом Щербачев может не только пользу принести, но и шею свернуть. А пока… Пока пусть учится, пусть набивает шишки, растет, чтобы на самом деле принести пользу Отечеству.

– Я на самом деле не боевой офицер, – заговорил тем временем штабс-капитан. – У меня правда нет опыта, и я, зная об этом, готовился к войне по-другому. Учился развивать разум, учился смотреть на каждую схватку шире, чем это принято.

– Поясните, – почти ласково поддержал Щербачева Дубельт.

Меншиков невольно вспомнил слухи, которые ходили об этом офицере охранки. Все, кто с ним беседовал, даже по самым страшным делам, грозящим им казнью, не могли не отметить его вежливость и умение расположить к себе.

– Конечно, – штабс-капитан ничуть не смутился. – На бой можно смотреть просто как на столкновение двух сил, и тогда кажется, что побеждать должен тот, у кого больше батальонов. Но это не так… Иначе сорок лет назад Наполеон добился бы своего, но вместо этого война закончилась в Париже, а не в Москве. Что еще тогда можно добавить в уравнение? Боевой дух? Точно да, помним про двенадцатый год. Технические новинки? Ясное дело, мы сами столкнулись на Альме с нарезным оружием, и было бы глупо отрицать его силу.

– И вы об этом думали еще до Севастополя? – Дубельт опять мягко подтолкнул Щербачева.

Меншиков оценил тонкость момента. Леонтий Васильевич вроде бы и вежливость проявлял, и в то же время не давал своему собеседнику собраться с мыслями, заставляя говорить не правильные фразы и слова, а то, что на самом деле было у того на уме.

– Конечно, задолго до Севастополя и всей этой войны, – кивнул штабс-капитан. – Думал, пытался собрать в одну систему и в итоге понял, что все, о чем мы говорили выше, это только один уровень. Чтобы система заиграла, нужно было добавить в уравнение такую единицу как время.

– И что оно дало?

– Четыре этапа любого сражения, которые нужно учесть и проработать заранее, чтобы победить. Первый – дебют. Например, дикари думают только о нем, бросаясь в бой и даже не пытаясь помыслить, а что же будет дальше.

– Дебют – это как в шахматах или опере?

– Именно. После дебюта идет его развитие. Так, ударив в лоб, рыцарская конница преследует врага, а каре, выдержав натиск противника, начинает расстреливать его, не давая добраться до своего мягкого подбрюшья. Чем лучше разыгран дебют, тем лучше можно его развить.

– Кстати, а в нашем случае дебют – это что? – с интересом уточнил Корнилов.

– Для наших врагов дебютом была игра шпиона. Именно он направил нас в ловушку, которая по сути является ограничителем возможности развивать свой дебют для противника. И мы, чтобы это правило обойти, создали как можно больше точек воздействия.